Даешь передел?

Украинское общество, похоже, не может жить без лозунгов и шумных политических кампаний. Украинские политики в каждом новом сезоне предлагают новые варианты кампаний, понимая, что шумовые эффекты очень часто с лихвой компенсируют отсутствие политического процесса. То у нас активно внедряли административную реформу, то политическую, то боролись с олигархами. Теперь на повестку дня выходит новая политическая кампания — «реприватизация предприятий, приватизированных с нарушением законодательства».

Правые политики (каковыми себя считают представители «Нашей Украины» и Блока Юлии Тимошенко) во всем мире уважают неприкосновенность частной собственности и даже основывают свои политические доктрины, в частности, на защите частной собственности и бизнеса. В демократических государствах, где при власти находятся правые, реприватизация возможна только в случае, если суд наивысшей инстанции (не какой-либо районный) признает, что процесс приватизации прошел с серьезными нарушениями, а «приватизаторы» откровенно жульничали. Подобного рода случаев — единицы.

В государствах, где к власти приходили левые политики, часто начинался процесс массовой национализации. При этом реприватизация, как правило, вела к национализации приватизированных предприятий — то есть к переходу их из собственности частной либо акционерной в собственность государственную. Подобного рода процессы наблюдались в свое время в странах социалистического лагеря.

Во многих постколониальных государствах процессы реприватизации явились продолжением национально-освободительного движения. Например, в Индии до провозглашения независимости множество промышленных объектов принадлежали англичанам, а после провозглашения независимости перешли к новым собственникам либо же были национализированы.

В каких случаях реприватизация вообще может иметь место?

Во-первых, если суд высшей инстанции — с учетом всех нюансов действующего законодательства — решит, что приватизация прошла с грубыми нарушениями закона.

Во-вторых, если приватизированный объект не подлежал приватизации из-за его стратегической значимости, однако все-таки был продан вследствие коррумпированности чиновников и бизнесменов. В обоих случаях решающим должно быть мнение суда, и процесс реприватизации необходимо сопровождать наказанием виновных в нарушении законов. Стоит ли говорить, что суд должен быть абсолютно независимым, а Государственная судебная администрация не должна подчиняться Совету нацбезопасности и обороны?

В-третьих, временная национализация (мобилизация) предприятия производится в том случае, если государство вовлечено в вооруженный конфликт (объявлена война и мобилизация), а то или иное предприятие носит оборонный характер либо может послужить делу защиты родины, но у владельцев предприятия нет соответствующих договоров с Министерством обороны. Но даже Гитлер в годы Второй мировой не решился на мобилизацию концернов «Сименс» и сталелитейных заводов Круппа.

В-четвертых, реприватизация сопровождает национально-освободительную либо социальную революцию. В первом случае — когда государство переходит из разряда колонии в разряд независимого. Во втором — это часто практикуемая левыми национализация.

В любом случае, правительство не является тем компетентным органом, который может решать судьбу того или иного промышленного объекта, находящегося в частной либо акционерной собственности. Волюнтаризм правительства в данной сфере — это проявление беззакония и превышение полномочий, что мы отчетливо наблюдаем в Украине. Иными словами, если в государстве происходит демократическая революция (вообще не предусматривающая вмешательства в экономическую сферу, если эта революция — действительно демократическая), то серьезных поводов для реприватизации — в случае отсутствия их подтверждения Верховным судом — попросту нет. Иначе все реприватизационные процессы превращаются в очередную политическую кампанию, максимально популистскую и направленную на завоевание дешевого авторитета у масс, не остывших от революционной стихии.