Главная цель, которую в первой половине века исповедовала западная социал-демократия, состояла в реформировании капиталистического строя с целью придания ему пресловутого «человеческого лица», что в переводе на стандартный политэкономический язык подразумевало смягчение эксплуатации наемных работников. Однако в конце века модель общества всеобщего благоденствия или социальной рыночной экономики испытывает серьезный кризис и подвергается непрекращающимся атакам адептов неолиберальной стратегии. Эта ситуация нашла свое адекватное отражение в эволюции взглядов и даже внешнего имиджа новых вождей западноевропейских эсдеков.
Бронепоезд переведен на «третий путь»
Первыми новую идеологию начали успешно осваивать «новые англосаксы», под которыми я имею в виду «новых демократов» времен Билла Клинтона и «новых лейбористов» под предводительством Тони Блэра. В ее основе лежит учение шотландского религиозного философа Джона Макмарея, чьим главным последователем в США является Амитай Этзиони. Именно идеи последнего оказали заметное влияние на взгляды вице-президента Соединенных Штатов Альберта Гора.
Если говорить о сути учения, то она состоит в том, что ключевым элементом национальной жизнедеятельности объявляется не индивид и не общество, а отношения (коммуникации) между людьми в рамках семьи, дружеских и соседских контактов, религиозных отправлений и т.п. Сторонники коммунитарного движения делают упор на обязательства индивида перед обществом, равно как и общества перед индивидом. Другими словами, для коммунитаристов активность гражданского общества представляет собой как бы «третий путь» между государственным коллективизмом и неолиберальным индивидуализмом.
Таким образом, появление «новых англосаксов» означало сдвиг в социал-демократической интерпретации общества от коммуны к своего рода ассоциации. Традиционные коллективистские ценности уступили место ценностям единения людей друг с другом для отстаивания своих интересов, а традиционная общественная солидарность - новым формам этического индивидуализма. Теперь основным элементом динамичной процветающей экономики становится «гибкий рынок труда» в отличие от «равнения» на широкие социальные блага и трудовые права, которое было свойственно «старым социал-демократам».
Такого рода подход возник в результате многолетних дебатов в развитых обществах вокруг конфликта между «условиями» и «правами». Дело в том, что действующие ныне в социальной сфере законы предоставляют права независимо от имеющихся ресурсов их реализации. Это часто порождает конфликты, ибо между объявленными правами и ограниченными ресурсами существуют, как правило, значительные расхождения. Ранее те, кто стремился наложить «вето» на условия предоставления «законных» прав, величались тэтчеристами, теперь же их список пополнился «новыми» демократами и лейбористами и, не исключено, что и немецкими эсдеками. В этом смысле роман Блэра (и, как мы увидим ниже, Шредера) с крупным бизнесом в преддверии выборов выглядит скорее не как тактическое, а стратегическое сотрудничество.
Тем не менее «третий путь» порывает с тэтчеризмом, когда настаивает, что главную роль должен играть общественный сектор. Но он также расходится и с традиционной социал-демократией, когда предлагает плавно заменить исчерпавшую себя кейнсианскую модель управления, основанную на парадигме удовлетворения спроса. Вопрос о формах собственности, по мнению «новых социал-демократов», больше не стоит в повестке дня, ибо главный секрет успеха в экономике - в развитии человеческого фактора. Такие неосязаемые богатства, как знания, идеи и творчество, уже сегодня имеют не меньшее значение, чем физический и финансовый капитал, а завтра, вполне возможно, обойдут их.
До сих пор осуществлявшаяся «новыми демократами» и «новыми лейбористами» реформа в социальной сфере была сосредоточена на формировании нового подхода к труду, во главу угла которого поставлена высокая трудовая мораль. Возникла тяга правительства к моральному авторитаризму, согласно которому лишь тот, кто желает работать, имеет право на получение материальных благ от государства. Знаменитая христианско-коммунистическая заповедь «Кто не работает - тот не ест» трансформировалась в «Кто не работает - тот не получает пособия». В этом новом «трудовом обществе» разрабатываются программы поощрения трудовой деятельности и те, кто отказываются к ним подключиться, лишаются части своих прав на материальное обеспечение. Это уже в полной мере почувствовали на «своей шкуре» американские иммигранты из бывшего СССР и, по-видимому, достаточно скоро почувствуют их немецкие «коллеги» (многие из них, между прочим, это интуитивно ощущают и молятся на победу Коля).
Таким образом, курс «старых лейбористов» на равенство в распределении социальных благ, а также во многом сходные с ним «рейновская модель» в Германии и политика социалистического правительства Лионеля Жоспена во Франции - все это символы-приоритеты уходящей эпохи. «Третий путь» также означает, что политика, основанная на классовом подходе к таким традиционным понятиям, как правый и левый, больше не отвечает социальным реальностям потребительского общества. Сегодня, считают приверженцы данного пути, мы переживаем на новом витке исторической спирали процесс, обратный тому, который имел место в конце ХIХ века, а именно - сдвиг от внеклассового радикализма к классовому социализму. Именно отсюда проистекает альянс «новых социал-демократов» с партиями-наследницами традиций либерального радикализма.
