Стамбул до и после челночного нашествия

Ощетинившаяся натовскими базами Турция была обозначена потенциальным противником не только на оперативных картах театра военных действий Одесского военного округа, но и в сознании целого поколения выглядела откровенно враждебной, очень бедной, безнадежно отсталой страной. Атлантический крен, считали, наметился, от бедности и озлобленности в 1945 году. После денонсации договора с СССР о дружбе и нейтралитете Турция потребовала пересмотра международной конвенции в Монтре о режиме черноморских проливов. В 46-м была подписана известная «доктрина Трумэна», договор с США о военной помощи. В 47-м — «план Маршалла», договор об экономической помощи. В 52-м Турция вступила в НАТО, в 59-м — в СЕНТО, подмахнув с готовностью сателлита Багдадский пакт, так что к атлантическому крену добавился азиатский дифферент.

Конферансье капитан Колесников (парадная авиационная форма, кортик, на голове бархатная турецкая феска, приклеенные усики) в доме офицеров исполнял едкие политические куплеты на мотив буги-вуги: «Истамбул, Константинополи! И где бы мы ни топали, по Азии, Америке и Африке, в Европе ли…». Припев был с восточным орнаментом: «Вай, вай, вай, хоть ложись и помирай!» Полковники рвали животы, и ответственных за смелый репертуар политработников отпускало.

Напротив госпиталя по Пироговской №13 до сих пор громоздится странный жилой комплекс из восьми домов в псевдотурецком или мавританском стиле. Дома стоят строго, почти вплотную, не оставляя намека на курортное легкомыслие, в каждом особняке непреклонность, характер, достоинство. Удивляешься, когда замечаешь, что вознеслись они всего-то на два этажа. Таким же мрачно-настороженным автор в десятилетнем возрасте представлял себе Стамбул, Босфор.

Рука помощи

В 20-е советский полководец товарищ Фрунзе проскакал верхом Анатолию и Фрахию, проникая в самые отшибные провинции-вилайеты. Кемалисты еще сражались с войсками халифата, а Антанта с помощью греческих штыков пыталась расчленить ослабленную монархию.

После убедительной победы Гази Мустафы Кемаля большевистская Россия первой признала Турецкую Республику. Советчики из Москвы регулярно наведывались в Анкару, где помогали организовывать армию и конницу по образцу Красной.

«Аркадаш» — обращались бойцы к командирам, что в переводе — «товарищ». Фрунзе разрабатывал военные операции, способствовал государственному устройству уже не в мусульманском, а в светском плане. Мустафа Кемаль жесткими декретными запретами взял курс на секуляризацию, запрещение эксплуатации религиозных чувств верующих. Михаил Васильевич одобрял преобразования, пока его самого не зарезали на операционном столе.

Наезжал в Турцию и товарищ Ворошилов. Именно после возвращения с похорон турецкого посла в Одессу Климент Ефремович вышел на балкон гостиницы в галифе и подтяжках. Гостиница располагалась на месте кинотеатра «Одесса». Унылый колокольный звон действовал на нервы, может, голова болела, нищие раздражали, и потому приказано было Спасо-Преображенский храм завалить.

Взорвали знатно. Недели две в кучах строительного мусора пылились останки графа Воронцова и супруги, пока сердобольный дворник не погрузил гробы на подводу и не отвез на слободское кладбище.

Когда-то граф Ф.Растопчин отписывал князю М.Воронцову, батюшке одесского генерал-губернатора: «Некто Де-Волан, инженерный офицер, который ездил с Кутузовым в Константинополь и которому поручено было снять на карту тамошнюю местность, возвратился с плодами своих работ. Он привез великолепный план и проект, по которому три колонны, отправляясь одна из Бендер, другая из Ясс, третья из Очакова, и поддерживаемые многочисленной флотилией, должны к августу месяцу дойти до Константинополя, совершив весь поход в три месяца». Во как! Очевидно, смерть Екатерины II помешала осуществлению этого блицкрига. Заметьте, не Турция нацелилась на Одессу, а абсолютно наоборот. Возможно, военные успехи в Бесарабии и победа при Синопе окрылили голландского инженера, хотя дались они большой кровью.

Амбиции урезонила Первая мировая, после которой город турецкой славы Измаил отошел к боярской Румынии.

Товарищ Ворошилов в суматошное время всемирных переделов сердечно обнимался с Ататюрком. Пока обнимались, турецкий поэт-коммунист Назым Хикмет томился в зиндане. После освобождения поэт прижился в правительственном доме на набережной, и приставал к девушкам в московских трамваях.

