Circulus vitiosus - порочный круг (латин.)
Иды - середина месяца, пятнадцатый день марта, мая, июля и октября и тринадцатый день остальных месяцев.
Оппидиум - VIP-ложа
Сестерция - мелкая денежная единица
Талант - крупная денежная единица
Мытарь - налоговый инспектор
Манипул - воинское подразделение (как бы рота)
Эргастул - помещение для рабов
Триклиний - столовая
Кубикул - итальянская спальня
Атрий - по-нашему, калидор
Авгур - жрец, исключительно достоверно предсказывающий волю богов на основании наблюдений за поведением и аппетитом птиц
Цезарь - должность (нечто вроде арбитра нации)
Плазмаренкус - лицо без определенного места жительства
Картина первая
Через четыре дня после февральских ид, в 8 год черновежской эры, в пору царствования великого цезаря Кучумкуса Огненного, едва только стало светать, на улицах славного города Киви стал собираться народ, прибывший из всех концов великой империи. Надменные патриции и славные трибуны, нищие и отпущенники, городские воры и отмеченные шрамами старики-гладиаторы, менялы и кидалы, шуты и куртизанки - все шли к Большому цирку.
По пути толпа натыкалась на манипул легионеров - храбрые воины тщательно проверяли пергаментные пригласительные. За спиной легионеров жались друг к другу городские жалобщики, держа на вытянутых руках пурпурные полотна с начертанным на них девизом - «Хлеба и зрелищ!». Хлеба на жалобщиков в городской казне, как правило, не хватало. Что касается зрелища, то оно было в повестке дня. Сегодня в Большом цирке давали бой гладиаторов.
Два гладиатора - Публий Плазмаренкус (с коротким мечом и дырявым щитом) и Меммий Погребенькус (с сетью и трезубцем) застыли в центре арены. Сенаторы и консулы заняли свои места на площадке оппидиума. Все ждали сигнала великого цезаря, увлеченного беседой со всадником Премьерием Валером и трибуном Тыкаченкусом.
Кучумкус (глядя куда-то налево и ощупывая на голове лавровый венок): Не знаешь ли ты, Валер, кто эта досточтимая матрона?
Премьерий Валер: О солнцеподобный, сие ничтожество не достойно твоего священного внимания. Это вольноотпущенница Юлинна, ранее замеченная в дружбе с презренным изменником Плазмаренкусом. Жрецы говорят, что именно она стала причиной его гибели.
Кучумкус (изумленно глядя на арену): Гибели? Разве этот клятвопреступник уже принесен в жертву великим богам?
Премьерий Валер (не расслышав): Багамам он предпочитал Канары. Но в последнее время его держали в клетке.
Кучумкус (раздраженно): Я спрашиваю, разве Плазмаренкус умер?
Премьерий Валер (глядя на песочные часы): Пока нет. Но она его уже похоронила. (В кармане туники Валера назойливо звонит сотовый телефон).
Тыкаченкус (беззлобно): Развели тут почтмат. (Поворачиваясь к Кучумкусу). На чью победу поставит счастливейший из смертных?
Кучумкус: Не дождетесь…
Тыкаченкус: Прости, о смертельнейший из счастливых!
Кучумкус: То-то же… Ставлю на Погребенькуса (Шарит по карманам тоги). О, боги! Все раздал попрошайкам. В управление. (Что-то соображает. Сообразив, хватает Премьерия Валера за антенну мобильного телефона). Пройдись по трибунам. С каждого обладателя такой штуки возьми по десятке.
Тыкаченкус (глядя вслед уходящему Валеру, одобрительно): Мудро, о правитель. Лишь нам с тобой богами даровано право сидеть. Все остальные должны работать.
Кучумкус (веско): Только я определяю, кто должен сидеть, а кто нет!
Тыкаченкус: Отож. Каждому овощ свой срок.
