ФИАСКО ВСЕУКРАИНСКОГО ПРОТЕСТА: ПОЧЕМУ

Прежде всего потому, что в претендующей на роль цивилизованной европейской державы Украине демократ - как правило, лицо, присвоившее себе сей «знак Зорро» в пику «прокоммунистическому» политическому противнику. Но если раньше о существовании данной коллизии мы более или менее уверенно подозревали, то во время столичной «акции протеста» 18 марта ее совершенно однозначно сформулировал шествующий во главе колонны «национальных демократов» от площади Европейской (весьма символичное в данном контексте название!) Вячеслав Черновил. «Если б мы не вывели своих людей на улицы, - сообщил журналистам лидер Народного руха Украины, - левые, организовав минимальное количество своих членов, заявили бы о торжестве коммунистических идей». И далее добавил: «Своей акцией Рух продемонстрировал, что в стране есть реальные конструктивные политические силы, которые и социальные требования будут выдвигать, и против государства не будут выступать».

Последняя фраза особенно симптоматична. Ведь коренные перемены в Украине начинались как раз под знаменами национал-демократии. За эти годы общественные настроения менялись неоднократно. Сперва капитализм как бы вызревал внутри «развитого социализма». Его готовили сознательно и бессознательно пропагандисты и журналисты, писатели и функционеры. Но быстрота перехода смутила многих. Либеральная часть номенклатуры настраивалась на длительный процесс с переходными этапами и промежуточными фазами. Идеологией должна была стать социал-демократия - достаточно «социалистическая», дабы ее воспринимало консервативное массовое сознание, и достаточно «демократическая», чтобы не мешать переделу собственности. Но пока номенклатурный стройбат готовился к длительной «перестройке», «процесс пошел» с такой скоростью, что многие инициаторы оказались на его обочине и ныне составляют ядро «левой оппозиции».

Что же мы имеем на сегодня? На сегодня мы имеем расцвет потребительской экономики для узкого круга физических лиц, проедающих соцнакопления семи предыдущих десятилетий. Случайность? Ни в коем случае. Ведь еще со времен хрущевской программы КПСС в сознании советских людей (теперь уже бывших, но от этого не переставших быть советскими) закрепилось представление о коммунизме как о потребительском рае. Однако советская система с поставленной задачей не справилась и проиграла капитализму в сущности только это единственное соревнование. А потому смело ее не восстание пробудившегося гражданского общества, но бунт разочарованных потребителей, в первых рядах которых «бузила» славная наша правящая элита.

«Новые украинцы» (в широком значении этого слова), даже не сознавая этого, осуществили на практике коммунистический идеал, но... с небольшим нюансом - лично для себя. Ну-с а дележ общенародной собственности - слишком увлекательное дело, чтобы думать о тонкостях переходных этапов. Так что социал-демократия не состоялась. Вместо нее пришел буржуазный либерализм разных оттенков - от народно- до христианско-демократического, но с такой местной спецификой, как отсутствие буржуазии в ее общепринятом понимании. В роли последней подвизаются мечтающие обуржуазиться экс-номенклатурные работники, комсомольские и профсоюзные активисты, теневые дельцы и диссиденты. Словом, образ капитализма, существовавший лишь в марксистских учебниках политэкономии, неожиданно материализовался, и специалисты по изучению его ужасов стали практиками.

Сходство старого и нового режимов не могло ускользнуть от массового сознания, несмотря на украсивший былые партийно-советские капища знак княжеского государства Владимира Великого. Интеллектуалы, мечтавшие о капитализме с человеческим лицом, были разочарованы. В воздухе постоянно стало витать смутное ощущение необходимости чего-то как-то скорректировать. Эта смесь ностальгии, идеологического похмелья и вялого властолюбия охватила чиновников, депутатов из красных директоров, профсоюзных функционеров, околовластных интеллектуалов и называлась в совокупности «центризмом». И хотя стихийным его приверженцем оказалось подавляющее большинство жителей страны, никаких последствий сие не возымело. Центризм оказался слишком невнятной, рыхлой идеей, чтобы толкнуть людей на какие-то практические действия. Достаточно прочесть последнее воззвание «Конституционного центра» от 12 марта, чтобы убедиться: ни интеллектуальной красотой, как гегельянская диалектика марксистов, ни впечатляющей агрессией национал-демократической пропаганды, ни западной основательностью оно не потрясает.