Сгоряча в 1932-м большевистская Россия предоставила братской Турции беспрецедентный кредит — 8 млн. долл. на 20 лет. Меньшевистская Закавказская республика в это же время просто так, за красивые восточные глаза, жаловала Турции стратегически важный береговой плацдарм вместе с портом Батумом. После безболезненного возврата территории СССР закавказские советские республики зарились на турецкие ландшафты с героической крепостью Баязет и слали ноты протеста. Политический поворот «все вдруг», как на параде, — это уже по-нашенски. В чем-чем, а в половинчатости нас не обвинишь — или лобызались взасос или кулаки показывали.

Ровно через 20 лет, в 1952-м, Турция вступила в НАТО. Сосватал Турцию с НАТО, как известно, премьер-министр Мендерес. Вестернизованные, прошедшие подготовку в американских академиях офицеры, в 1960-м повесили Мендереса на бульваре вместе с двумя министрами. Автор в этом году фланировал по тому самому бульвару, названному в честь Аднана Мендереса.

До войны одесская табачная фабрика работала на турецком сырье. Взаимные симпатии отчетливо обозначались в культурных, военных и спортивных мероприятиях.

Турецкие футбольные команды регулярно приезжали на выходные встречаться в товарищеских матчах с одесскими коллективами. Накал борьбы был яростным, но не дрались, что возможно только сейчас между дворовыми или сельскими коллективами.

На срочной службе мы строили замысловатое радиотехническое сооружение, принимающее или передающее антенну для подслушивания переговоров потенциального противника в воздухе, на воде и где угодно.

Автор как-то спросил переводчика офицера-аджарца, что лопочут турецкие пилоты.

— Ты не прав, Авни, тридцать процентов мужчин любят полных женщин, а все остальные очень полных, — невозмутимо перевел референт.

Стамбульские элегии

На берег бухты Золотой Рог автор с трепетом ступил в 1972 году. Это был первый загранпорт в череде морских скитаний. Cлучился мглистый сырой день межсезонья, и от этого дома в Каракое выглядели еще тяжеловеснее, над минаретами курились дымки. Вплотную к морвокзалу лепилась больница, четырехэтажное здание сохранилось до сих пор.

У моста Галат сидел нищий, прохожие отворачивались от окровавленных бинтов на месте стопы.

Набережная серебрилась чешуей. Клевало, плотные шеренги рыболовов, локоть к локтю, запрудили мост, набережную и дебаркадеры, зазывая туристов. В тазах розовели разрезанные и вывернутые наизнанку камбалы. Они были похожи на упругие цветы. Ставрида кувыркалась в тазах, и на глазах теряла свой электрический с прозеленью и фиолетом оттенок. Это был рыбный праздник. Обилие рыбы у них провоцировало пересуды у нас: дескать, эгоистичные турки не пропускают ставриду в Черное море. Тем не менее пароходные повара с советских лайнеров регулярно закупали в Стамбуле дешевую свежую рыбу.

Каждый третий мужчина в Стамбуле носил военную форму. На площади Эминоню солдатик во фланелевой форме и шапочке с козырьком уставно испросил у офицеров разрешения проникнуть в штабной автобус цвета хаки и юркнул тенью на заднее сиденье. Субординация в турецкой армии была на высоте еще со времен адмирала Ушакова, когда Федор Федорович единственный раз за всю историю напряженных русско-турецких отношений командовал совместной эскадрой. Турецкие матросы ловко лазили в рваных халатах по вантам на салинги. Турецкая армия и флот всегда были впечатляющими, а довольствие скудным. Советские офицеры, жалуясь на жизнь, говорили, что самый низкий уровень зарплат в турецкой армии, а у нас чуть повыше, соседство особенно унижало.

Мы стадно перешли понтонный мост.

— Так что, пойдем на полгоры? — предложил старший машинист Павел Флорианыч.

Зашоренных моряков воодушевляла легенда, что на склоне располагаются стамбульские вертепы, хотя никто их не видел, и курносость гурий в толпе выдавала их славянское происхождение.

Не стесняясь в выражениях, мы стали спорить, как пробираться к торговым склепам Кюсюк-базара. Немолодая дама в сером оглянулась и сказала:

— Ребята, если вам на базар, то налево.

Зазывалы приглашали низкими голосами, но не назойливо. Ширпотреб с люрексом, блестками и кружевами выглядел слишком восточно. Мы ничего не покупали, потому что в Бейруте и Палермо барахло на порядок дешевле, только прохаживались.

