Макс Фрай: «Люди делятся вовсе не на мужчин и женщин»

Раскрытие легенды иногда становится едва ли не более загадочным, чем сама легенда. Макс Фрай. Таинственный персонаж, живший, по слухам, в Сети, периодически предъявлявший миру лицо молодого африканца и бритвенные суждения обо всем на свете, — он вполне адекватно воспринимался читательской армией, вооруженной томиками в оранжевых обложках. Да, собственно, оттуда, из книг, можно было узнать о сэре Максе, этом дерзко-ироничном Шерлоке Холмсе из города Ехо, практически все. Ему совсем необязательно было существовать где-то еще.

И вот, в начале 2000-х, прорвалась и начала сочиться тонкой струйкой информация. Ветвиться на отдельные противоречивые ручейки. Макс Фрай — москвич. То есть одессит. И вообще их двое, муж и жена, они художники. И наконец, самое страшное: Макс Фрай — женщина! Ее зовут Марта. Или, кажется, Светлана. Живет она где-то в Прибалтике. Она блондинка!!!

У книг Макса Фрая есть странная особенность. Люди, не попавшие с ними в резонанс, жалуются, что вообще не могут продраться сквозь текст, — а ведь, казалось бы, массовая, облегченная, по идее, литература… Зато те, кому понравилось, опять-таки не останавливаются на снисходительном одобрении, они втягиваются в мир Ехо целиком, наслаждаются на полную катушку, считают его своим… Кто такая эта Светлана Мартынчик? Да какое она имеет отношение к нашему Максу Фраю?!

Вот справка, будем надеяться, что точная: Светлана Мартынчик — писатель, художник, участница международных выставок в составе дуэта «Мартынчик — Степин», составитель книжных серий и антологий, теле- и радиоведущая. Родилась в Одессе, жила и работала в Москве, теперь издается в петербургском издательстве «Амфора», а живет в Вильнюсе.

Но это, конечно, далеко не все.

— Еще несколько лет назад Макс Фрай был абсолютно загадочным виртуальным персонажем. Почему вы позволили этому мифу рассеяться?

— Это история старая и достаточно печальная. В какой-то момент выяснилось, что издательство «Азбука», в котором когда-то выходили книжки Макса Фрая, запатентовало мое распрекрасное имечко как товарный знак. Если бы я немедленно не показала личико, то какие-нибудь злые чужие люди дописывали бы бесконечные продолжения, подписывая их именем Макса Фрая, и вообще был бы страшный ужас. А поскольку я себя все-таки быстренько предъявила восхищенному человечеству (это я шучу, безусловно), проблема вскоре была улажена, имя опять принадлежит мне.

— Вот подлинное высказывание с интернет-форума: «Макс Фрай — женщина, а женщина не может писать хорошо». Думаю, оно достаточно типично. Как у вас дела с феминизмом?

— У меня нет никаких дел ни с феминизмом, ни с противниками феминизма. Все гораздо сложнее. Люди делятся вовсе не на мужчин и женщин, а на какие-то совершенно иные группы. Мне, например, кажется, что люди, которые оставляют вкусный кусочек на потом, и те, которые съедают вкусный кусочек сразу, гораздо более далеки друг от друга, чем мужчины и женщины. Вообще, мне не очень интересна эта тема, потому что все мужчины — люди чрезвычайно разные и женщины — чрезвычайно разные. А прежде чем поднимать гендерный вопрос, следует знать хотя бы такую штуку: североамериканские индейцы считают, что у людей есть четыре ярко выраженных пола: мужчины-воины, мужчины-матери, женщины-воины и женщины-матери. Я думаю, каждому человеку надо свыкнуться хотя бы с этим чрезвычайно простым делением североамериканских индейцев, а потом думать дальше. Потому что мальчики-девочки — это деление хорошо, когда мы ходим в туалет. Во всех других житейских ситуациях оно слишком упрощенно и грубо.

— Пожалуй, ни об одном из популярных писателей я не слышала настолько противоположных читательских мнений: от «Фрая невозможно читать» до «после Фрая невозможно читать что-то другое». Вы хорошо представляете себе своего читателя? Какой он?

