Экономическая мифология Донецка

В непрекращающихся дискуссиях о специальных экономических зонах и территориях приоритетного развития используются самые разнообразные аргументы «за» и «против». Но защитники идеи льготного режима инвестирования в Донецкой области никогда не упоминают о главной причине, побуждающих их столь рьяно отстаивать, в том числе и в словесных дуэлях со своими же однопартийцами и земляками в правительстве, право на жизнь специальных экономических зон (СЭЗ) и территорий приоритетного развития (ТПР): льготный режим породил особый тип предприятий, которые способны работать только в «тепличных» условиях. Финансовые поблажки оказались самым мощным «наркотиком», «ломка» после которого оказалась жестокой и страшной.

После принятия в 1998 году Закона «О специальных экономических зонах и специальном режиме инвестиционной деятельности в Донецкой области» (№356) руководители предприятий региона рассчитывали на беззаботную льготную жизнь в течение 60 лет для СЭЗ и 30 лет — для территорий приоритетного развития. Под действие закона подпали 26 городов и семь сельскохозяйственных районов области.

Но жизнь внесла свои коррективы. Даже после возвращения в 2006 году к власти правительства Виктора Януковича триумфального реванша СЭЗ и ТПР не произошло. Частично обновленная команда премьер-министра решила произвести переоценку ценностей, в том числе и законодательного экспромта почти десятилетней дав­ности. Изменились социально-экономические условия, породившие такую модель инвестирования, и благодаря правительству Юлии Ти­мошенко появилась возможность сделать паузу, перевести дух и оки­нуть критическим взглядом пройденный путь. Переоценка эта идет медленно и с отчетливо слышимым скрипом, поскольку здесь очень тесно переплелись политические мотивы и амбиции, соображения экономической целесообразности, особенности применения мировой практики на суровых украинских просторах и уже почти оформившееся явление фольклора — мифы о «донецком экономическом чуде».

В том, сегодня уже далеком 1998 году закон о СЭЗ и ТПР в Донецкой области дал надежду многим — и бизнес-элите, и административному руководству региона, и широким слоям населения на значительное улучшение качества жизни. Авторство законопроекта и идеи в целом приписывают нынешнему топливно-энергетическому «вице» Андрею Клюеву. Как утверждал Юнг, «не Гете создал Фауста, а Фауст создал Гете», так и здесь — не Клюев придумал СЭЗ и ТПР, а они «самовыразились через» Андрея Петровича.

Краткая зарисовка из жизни Донетчины. Правительство Валерия Пустовойтенко приняло решение о закрытии нерентабельных шахт. В результате без работы и перспективы ее получения в ближайшем будущем оказались, по разным оценкам, от 200 до 450 тысяч горняков. Это решение в дальнейшем обернулось массовыми забастовками с блокированием железнодорожных путей и голодовками. Озлобленные шахтеры не скрывали, что готовы к силовым методам поиска хлеба насущного.

Но богатые «тоже плакали»: в государстве постепенно выкристаллизовывалась более-менее работоспособная система власти, которая вдруг стала проявлять «нездоровый» интерес к приобретениям, сделанным в годы «дикого капитализма». Один из героев романа Виктора Пелевина «Generation П» очень точно описал парадоксальные явления тех времен: «Главная особенность российского экономического чуда заключается в том, что экономика все глубже опускается в ж… а бизнес развивается, крепнет и выходит на международную арену». Но мы же братские народы — в Донбассе происходило точно то же самое.

Однако обветшавшие производственные мощности приватизированных в огне перестрелок заводов постепенно становились неспособными приносить прибыль своим новым владельцам, пришедшим на смену «красным директорам». Доля убыточных предприятий в Донецкой области в 1998 году, по официальным данным, составляла 44,5%. Сроч­но требовалось легальное вложение капиталов и обновление производства. Желательно — подешевле и на хороших условиях. Властям региона, в свою очередь, требовались эффективные меры для предотвращения социального взрыва. Все эти чаяния, мечты и радужные планы воплотились в пресловутом законе. Единст­венное новшество, которое внесли «донецкие» в мировую практику специальных экономических зон, — это ТПР. Правовой статус территорий приоритетного развития отличался от традиционных СЭЗ отсутствием экстерриториальности при тех же объемах льгот.