Однажды в мечети Какгалоглу автор отстал от группы. Ритуал разувания в стамбульских мечетях обставлен с восточным колоритом: замызганная рогожа заслоняет ячейки, где пожилые туристы со всего мира, корячась, чокаются задами — скамеек не предусмотрено. Чтобы не выглядеть обувным воришкой, автор деликатно высматривал свои штиблеты издали, а когда они обнаружились, группы не было в помине (тогда во флоте культивировалась исключительно экскурсионная групповуха). Воспитанный на ограничениях автор испытывал если не ужас, то трепет и растерянность, как перед расстрелом. Побрел в сторону моря. На мосту Галат снова сидел инвалид с культей в окровавленных бинтах, но постарше, возможно, это семейный бизнес. Автор бросил ему в тюбетейку металлический юбилейный рубль.

— Ленин, — сказал безногий.

Автор прибыл к борту раньше своей группы, что тоже злостное нарушение пресловутых правил поведения моряка за границей. Группа пришла в расстройство, но не из-за побега автора, а из-за пропажи покупок — где-то впопыхах забыли пакет, не помнили где.

Перед самым отходом мальчишка из магазина «Наташа» в Кумкапи принес к борту забытый в магазине пакет с кожаными изделиями. Кумкапи довольно далеко, мальчишка бежал, как велел хозяин. У моряков утвердилось мнение, что в Турции на базарах не обманывают.

При прохождении Босфора положено было выставлять вахту бдительности. Для чего она была нужна, автор не знает до сих пор, говорили, чтобы предотвратить побеги. Если сигануть в самом узком месте у крепости Румели Хисары, где ширина 700 метров, то до анатолийского берега рукой подать (метров сто пятьдесят), все равно не догонят.

Скобяное безумие

В памятные скобяные времена одесские предприятия снаряжали в Стамбул группы за ширпотребом, которые лицемерно обозначали экскурсионными. На людных прибазарьях соотечественники торговали гвоздями, топорами, лопатами, электродами, шариковыми подшипниками обоих московских заводов. Асфальт на тротуарах Хасилсилар лоснился от масляных пятен. Диски для культиваторов, из которых местные вакулы мастырят добрые кетмени, привозили тоже в промасленной бумаге, она липла к кипарисам.

Вереницы автобусов со всех концов незалежной стремились в безразмерный Стамбул. По пути в Русе на хвост садились ребята с крепкими загривками, они снимали оброк по десять зеленых с носа, якобы за беспрепятственное проникновение в бывшую столицу Византии.

Челноков и коробейников будоражили леденящие истории о налетах в закоулках стамбульских базаров. С перепугу придумывали небылицы, говорили, что женщин воруют в гаремы. Нападали действительно чаще на барышень, реквизировали наличность, на барахло не зарились. Избивали в исключительных случаях, когда, скажем, обнаруживали газовый баллончик. Турки искренно сочувствовали пострадавшим, даже на первых порах одалживали лиры на обратный проезд. Но огорчали досадные прецеденты, когда пострадавшая больше никогда не ступала на плавпричал Каракоя и не спешила возвращать долг с оказией, потому больше не подавали.

На рынках усилили патрулирование оперативников в штатском. Какого-то ухаря заточили в зиндан, он на Туретчине не сахар. Разумеется, свирепствовали свои. Полиция на контрольных пунктах предупреждала прибывающих, те с перепугу теряли дар речи и не отвечали даже на приветствия продавцов «Здравствуйте, товарищи! Говорит Москва!». Когда страх отпускал, на радостях оттягивались с водкой, теряли кошельки, и снова обращались в полицию, которая не уставала искренне сочувствовать. Тем не менее тратились на билеты, и места всем хватало, и скобье выгодно реализовывали, назад грабли не везли.

Если уточнить, что состав торговых рядов процентов на семьдесят был укомплектован по половому признаку — из дам в ассортименте, то для стамбульских покупателей скобяные нашествия были еще и праздниками души. Коммерческому успеху зачастую способствовал повышенный интерес не к метизам, а к их хозяйкам.

В толчее вспыхивали возвышенные чувства. Стамбульский Ромео присел на раскладушку к леди с Прохоровской (она промышляла раскладушками). Раскладушечница, как на грех, была счастливо замужем, и потому с легким сожалением отвергла ухаживания. Прошло немало лет, и через посредническую шарагу она, уже будучи привлекательной вдовой, познакомилась с гражданином Германии, в котором узнала своего воздыхателя. Он был так же неотразим, только усы тронула седина. Евразийский роман получил европейское развитие. В стране, свершившей экономическое чудо и сумевшей из развивающихся стран перекочевать в развитые, где ежегодный прирост ВНП до 10%, 5 миллионов безработных и каждый третий добывает хлеб за кордоном — таков парадокс.