Как же соотносятся между собой «третий путь» и давняя дилемма социал-демократии: управлять капитализмом по-человечески или отменить его как таковой? Если судить по практике правительства Тони Блэра, речь идет о совершенствовании управленческой парадигмы, хотя правящие лейбористы стремятся отойти от прежних споров между теми, кто ратует за усиление роли государства в экономике, и теми, кто этому противится. Цель, по их мнению, заключается в том, чтобы по-новому определить роль государственного вмешательства, обеспечив его активность в одних областях и пассивность в других. Так, одобряя в принципе приватизацию и активно содействуя дальнейшему расширению сектора частных хозяйств, Блэр и к о отнюдь не отказываются от госрегулирования, дабы те же частные предприятия работали на интересы общества, а не только своих хозяев. Эту программу в Великобритании называют демократизацией демократии.
Смена вех
по-нижнесаксонски
Одержав в марте во второй раз убедительную победу на выборах в ландтаг Нижней Саксонии, премьер-министр одной из ключевых земель ФРГ Герхард Шредер уже через месяц был с триумфом избран предвыборным съездом социал-демократической партии Германии кандидатом на пост федерального канцлера. Почему же именно этому 54-летнему отпрыску разнорабочего на ярмарочных атракционах, погибшего в Румынии летом 1944 года, 800-тысячная партия, засидевшаяся в «оппозиционных девках», доверила штурмовать политический Олимп в канун третьего тысячелетия?
Мне кажется, что произошло это главным образом потому, что именно он начал в немецкой социал-демократии воплощать в жизнь описанный выше «третий путь». Ныне бывший марксист и поклонник знаменитого философа-шестидесятника Герберта Маркузе, провозгласившего переход революционной инициативы от пролетариата к радикальному студенчеству и интеллигенции, бывший представитель (в качестве адвоката) интересов известного террориста Хорста Малера и федеральный председатель молодежной организации СДПГ «Молодые социалисты» Герхард Шредер прочно врос в политический истеблишмент и, более того, считается «другом боссов». Былой бунтарь, обожавший открытый ворот, носит теперь изысканную одежду, курит дорогие сигары и демонстративно «якшается» с сильными мира сего. «Сегодня, - заявляет он, - я намного рациональнее в вопросе о том, что можно, а что нельзя изменить.» По его мнению, нет отдельной социал-демократической экономической политики, а есть либо хорошая, либо плохая. Если для традиционных эсдеков первичны интересы трудовых слоев, то для герра Шредера - предпринимательских, ибо именно вторые обеспечивают места работы для первых. В условиях четырехмиллионной с хвостиком безработицы он даже готов временно отказаться от требований повышения зарплаты наемному люду.
Правда, «друг боссов» отнюдь не чурается в случае необходимости прибегать к сугубо административному вмешательству в экономику, вплоть до временной ренационализации. Когда, например, в его пенатах концерн «Даймлер-Бенц» вознамерился закрыть нерентабельный авиаремонтный завод, Шредер распорядился перевести его под земельное управление, выбил выгодные заказы, после чего за символическую марку продал частной фирме под обязательство сохранить производство и трудовой коллектив. Таким же образом были спасены два металлургических завода, судоверфь и еще ряд местных предприятий. По подсчетам профсоюзов, без этих акций 50 тыс. человек лишились бы работы.
«Я бы усомнился, - говорит социал-демократический претендент на кресло Гельмута Коля, - что можно влиять на экономическое развитие только с помощью стратегии либерализации. Конечно, еще существуют сферы, в которых чрезмерное регулирование препятствует развитию хозяйства. Но политике не следовало бы целиком отказываться от своей функции регулирования. Такой отказ привел бы к социальным и экологическим проблемам мирового масштаба, а также ухудшил перспективы не столь развитых государств. Необходимо, чтобы глобализация экономики отвечала и глобализации политики путем более целенаправленного и обязывающего международного сотрудничества.» При этом претендент широко использует такие лозунги Тони Блэра, как «новый центр», «социальная ответственность» и «модернизм».
Итак, 27 сентября 60,5 миллиона немцев определят, войдут ли они в новую историческую эпоху с «тяжеловесом» Колем или «новым социал-демократом» и большим жизнелюбом Шредером (в отличие от «друга Билла» он каждый раз официально оформлял свои отношения с новой пассией и ныне женат в четвертый раз на 34-летней журналистке Дорис Копф). Поначалу социологические опросы давали солидное преимущество социал-демократам, потом оно стало намного скромнее. Но дело даже не в этом. Суть его символически продемонстрировал один из предвыборных митингов, где Герхард Шредер выступал под плакатами со своим традиционным лозунгом «Я готов», а Гельмут Коль - под пародией на конкурента «Я уже давно при деле». Думается, в этом «давно» и заключена квинтэссенция данной коллизии.