Премьерий Валер (с неприязнью взирая на Тыкаченкуса, шепотом): Ну и фрукт!
Несколькими рядами ниже четверо сенаторов предаются бурному спору.
Сенатор Социкус: Чем провинился этот несчастный? Не додал мытарю жалкой пары тысячи сестерций! Это ли повод для столь сурового наказания?
Сенатор Нацикус: Он похитил у великого цезаря несколько миллионов талантов! За подобные прегрешения следует колесовать!
Сенатор Громадикус: Требую честной схватки! Плазмаренкус не может драться. Он нездоров. Потоки пота струятся по челу его. Он погибнет.
Сенатор Комикус: Слабый должен погибнуть. Кому нужен больной гладиатор?
Великий цезарь дает отмашку белоснежным платком. Толпа улюлюкает. Плазмаренкус и Погребенькус сближаются.
Погребенькус (делая неловкую попытку набросить сеть на противника): Клянусь подземельями Кравченкуса, близок миг, когда ты будешь молить меня о пощаде!
Плазмаренкус (ловко выскальзывая из сети): Послушай, ты ведь такой же ничтожный раб, как и я. А два раба всегда могут договориться.
Погребенькус (предпринимая вторую попытку опутать своего врага): С рабом договариваться проще, чем с патрицием. Но я не знаю способа решать вопросы с покойником.
Плазмаренкус отшвыривает сеть мечом.
Цезарь Кучумкус (с недовольством наблюдая за происходящим): Так они будут до выборов нового сената отплясывать. (Трижды хлопает в ладоши.)
Спустя мгновение на арену выскакивает рота швейцарских гвардейцев. Еще через мгновение Плазмаренкус обезоружен и связан.
Погребенькус ставит ногу на тело противника и обводит глазами амфитеатр, дабы узнать волю зрителей. Большинство благородных сенаторов опускают большой палец правой руки книзу, призывая добить поверженного. Меньшинство поднимает руку вверх, сжав ее в кулак и подогнув большой палец - в знак того, что побежденному даруется жизнь. Кое-кто стыдливо прячет руки за спину. Некоторые самозабвенно складывают фиги в карманах тог.
Погребенькус заносит трезубец. Вопль изумления. На арене лишь сеть, изрубленный в щепки щит и сломанный меч. Плазмаренкус испарился.
Сенатор Фолкоффус (обращаясь к соседу по скамье на оппидиуме): Где этот несчастный?
Сенатор Жмуркус (загадочно): Отправился в лучший мир.
Сенатор Фолкоффус (задумчиво): Все там будем.
Сенатор Жмуркус: Думаешь, уже пора?
Сенатор Фолкоффус: Сам думай. Все тебе надо объяснять на пальцах…
Разочарованная толпа начинает расходиться.
Картина вторая
Вечер того же дня.
Триклиний трибуна Тыкаченкуса. На пуховых пурпурных подушках возлежат его сподвижники. У всех в руках чаши с вином.
Тыкаченкус (поднимая серебряный кубок): Близок час моего величия. Но еще ближе день моего рождения. Друзья мои, разошлите папирусы с приглашениями всем консулам и сенаторам, трибунам и всадникам, наместникам и полководцам. Закажите самые лучшие яства и вина. В этот день я украшу свои одежды императорскими знаками отличия. Пусть все знают о моей силе. Всякого, кто решится пренебречь моим радушием, занесите в отдельный реестр. Приходит время собирать друзей и разбрасываться деньгами. Придет время забрасывать камнями недругов!
Фолкоффус: О солнечный овощ райского огорода! Есть ли повод для подобной поспешности? Твое могущество взойдет, как всходы на грунте, испытавшем на себе волшебную силу навоза. Но лишь неопытный земледелец торопится удобрять почву. Скромнее надо с днем рождения, батя!
Тыкаченкус: Здесь не сенат и не партхозактив. Здесь я решаю. А ты, благородный патриций, собирай надежных людей. Предстоит жестокая схватка с нацикусами за объединение священных земель.
