Судьба и судьбы
Сестра Мария
Анастасия Береза
корреспондент «Цензор.НЕТ»
Никогда не знаешь, как повлияешь на жизнь другого. Никогда не знаешь, кто окажет влияние на тебя. Может быть, фотография. В моем случае — снимок французского фотографа Эрика Буве, сделанный трагическим утром 20 февраля 2014 года на улице Институтской в Киеве. На фото — женщина со светлыми волосами, опустившаяся на колени над мужчиной с простреленной головой.
Это Мария Матвиив, медсестра «скорой помощи» города Буск Львовской области. Она приезжала с мужем и сестрой на Майдан в самые опасные моменты революции и всегда была на передовой. «Я понимала, что Майдан — это наш шанс изменить свою жизнь к лучшему, и у меня не было вопросов, надо это делать или нет. Какой смысл жить, если бояться?»

Ночью 18 февраля Мария оказалась единственной женщиной среди 30 мужчин в автобусе из Львова в Киев. Весь день в столице она помогала раненым и готовила еду. Утром 20-ого наконец прилегла подремать, но ее позвали к Октябрському дворцу. Она бросилась помогать без каски, жилета и даже накидки «Красный крест». Оттуда увидела расстрел людей на Институтской и спустилась вниз. Сперва помогла кому-то легко раненому, но крики о помощи раздавались на самом верху баррикад.

«Я поползла наверх. Там снайперы не давали подойти к раненым. На минуту я остановилась. Вспомнила своего Дмитрика (сына), свою жизнь, своих близких, всех, кого люблю. Но крики о помощи были громче выстрелов. И я поползла к ним».

Мужчина на знаменитом снимке рядом с ней получил пулю в голову прямо у нее на глазах. «Входное отверстие было около двух сантиметров в диаметре. Кровь хлестала, будто из водопроводного крана. Я вытащила из сумки стерильный бинт и заткнула им рану, как пробкой. Сжала ее пальцами и стала звать на помощь: «Сюда! Все, кто может!» Мои крики были громче выстрелов, и мужчина с каталкой, бежавший спасать другого раненого, повернул в мою сторону».
В тот день, по последним данным, на Майдане погибли 48 людей.

Мария могла стать сорок девятой — снайпер стрелял и по ней. «Я спряталась за рекламный щит. Пули пробивали его: раз, два, три… Тогда мне действительно стало страшно. Упала на землю и, закрыв голову руками, стала отползать назад».

По дороге в безопасное место женщина дважды потеряла сознание от пережитого шока. Только на следующий день смогла вспомнить подробности произошедшего. А свою медицинскую сумку смогла открыть заново и вовсе лишь через месяц… дома, куда вернулась, никому не рассказывая о том, участницей каких событий стала.
Мария бы так никогда и не узнала о том, что знаменитый военный фотограф прославил ее на весь мир, если бы ее не разыскал другой журналист, из Украины, Юрий Бутусов. У нее нет электронной почты, и она не пользуется социальными сетями, а после Майдана вернулась к привычной работе в родном Буске.

В беседе с коллегой она сдержанно, но искренне рассказала о своих пятнадцати минутах на передовой и застенчиво отказалась от любой помощи или оплаченной поездки в Киев. В последний раз Мария побывала в столице, когда по убитым справили девять дней.

После того, как ее имя стало известно, женщина дала еще несколько интервью местным СМИ, но не стала завсегдатаем телестудий. Не превратилась в известного блогера, лидера мнений, не получила место в политической партии или каком-нибудь «реформаторском» офисе. Не пошла на выборы в местные органы власти. Она никак не использовала и не монетизировала то, что с нею произошло. По слухам, сейчас она тяжко работает в Польше, как и многие ее соотечественники с запада Украины.

Я не знакома со спасительницей с Институтской и вряд ли стану искать с нею встречи. Напротив, я даже боюсь вдруг узнать ее политические взгляды, отношение к оккупированным территориям или, например, к ЛГБТ-сообществу. Мне не очень важно, за кого она голосует и что думает о ходе военных действий на Донбассе или о ситуации в Крыму. Для меня она навсегда человек поступка, не подлежащего переоценке. Не революционер, не радикальный политик, не охотник за адреналином. Она ползла по Институтской не за острыми ощущениями или по глупости, а потому, что могла быть полезной. Потому что «крики о помощи слышала больше, чем свой собственный страх». Я часто вспоминаю именно эти ее слова, когда еду в зону военных действий на Донбасс как журналист или волонтер. Ведь «какой смысл жить, если бояться?»
Читайте также
Made on
Tilda