Были созданы и две традиционные СЭЗ — «Донецк» и «Азов», оборудованные, как и полагается, таможенными терминалами. Появилась и необходимая для успешной реализации этой идеи бюрократическая надстройка — Совет по вопросам специальных экономических зон и специального режима инвестиционной деятельности в Донецкой области. Этот совет по очереди возглавляли Андрей Клюев, затем нынешний глава Госкомитета по телевидению и радиовещанию Эдуард Прутник. В настоящее время этим органом руководит заместитель председателя Донецкого облсовета Владимир Ишков. В совет входили руководители крупнейших предприятий, некоторые депутаты облсовета и чиновники из обладминистрации.

Еще один парадокс: решения этого совета являлись обязательными для исполнения органами власти. Крупный бизнес, по сути, на очень даже законных основаниях командовал властью. Такое, наверное, возможно только в Украине.

В идеале предполагалось, что соблазненный льготами инвестор массово придет и станет создавать рабочие места, осыпать местных жителей благами земными и вернет Донбассу былую славу. В следующем по хронологии 1999 году в области в рамках СЭЗ и ТПР начали работать 27 инвестиционных проектов на сумму 212 млн. долл. Пик инвестиционной активности пришелся на 2003—2004 годы, когда в регионе стартовали 68 проектов на сумму более 2,5 млрд. долл. Донецк уверенно вышел на лидирующие позиции по всем показателям социально-экономического развития: уровень заработной платы, темпы роста производства, увеличение экспорта товаров, внешний торговый оборот и т.д. По словам уже упомянутого В.Ишкова, в период работы СЭЗ машиностроение наконец-то начало возрождаться и рост темпов производства составил по итогам ударной пятилетки 53%.

Однако в этом ошеломляющем успехе «экономического чуда» есть масса «но». Во-первых, многие указывают на то, что поставленной задачи (помимо чьих-то частных бизнес-интересов) СЭЗ и ТПР так и не выполнили. «Общество не получило ту отдачу, на которую рассчитывало. Инвестиционные ресурсы не поступают в ослабленные в экономическом плане регионы. Поставленная цель была реализована не в полном объеме. Доля иностранных инвестиций была неоправданно низкой», — так оценил результаты работы СЭЗ и ТПР министр экономики Владимир Макуха. Приходится признать, что он прав: на фоне благополучной статистики диспропорция между богатыми и бедными отнюдь не уменьшилась. С Донецком, который можно без скептической ухмылки назвать европейским городом (если не по уровню жизни, то хотя бы по внешнему антуражу), соседствует беспросветно нищая донбасская провинция, где появились брошенные жилища (подоб­ное явление последний раз наблюдалось в годы Голодомора, когда люди бросали дома в селах и бежали работать на шахты, потому что там хоть и приходилось жить в бараках, но можно было получать продуктовые карточки). Власти области в отчаянии даже заявили о намерении отдавать эти квартиры бесплатно всем, кто согласится переехать в депрессивные города. К сожалению, Донбасс не стал материком благополучия, а лишь архипелагом с небольшими «светлыми» островками вокруг успешных предприятий.

Повторюсь: СЭЗ и ТПР в До­нец­кой области свою задачу не выполнили. В том числе и как механизм привлечения иностранных инвестиций. Зарубежные инвестиции в Донецкой области составили 22% от общей суммы привлеченных средств, а в целом по стране, по словам Владимира Макухи, — около 4%. Структура этих вложений на родине ТПР — Донетчине — лишний раз подтверждает, что закон 1998 года писался и лоббировался донецкой элитой исключительно под себя, любимых.

Основным инвестором в экономику региона оказался Кипр — 47%. Это тоже «донецкие» доллары, только вывезенные в офшоры, а затем возвращенные в Украину, когда стало малость поспокойнее. Среди инвестиционных лидеров также значится Великобритания, но, как уверяют некоторые эксперты, секрет этого фокуса состоит в том, что часть Британских островов также являются офшорными зонами. Пятая часть инвестиций приходится на Соединенные Штаты, но, по сути, это инвестиции в один проект — завод «Каргил» по переработке семян подсолнечника. Это едва ли не единственное предприятие, которое заработало в рамках тех самых, принятых во всем мире СЭЗ. Еще из «чистых» иностранцев остается немец герр Кнауф, глава одноименной корпорации, производящей строительные материалы, который уже вложил в строительство гипсового завода более 60 млн. евро. Удельный вес этого проекта — 5% от общего объема иностранных инвестиций.

Впрочем, защитники СЭЗ утверждают, что преобладание отечественного инвестора — это не так уж плохо. Нардеп-регионал Валентин Ландик, глава группы компаний «Норд», успевшей за время работы в рамках СЭЗ и ТПР обеспечить 99% внутреннего рынка своими холодильниками, заявил: «Если отечественный инвестор — это нормально, это на развитие экономики. Если иностранный инвестор — это инфляция. Я могу с любым спорить. Особенно если привлекаются инвестиции в банки — это чистейшей воды инфляция, которая действительно способствует ухудшению экономического состояния».