Проникали в торговые ряды и мастеровые мужики, предлагали добротные изделия токарного и кузнечного производства, воротки для плашек, кочерги (в Стамбуле печное отопление), принимали заказы. Через неделю привозили нарезанные в размер сгоны или фигурно гнутые в трех измерениях отводы.

Даже голубей-дутышей возили, хотя все мечети разрисованы голубиным пометом. Вот какой был размах!

Забавно, что промасленным скобьем насыщали промышленно развитое государство, производящее самосвалы, пылесосы, лицензионные танки, истребители-бомбардировщики, даже ракеты, и насытившее оружием ближневосточный рынок.

До каких пор могло продолжаться это скобяное безумие? До вступления Турции в ЕС, куда она настойчиво просится с 1987 года. А по тем увлекательным ценам брали бы и сейчас, да запасы железяк истощились, это заметно по ржавому убожеству блошиных рынков у Привоза.

Когда кончились лопаты, стали предлагать беззаветный труд или любовь. Некоторые бесшабашные дамы ехали для пристрелки или по старым адресам.

Молдаванка в Каракое

«Каледония», тихоходный автопаромчик «Укрферри», ошвартовался в Каракое рано утром. Набережная, к причалам которой раньше с трудом помещались три-четыре лайнера, была непривычно пустынна. Только в оконечности Халича, так по-турецки называется залив Золотой Рог, маячил старый турецкий пароход CAPPADOCIA. Несмотря на погожий день, в трюме для пассажиров третьего класса горел тусклый свет. На кормовой швартовой палубе бриз шевелил вылинявшие рубашки, робы экипажа и просто затертые до дыр половые тряпки — визитки такой отчаянной бедности, которая, пожалуй, в памяти только у военного поколения. Пассажиров на борту не было, и сорокапятилетний пароход, заложник линии Стамбул—Рени, скучал в ожидании скудной порции возможных пассажиров.

На морвокзале охранник с автоматом вежливо объяснил, где поменять деньги. Лиры выдали «лимонами», от которых мы отвыкли. С 1989 года обесцененная в 27 раз (!) турецкая лира — конвертируемая валюта.

Перед аркой на Козлукахан прикнопили картонку с надписью «Старший представитель по пиченьям» — вероятно, русскоязычная подруга жизни представителя была в школе троечницей. Турция экспортирует не только сладости. Самодостаточная продовольственная страна, хоть и с трудом, почти полностью обеспечивает шестидесятимиллионное население продуктами отечественного происхождения.

На мосту безногий цыган из Бельц играл на баяне молдавскую мелодию.

На Кеннеди Кадеси столпотворение: с паромов толпы прут, с берега встречные наседают абордажно, чуть в сторонке огороженная остановка трамвая, похожего на бронепоезд, рядом железнодорожный вокзал — место действия «Стамбульского экспресса» Грэма Грина. Над самым людным местом в городе нависла реальная угроза задохнуться от притока новых жителей. Человеческий муравейник наблюдает с постамента Гази Мустафа Кемаль: короткие зауженные брючки, куцый в талию пиджачок и галстук-бабочка, лидер буржуазной революции изображается только с бабочкой.

В подвальном магазине «Джеват кундура маазасы» русскоязычная гурия, жена хозяина или подруга, смотрит волком. Модели добротные, но устаревшие, торговли никакой.

— Бум кончился, — говорю.

— Все, что можно взять, ваши получили, — Джеват закуривает. — И даже больше. Работал я с одной оптовичкой из Одессы, и довольно успешно. Она взяла партию обуви на тридцать пять тысяч долларов, я доверил ей кредит, а потом исчезла. Я тратился, ездил к ней, разыскал в Аркадии. Сказала: «Был наезд, все забрали».

— Больше не приезжала?

— Почему? Месяца три назад заходила. Скажите, можно с такими партнерами вести бизнес?

— Она в «Аркадии» ресторан открыла, — очнулась молчаливая, — приглашала покушать.

Все горбатые улочки Кумкапи спускаются к морю, только мостовая cтремится водопадно мощенкой, а тротуары ступенчато. Со ступенек увидел обтекаемый фрегат-стелс. На парапете набережной лежала пневматическая винтовка. К рамке хозяин винтовки привязал надувные шарики, устроив наивный тир.

Фрегат-стелс уже миновал башню Леандра на крохотном островке, возможно, нацелился с визитом дружбы в Одессу.