Фолкоффус: О, священное яйцо божественного инкубатора! Двести тридцать храбрых сердец и двести тридцать надежных клинков в назначенный день будут в полном твоем распоряжении. Моя честь тому порукой.
Тыкаченкус: А если кого свалит тяжелый недуг?
Фолкоффус: Оставшиеся будут сражаться за двоих, за троих.
Тыкаченкус: Так тому и быть… Пусть не забудут оставить карточки… Кириченкус, закажи мне пурпурную мантию.
В углу атрия, спрятавшись в тени железобетонных колонн, беседуют благородный патриций Омелий Мэрус и не менее благородный плебей Петрий Симоникус.
Омелий Мэрус: Как думаешь, у него есть шанс?
Петрий Симоникус: Тут все от меня зависит.
Омелий Мэрус: Одолжишь ему своих рабов для восстания? (Озирается по сторонам.) А может, сам решишься Кучумкуса свергнуть? Между прочим, тебе пурпур к лицу.
Петрий Симоникус (покраснев от удовольствия): Мне лицо блюсти надо. Сегодня за меня рабы что хочешь кому хочешь порвут на каббалистический символ. Почему? Потому что я обещаю освободить их от цезаря. А если я сам стану цезарем, что я им тогда должен, по-твоему, обещать?
Омелий Мэрус: Обещаю для тебя что-нибудь придумать.
Петрий Симоникус (недоверчиво вглядываясь в лицо собеседника): Спасибо за услугу.
Омелий Мэрус: Услуга за услугу. Я снова выставляю свою кандидатуру на пост городского префекта. Наш плебс меня любит, но он об этом еще не знает. Клянусь сточными водами Стикса, будет лучше, если плебс узнает об этом от тебя.
Петрий Симоникус: Дабы возвестить ученикам благую весть, я должен собрать их в достойном месте. Пристало ли мне общаться со своими приспешниками в эргастулах и каменоломнях? Неужели в славном городе Киви нет приличного здания для тайных собраний рабов?
Омелий Мэрус (передавая Симоникусу ключ): Да хранит тебя бог народной войны Маркс!
Омелий Мэрус и Петрий Симоникус расходятся весьма довольные собой и друг другом.
Картина третья
Ночь. Капитолий. Великий цезарь Кучумкус Огненный возлежит в кубикуле на подушках и играет на лютне. Входит Премьерий Валер.
Премьерий Валер: Электорального благополучия великому цезарю!
Кучумкус: Входи, Валер. Какие вести?
Премьерий Валер: Худые, властитель. Народ ропщет. Зреет бунт. Презренный плебс снова требует хлеба и зрелищ.
Кучумкус: Будут ему зрелища. За девять дней до мартовских ид повелеваю провести праздник великого жертвоприношения.
Премьерий Валер: Кого будем приносить в жертву?
Кучумкус: Хвала Демосу, жертвы отыщутся сами. На конкурсной основе. В зависимости от размера пожертвований раздашь почетные звания «Рабовладелец года», «Откупщик года», «Меняла года», «Весталка года», «Плебей года», «Гладиатор года», «Шут года» и «Куртизанка года».
Премьерий Валер: Раба года определять будем?
Кучумкус (поразмыслив): Нет. Конкурентов много, а обижать никого не хочется… Теперь о хлебе насущном. Как отреагировал сенат на мой эдикт об увеличении податей за пользование клозетами, за сжигание свечей и за езду на колесницах?
Премьерий Валер: Наложил вето, о заботливейший.
Кучумкус (беззаботно): Перешли эдикт верховным жрецам, пусть наложат на их вето свое табу. Когда наложат, пусть доложат. (Мечтательно.) Это будет великий день. В этот день я войду в сенат в новом галстуке, надетом поверх праздничной тоги.