Его поддержал и нардеп Борис Колесников, экс-глава Донецкого областного совета, которого также считают совладельцем кондитерской фабрики «Киев-Конти». По словам Колесникова, государство должно быть заинтересовано, прежде всего, в стимулировании экономики с помощью отечественного капитала.

Все помнят и неожиданную позицию народного депутата Рината Ахметова, который на выездном заседании парламентского комитета по вопросам экономической политики в Донецке заявил, что «крупному бизнесу преференции не нужны». «Крупный бизнес уже вырос из коротких штанишек и способен конкурировать на равных. Крупный бизнес отказывается от льгот», — сказал тогда Ахметов, подчеркнув, что говорит не только как депутат, но и как представитель крупного бизнеса.

По его словам, такого же мнения придерживаются и европейские бизнесмены. «Инвестор, особенно западный, очень осторожно относится ко всем видам льгот», — подчеркнул Р.Ахметов.

Однако глава парламентского комитета по экономической политике Владимир Заплатинский в ком­ментарии «ЗН» позицию Ахме­това поддержал. «Крупный отечественный капитал действительно готов конкурировать. Причем не только на украинской территории, но и далеко за ее пределами. Но когда мы говорим о СЭЗ и ТПР, это не только отечественный капитал. Есть и депрессивная территория, куда не пойдет крупный капитал», — отметил народный депутат.

Не стоит, однако, считать экономическое новшество «имени Клюева» однозначно негативным явлением. Благодаря льготному режиму инвестирования смогли обновить производство металлургические предприятия, что пока позволяет им оставаться конкурентоспособными на европейском рынке. Говорят, в 1998 году, например, на Енакиевском металлургическом заводе еще стояли станки, сохранившиеся с тех времен, когда отбитый у немцев ЕМЗ дал первый металл. Было также создано 2298 новых и сохранено 376 рабочих мест. Но нужно учитывать, что развитие инвестпроекта помогало создавать и сохранять рабочие места и на других предприятиях, так или иначе задействованных в реализации проекта, — подрядных организациях, потребителях полуфабриката или готовой продукции и т.д.

Может оказаться, что нынешняя дискуссия вокруг СЭЗ и ТПР — это размахивание кулаками после драки. Эксперты считают, что острожный и пугливый зверь по имени «иностранный инвестор» заглянет в Украину еще не скоро. И детям своим закажет путь в «неньку». Так что рассчитывать можно только на внуков, и то не факт. С другой стороны, ждут притока поступлений из России. «Отменой СЭЗ и ТПР мы очень сильно напугали западных инвесторов. Российские более привычны к тем условиям, в которых мы работаем. Более спокойно реагируют. Поэтому большие деньги пойдут к нам из России», — считает Владимир Заплатинский. В то же время он отметил, что безо всяких льгот уже готовы работать металлургия и химическая промышленность. Однако министр экономики Владимир Макуха заявил, что, несмотря на все свои упреки, остается сторонником необходимости такой модели экономического развития. Правда, предлагает другую форму — адресное льготирование вместо территориального.

Что касается инвестиционных потребностей региона, то Владимир Ишков выделяет следующие направления: «Во-первых, машиностроение, здесь мало что удалось. Кроме того, надо решать проблему легкой промышленности. И третье — если мы хотим «строительный бум», то нужно вкладывать средства в строительную индустрию. Что касается сельского хозяйства, то здесь надо подходить избирательно: животноводство — возможно, да, растениеводство — наверное, нет. Углепром — возможно, но здесь надо направить инвестиции на строительство новых шахт. А латать дыры сегодня уже нецелесообразно».

Тем не менее на последней сессии Донецкого горсовета депутаты шахтерской столицы оптимистично заложили в показатели программы социально-экономического развития иностранные инвестиции в размере 92 млн. долл. Мэр Донецка Александр Лукьянченко заверил, что эта цифра — результат уже достигнутых договоренностей и проектов, вступивших в стадию непосредственной реализации. Но эти проекты касаются в основном, опять-таки, крупных и успешных предприятий — Донецкого металлургического завода, шахты имени Засядько и др. Вопрос о том, когда за счет инвестиций с карты Донбасса начнут исчезать черные пятна депрессивных территорий, остается открытым. Тем более что доля предприятий, требующих капитальных вложений, по оценкам специалистов, достигает 70%.