18 июня 1941-го, за четыре дня до начала войны, Турция, сохраняя союз с Великобританией, заключила с Германией пакт о дружбе и ненападении и пропустила в Черное море немецкие и германские эсминцы, нарушив договор Монтре.

Сегодня правительство Турции в одностороннем порядке ограничивает прохождение танкеров через Босфор. И не без оснований. По прогнозам специалистов, уже через 5—10 лет суммарный транзитный нефтепоток через Черное море из России, ставшей в 2002-м мировым лидером мировой добычи нефти (3,8 млн. баррелей в сутки), и из стран Каспийского бассейна достигнет 220—250 млн. т в год. «Босфор — не нефтепровод», — заявляет Анкара. Это самый узкий и самый загруженный пролив в мире. Штурманам в условиях сильного течения на извилистом участке в 31 километр приходится 12 раз перекладывать штурвал.

В результате аварии на танкере Independent в 1979 году в пролив вылилось 95 тыс. т. нефти. Столкновение сухогруза Ship Bronker с танкером Nassia в 1994 привело к разливу нефти, пожару и гибели 34 человек. Вот почему Турция в последние годы ужесточает меры экологической безопасности, «дросселирует» нарастающий поток танкеров. Танкера маются в Мраморном море в ожидании прохода до 70 часов, простой судна в среднем обходится в 10 тыс. долл. в сутки, и компании, естественно, недовольны ограничениями Турции, хозяйничающей в своих водах. Последняя тоже несет потери, потому что при проводке через пролив супертанкера прекращается движение в проливе в обоих направлениях.

В прошлом году Турция не пропустила через свою территорию в Курдистане натовские колонны на Ирак. Курдская проблема для Турции — не утихающая боль. В пятидесятые годы курды, прорвав кордон, бежали к нам в Армению, и мы их приняли. Получив образование в СССР, в том числе военную подготовку в училищах с порцией идеологии, часть курдов вернулась на родину, знамя Аджалана украшали скрещенные серп и молот.

Знакомый ракетчик при президенте Макариосе обслуживал на Кипре зенитные комплексы «Десна». Автор не расположен оправдывать какую-либо сторону, а тем более уличать, турецкий сектор Кипра тогда щетинился и британскими базами, но ведь было же. Помимо курдской и кипрской проблем, для НАТО постоянной головной болью является напряженность между Грецией и Турцией, странами—участницами блока.

Если в Афинах нет ни одной мечети, то в Константинополе — резиденция православной церкви. В шапках официальных церковных циркуляров принципиально указывается Константинополь, а не Стамбул, и власти относятся к этому последовательно терпимо. Согласитесь, есть повод для размышлений.

Вечерело, когда автор шел мостом Галат. Из ресторанчиков на нижнем ярусе тянуло жареной скумбрией. Навстречу не попалось ни одного военнослужащего. Возможно, турецких офицеров так же, как и наших, стесняет камуфляж, и они норовят переодеться в цивильное. С чугунных перил свисали удочки, в бирюзово-фиолетовой ряби шевелились первые босфорские звезды.

Погасшие минареты

К отходу «Каледонии» пожилой полицейский привел выводок депортированных.

— Какая страна постоянного проживания? — полицейский заполнял анкету одного, сорванного с якорей.

— Наверное, Фата Моргана.

Из витрин на них грустно глядели матрешки с восточными глазами…

На азиатском берегу самое большое в мире кладбище Караджо-Ахмед, где, возможно, найдет последний приют мой приятель Город, сбежавший в Стамбул от старости.

Казалось, подсвеченный снизу по касательной граненый минарет лижет огонь, и он раскалился. Когда мы проплывали мимо, подсветку выключили. Минареты гасли, как свечи. С берега пахло хвоей. Она низвергалась ярусами вместе с пальмами, рододендронами, самшитом, магнолиями и плющом понтийским. За многообразие флоры, среди которой предостаточно эндемиков, Турцию называют природным ботаническим садом, хотя в это трудно поверить, когда видишь голые в желтых проплешинах черноморские берега близ Зонгулдака.

На траверзе маяка судно замедлило ход, и лоцман спустился по шторм-трапу на лоц-бот. До начала пятидесятых Босфор ограждали боны с противолодочными сетями, возможно, турки боялись, что сорванную с мин-рипов рогатую мину занесет течением в Босфор. Боны нарушали несколько раз советские суда при неудачном маневрировании, турки вполне могли арестовать виновников за причиненный ущерб, но не сделали этого.

«Каледонию» валяло. Ветер рвал с серых гребней барашки, дальше был хмурый простор сероводородного моря, которое не разъединяет, а объединяет нас.