— Я отдаю себе отчет в том, что я не единственное и не уникальное существо в мире. В мире живет достаточно много людей, похожих на меня. Одни похожи на меня по психологическому типу, другие — по темпераменту, третьи, если вспомнить Карлоса нашего Кастанеду, — по энергетической структуре. Четвертые — просто потому, что мы принадлежим к одному поколению, вместе росли в атмосфере тупой и скучной безнадежности, в угаре советской власти, потом на наших глазах произошли радикальные перемены, мы в них как-то умудрились выжить… Я имею в виду, что мой читатель тем или иным боком близкий мне человек. Почему он мне близок? — вопрос отдельный. Причин может быть сколько угодно, поэтому среди моих читателей есть и третьеклассники, и пенсионеры. Но это непременно близкие мне люди.

Одна моя книжка, в которой была собрана эссеистика и публицистика, называлась совершенно честно: «Книга для таких, как я». В принципе, каждая моя книга — это книга для таких, как я, в том или ином смысле. Многие люди, которые не могут читать Макса Фрая, становятся в реальной жизни не то чтобы близкими моими друзьями, но хорошими, добрыми приятелями. Потому что по всем остальным вопросам мы сходимся. В конце концов, очень разным людям интересно бывает дружить. Но мы дышим в разном ритме, у нас разный темперамент. Все, что я сделаю, не будет созвучно их внутреннему ритму, оно их не убаюкивает, а, напротив, раздражает. Мне кажется, это вопрос такого вот внутреннего предпочтения. Часто люди не отдают себе отчета, почему им нравится та или иная музыка или книжка. Просто либо совпадает, либо не совпадает.

— Все авторы популярных сериалов, начиная с Конан Дойла, рано или поздно уставали от своих персонажей и только и думали, как бы от них избавиться. Сэра Макса в ближайшее время не сбросят в водопад?

— По-моему, такие авторы занимаются ерундой. Я считаю, если автор устал от персонажа, он может просто перестать писать о нем. Никого не убивая, не мучая, не насилуя — взять да и придумать себе прекрасный финал. У меня такой проблемы нет, а если б она была, поверьте, я бы выкрутилась, потому что нет ничего проще, чем расстаться с надоевшим персонажем. Но понимаете, какое дело: сэр Макс может надоесть мне в такой же степени, в какой я могу надоесть сама себе. Поскольку, как ни крутите, это все равно альтер эго, это, извините за доморощенное мое юнгианство, анимус. А мне кажется, что психически нормальный человек сам себе надоесть не должен.

— Макс Фрай долго был активным сетевым персонажем, а сейчас все это практически заглохло, ваш сайт давно не обновляется. Почему?

— В Сети до сих пор есть огромное количество сайтов, посвященных Максу Фраю, но их делают по доброте душевной или в пылу увлечения совершенно посторонние люди. У меня никогда не было сайта, так сказать, писательского, который бы делала я сама или, по крайней мере, который бы делался при моем участии. Когда-то мне было интересно вести в Интернете обзор литературных конкурсов, но, как известно, редкий интернет-проект живет долго. Мой проект благополучно прожил года два. Потом на его месте была сделана «Библиотека ненаписанных книг», куда можно было присылать сюжеты — когда человеку неохота писать книжку или он вообще не писатель, но, тем не менее, что-то такое придумал… И был такой пафос: дескать, люди, которые хотят писать книжки, но не знают, о чем, могут прийти в эту библиотеку, в банк сюжетов, и выбрать какой угодно. Это тоже благополучно продолжалось года два, после чего надоело, по-видимому, как мне, так и моим респондентам, и тоже благополучно закончилось. Редкие проекты долго живут в Интернете — ведь это все-таки не работа, это удовольствие. Мало кому удается получать удовольствие от одного и того же хобби на протяжении многих лет.

— Тем не менее, у большого количества читателей и почитателей складывалось мнение, что Макс Фрай живет в Сети. Где он живет сейчас?