Премьерий Валер (робко): О изысканнейший, галстук поверх тоги - это слишком смело…
Кучумкус (назидательно): Я не боюсь непопулярных решений. Я слишком популярен для этого. Кстати, что говорят авгуры о моем рейтинге?
Премьерий Валер: Он непрестанно растет. Судя по размаху крыльев наших орлов, ты одержишь безоговорочную победу на осенних скачках.
Кучумкус: Тогда почему же по нашему городу ходят клеветнические слухи о том, что я стар для подобного состязания?
Премьерий Валер: Если великий цезарь не побрезгует следовать моим советам, я обещаю, что он обязательно придет первым на осенних скачках. О спортивнейший, я не гожусь на роль наставника для наместника богов. Но роль преданнейшего помощника по вопросам скачек мне по плечу.
Кучумкус: Седьмым будешь.
Премьерий Валер (растерянно): Я уже и так седьмой.
Кучумкус: Еще раз будешь седьмым. Седьмым помощником по вопросам скачек. Фолкоффус, Пингпогчукус, Дыркачус, Куликус, Жмуркус и Нефетгазус тоже знают толк в темных лошадках.
Премьерий Валер (вкрадчиво): Осмелюсь заметить, о информированнейший, почтенный патриций Фолкоффус больше разбирается в козах, чем в лошадях. Сей достойный муж неоднократно целыми ночами водит это благородное животное огородами славной провинции Заспанная Конча.
Кучумкус (строго): С кем это?
Премьерий Валер (изгибаясь в поклоне): С другими благородными патрициями. К примеру, с народным трибуном Тыкаченкусом.
Кучумкус (задумчиво): Водить козу - не великий грех. Лишь бы рога не наставил… О чем они говорят?
Премьерий Валер (переходя на шепот): О скачках, о проницательнейший.
Кучумкус (с интересом): И на кого намерен поставить почтенный трибун?
Премьерий Валер: На себя. Если Фолкоффус подыщет ему подходящую лошадку.
Кучумкус: А ты говоришь, он ничего не понимает в лошадях. Да он настоящий троянский конь!.. Нет, не верю. Тыкаченкус предан мне. И в награду за преданность я повелеваю назначить его Трибуном года! Впишите в мою квоту! Такова священная воля великого цезаря!
Премьерий Валер (переходя на шепот): Он не примет этой награды, о добрейший.
Кучумкус (обхватив голову руками, с глухим стоном): Неужели измена? И ты, Брут… Пусть Юпитер поразит тебя лазерным лучом, пусть переедет тебя своим огненным трактором! Страшна будет моя месть! В наказание за измену я позову весь Киви на его куркульский юбилей. От своего имени! Всех, включая последнего презренного раба! Чем больше съедят, тем меньше останется талантов на скачки! Все на день рождения Тыкаченкуса! Такова священная воля великого цезаря!
Картина четвертая
Раннее утро. Центральная площадь древнего города Киви. Свежий ветер гоняет обрывки ярких плакатов с портретами главных менял и главных кидал года, с портретами лучших куртизанок и лучших шутов года, снятых в обнимку с великим цезарем. Легионеры с несвежими лицами гоняют городских жалобщиков. Городские шавки с наслаждением поглощают объедки - остатки великого пира, данного в честь юбилея великого трибуна Тыкаченкуса. В гостинице «Имперская» моют и посыпают хлоркой полы. Возле здания сената ссорятся два патриция.
Первый патриций (толкая второго в плечо): Ты кто такой?
Второй патриций (толкая первого): Нет, а ты кто такой?
Первый патриций: Я - Рухас!
Второй патриций: Самозванец! Это я Рухас!
Оба обнажают мечи. Звон клинков… Напротив Капитолия стоят друг напротив друг великий цезарь Кучумкус и народный трибун Тыкаченкус. Они топают ногами, что-то громко выкрикивают, но при этом не глядят друг на друга.
Со стороны это опять напоминает «разговор слепого с глухим».