Ну а где могли почерпнуть идеи те, кто решил сопротивляться «радикальным экономическим реформам»? Только в традиционной коммунистической идеологии, ибо другого материала в наличии не имелось. Не только крайне левая оппозиция, предводительствуемая Петром Симоненко, но и более умеренные деятели из Соцпартии Александра Мороза нуждались в символах «славного прошлого», дабы противостоять «позорному настоящему».

Вообще-то традиционализм может быть очень мощной идеологией: вся европейская реформация строилась на ее образах. Что, в самом деле, может быть архаичнее Библии? Разве что египетские папирусы. Но, взывая к старым ценностям, протестантизм предлагал современные рецепты. Украинские же социалисты ничего подобного сделать не смогли. Нельзя сказать, что не пытались, однако у бывших штатных работников идеологического аппарата не нашлось новых идей и образов. Альтернатива оказалась призраком.

На другую альтернативную идею пытался претендовать национализм. Действительно, в деклассированном обществе, где классовая солидарность кажется абстрактным лозунгом, а интернациональные идеалы - смешными, людей может объединить «голос крови». Партии разных толков - от НРУ до УНА - стали обращаться к национальным ценностям и традициям. Державно-патерналистским стал даже официальный либерализм, из которого были вытеснены деятели со склонностью к космополитизму. Но «национальная идея» не оказалась связана в массовом сознании с конкретным социально-экономическим курсом. А без этого синтеза ни одна идеология не может овладеть массами. Что еще в этих условиях остается нашим национал-демократам, как «и социальные требования выдвигать, и против государства не выступать».

Все понимают, что идеология украинских реформ в глубоком кризисе, практика в тупике, что без радикальной смены идейных вех не может быть выхода из кризиса. Как и в конце советского периода, когда официальный марксизм-ленинизм, будучи дискредитирован даже собственными идеологами, тем не менее оставался символом веры, так и теперь лозунги либерализма и демократии остаются общепринятыми политическими ориентирами. В виде общих деклараций они закреплены в новой Конституции, в правительственных программах, в обязательствах перед МВФ. Увы, на практике они помогают мало: реальная жизнь требует конкретных решений, диктуемых прагматизмом. Тем самым прагматизмом, который не вдохновляет на подвиги, не совершает переворотов в сознании, в котором нет ни новизны, ни красоты.

Вспоминаю в этой связи, как довелось мне недавно листать одну переводную книжицу об американской политической системе. Честно признаюсь: я едва не уснул. Да и как было не задремать, ежели материал изложен был в ней так, будто на курсах вождения автомобиля вам подробнейшим образом растолковывают его устройство. Так вот, согласно указанному руководству, демократия - это сложнейший механизм, работающий только тогда, когда сдержки притерты с противовесами, права с обязанностями, свобода с дисциплиной, естественное равенство с социальной справедливостью. Как следовало из текста, в Штатах все эти принципы материализованы в частях общественной машины, двигателем которой служат труд и капитал. Иначе говоря, Америка - это большая коммерческая контора, где вольнолюбивое производство и столь же раскрепощенная реализация продукции защищены соответствующей политической системой.

У этой «конторы», конечно же, есть проблемы, но речь сейчас о другом. Если на отнюдь не отличающемся щедростью отечественном книжном политрынке вам бросится в глаза репрезентующее этот сегмент издание, название его, скорее всего, будет звучать как набат. Скажем, «Политическая арена Украины. Действующие лица и исполнители». Или «Пятая власть как концентрированное выражение теневой экономики». Словом, привычка глаголом жечь сердца людей у нашей интеллектуальной публики неистребима.

Как бы, однако, не «горели» наши штатные и внештатные идеологи, жизнь от этого мало меняется. Натиск перемен быстро сменился усталостью безвременья. Так что 85 тысяч участников всеукраинского «Дня Парижской коммуны», то бишь менее процента достигшего совершеннолетия населения, на сегодня - в самый раз. И безвременье это будет продолжаться до тех пор, пока политическая элита не обретет новую идеологию. Или общество - политическую элиту.