— Сейчас я живу на livejournal.com, и, по-моему, только ленивый не знает, какой я юзер. И этого оказалось совершенно достаточно, потому что в формате livejournal.com можно совершенно спокойно как общаться с несколькими сотнями друзей, раскиданных по всему свету, так и приобретать новых. Когда человек приходит к тебе в журнал и пишет один-единственный комментарий, часто сразу становится понятно, что это свой. По каким-то совершенно неуловимым признакам, интонациям, цитатам и еще чему-то можно распознать своего. И надо сказать, огромное количество моих близких друзей появились у меня именно таким путем. И еще нашлись несколько замечательных старых друзей, с которыми жизнь развела — как выяснилось, не навсегда.

— Существует мнение, что «живые журналы» и прочие виртуальные коммуникации — компенсаторный механизм, восполняющий некоторые лакуны в реальной жизни…

— Это довольно странная идея. Другое дело, есть люди, которые все что угодно, любое занятие превратят в компенсаторный механизм. А на самом деле это нормальная часть жизни. Мы же не обсуждаем, скажем, такую проблему, как разговоры по телефону: компенсируют ли они нам какие-то лакуны в нашей жизни? Это просто способ коммуникации, более того, чрезвычайно удобный способ коммуникации — по крайней мере, для меня и для того круга людей, с которыми я предпочитаю иметь дело. Кроме того, я знаю, что для многих моих друзей это, условно говоря, способ формирования своей собственной утренней газеты, которая прочитывается за чашкой чая или кофе. И то, что человек может сформировать себе сам, читая избранные блоги или сетевые ресурсы, гораздо интереснее, насыщеннее, и, скажем так, это гораздо более объективная информация, чем чтение любой газеты, купленной в киоске.

— Вы все чаще выставляетесь как фотограф-художник. Можно ли сказать, что книги Макса Фрая — коммерческий проект, а вот его фотографии, «наскальные животные» — это для души?

— Коммерческим проектом часто называют дело чьих-то рук, которое случайно, по ряду каких-то причин вдруг стало пользоваться успехом и популярностью. Дело в том, что все книжки Макса Фрая писались в стол. То есть не совсем в стол: они писались для одного-единственного человека — Игоря Степина, с которым мы когда-то, в самом начале, вместе придумывали этот мир, обсуждали его… А потом я писала какие-то истории, просто чтобы вечером почитать Игорю вслух, чтобы он получил удовольствие. Расскажи любимому человеку сказку — идеальный способ написать что-нибудь стоящее. Тем более что он сам задавал ее условия, то есть придумывал и описывал бесчисленные бытовые подробности, и это было особенно интересно.

А дальше у меня оказался знакомый главный редактор издательства, который скрепя сердце согласился эти книжки выпустить: мол, «ты у нас молодец, но ты ведь понимаешь, что это некоммерческая литература, она слишком тонкая, слишком умная, а народу сейчас вообще нужно славянское фэнтези… Ну, мы сделаем тираж десять тысяч. (В середине 90-х это еще был небольшой тираж.) Ну, полежит он у нас… за пару лет мы от него как-то избавимся». Когда этот тираж, 10 тысяч экземпляров, разлетелся за месяц, все были, мягко говоря, обескуражены.

У меня в голове вообще нет коммерческих проектов. У меня в голове есть такая конструкция: «для собственного удовольствия». Я несколько раз в жизни зарабатывала деньги, работая не для собственного удовольствия, занимаясь, в частности, кризисным менеджментом. Это у меня, насколько я помню, получалось неплохо, но было чрезвычайно утомительно. А сейчас мне, как я считаю, очень повезло. У меня есть возможность делать то, что мне нравится. Какая-то часть моей работы пользуется коммерческим успехом. Естественно, мои фотографии никаким коммерческим успехом не пользуются и пользоваться не могут. Чтобы зарабатывать деньги на фотографии, мне нужно, во-первых, очень хорошо подучиться — фотографией я занималась в глухие 70—80-е годы, с тех пор много чего изменилось. К тому же пришлось бы купить приличную аппаратуру. А пока мои фотографии — это любительство, фан в чистом виде. Но фишка в том, что с книгами в самом начале было точно так же.