«Она решительно порывает с нездоровым и фальшивым реализмом нашего времени», — сказал в поздравительной речи член Шведской академии Клаэс Аннерстедт в тот день, когда Сельме Лагерлёф, первой женщине-лауреату в мире, вручали Нобелевскую премию. «Как дань высокому идеализму, яркому воображению и духовному проникновению, которые отличают все ее произведения».
Обратите внимание: не за актуальную проблематику, не за портрет эпохи и чуткий ответ веяниям времени. За воображение, фантазию, фантастику.
В советской литературной энциклопедии 1932 года Сельму Лагерлёф назвали «одной из самых реакционных писательниц конца ХІХ — начала ХХ в.». Наряду с понятными классовыми претензиями — обвинение в «элементах грубейшей мистики и суеверий», пронизывающих ее произведения. Тем не менее, «Чудесное путешествие Нильса...» издавали, тиражировали и экранизировали даже в стране, где реализм в литературе считался единственно здоровым, правильным и настоящим.
За Сельмой Лагерлёф пришли Астрид Линдгрен, Туве Янссон — удивительный скандинавский феномен женщин-сказочниц, создательниц совершенно иной, неожиданной, фантастической и в то же время близкой, достоверной реальности. Пришли и победили, заставив мир поверить себе. Признать жизненную истинность и необходимость чуда.
Она родилась 20 ноября 1858 года в провинции Вермланд на юге Швеции. Древний, но обнищавший дворянский род. Фамильное имение Морбакка: после смерти отца Сельмы, офицера в отставке Эрика Густава Лагерлёфа, оно будет продано за долги, а дочь выкупит его, когда заработает литературой крупные деньги. Сельма Оттилиана Ловиза — четвертая из пятерых детей. В три года ее разбил детский паралич, отнялись ноги, ходить снова девочка начала только в девять, после лечения в Гимнастическом институте Стокгольма, а хромой осталась на всю жизнь.
Из больных детей часто вырастают мечтатели и писатели. В детстве и юности Сельма писала стихи, читала запоем, однако оторванной от жизни принцессой-мечтательницей ей стать не дали: девушке из небогатой, пусть и аристократической семьи необходима профессия. Несмотря на хромоту, Сельма едет учиться в Стокгольм, сначала в лицей, а затем в Королевскую высшую женскую академию. И как раз оканчивает ее, когда прежний уютный мир окончательно рушится: отец умер, Морбакка, принадлежавшая семье Лагерлёф с XVI века, ушла с молотка.
Сельма становится учительницей в школе для девочек в Ландскроне. Ученицы ее любят, начальство косится из-за чересчур демократичных занятий и неформатной подачи материала, но ничего, терпит. А она вечерами пишет книгу, будущий свой первый и самый известный у нас (не считая, конечно, «Путешествия Нильса...») роман «Сага о Йёсте Берлинге». Пока это только отдельные главы, которые 32-летняя учительница решается послать на литературный конкурс журнала «Идун» — буквально в последний день конкурсных сроков. Первая премия плюс предложение издать роман, который даже не дописан до конца.
Для окончания работы над ним Сельма Лагерлёф берет в школе долгосрочный отпуск: в те времена литература еще считалась достаточно серьезным занятием, чтобы посвятить ей все свое время. Финансово помогла подруга, баронесса Софи Альдеспаре, а затем, уже после публикации «Йёсты Берлинга», Лагерлёф получила стипендию короля Оскара ІІ и смогла уйти из школы совсем. И заниматься только тем, чем хотела: путешествовать (в 90-е годы она съездила на Сицилию, в Палестину и в Египет) и писать. В 1902 году увидел свет двухтомный роман «Иерусалим», гонорар за который позволил ей выкупить родную Морбакку. А в 1906-м — «Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона по Швеции», так в оригинале. Мы же привыкли с детства, что эта книжка называется «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями».
Юрий Нагибин как-то написал, что Сельма Лагерлёф создала эту книгу «не от учительского зуда, а чтобы полетать на гусе». Факты вроде бы возражают: «Нильс» был написан по заказу Общества учителей именно как учебник по географии для шведских школьников. Мальчик, заколдованный гномом за нехорошее поведение, летит верхом на гусе над родной страной, обозревая ее, как говорится, с высоты гусиного полета, а мудрая Акка Кебнекайзе, гусыня-вожак стаи, помогает как следует разобраться с материалом. Получить заказ под настолько, мягко говоря, оригинальную концепцию учебника было не так-то просто, но с другой стороны — сама Сельма Лагерлёф, уже довольно громкое имя в литературе плюс педагогический стаж. Принята книга была тоже неоднозначно: оценивая именно учебник, критики упрекали писательницу в недостаточной структурированности, переизбытке фольклора, а кое-кто и напрямую обозвал роман «неудавшимся попурри из фантастических мечтаний старой девы». Однако затем маятник качнулся в другую сторону: «Лагерлёф подарила детям стимул к познанию», «слила воедино задачу поэта и учителя», «перед нами педагогическая сказка или сказочная педагогика».
И самое главное — новый учебник приняли дети. «Пока детям весело читать эту книгу, она будет побеждать», — говорила сама писательница.
Советские дети читали адаптированного «Нильса». Сокращенного почти впятеро. Избавленного от подробностей шведской географии: действительно, зачем нам скрупулезное перечисление городков, селений и речек с непроизносимыми названиями? Тщательно подчищенного от религиозных мотивов, а заодно и от многих фольклорных эпизодов и персонажей. И куда более мажорного по общей тональности по сравнению с оригиналом.
В постсоветской России была издана и полная, двухтомная версия романа Лагерлёф, но любимым детским чтением в таком виде не стала. А многие знают Нильса по замечательному мультику «Заколдованный мальчик», одному из полнометражных шедевров советской мультипликации, до которой было далеко Уолту Диснею с его студией (да и сейчас, при всех технологиях, далеко). То есть по-настоящему любимой и передаваемой от родителей к детям в этой книге стала вовсе не география, бог с ней, и не христианская дидактика, а сама история чудесного путешествия, воспитания в мальчишке-хулигане способности к дружбе и ответственности, а еще объяснение писательницы в любви к своей фантастической стране. Над которой ей, конечно же, очень хотелось «полетать на гусе».
В оригинальном «Нильсе» есть эпизод, где появляется сама Сельма Лагерлёф, учительница, которая рассказывает заколдованному мальчику, как возник у нее замысел книги. Встречаются они не где-нибудь, а в ее родной Морбакке. Именем родного дома писательница назовет потом и свои детские воспоминания. Это было для нее знаковое, единственное место, где она могла все. Распространена легенда, что Сельма Лагерлёф выкупила Морбакку со своей нобелевки. Неправда (на самом деле это произошло несколькими годами раньше), но очень красиво.
Нобелевский комитет рассматривал кандидатуру Сельмы Лагерлёф несколько раз, а присуждена ей премия была в 1909 году. Женщине — уникальный прецедент. Женщине-сказочнице, и речь не только о «Нильсе»: странная, фантастическая атмосфера сквозит и во «взрослых» ее произведениях, начиная с «Йёсты Берлинга». В нобелевской речи Сельма Лагерлёф пересказала свой недавний разговор с отцом: она, мол, призналась, что боится не оправдать столь высокую честь, а отец, старый военный, стукнул кулаком по подлокотнику кресла-качалки: «Я не собираюсь ломать себе голову над проблемами, которые невозможно решить ни на небе, ни на земле. Я слишком счастлив, что тебе дали Нобелевскую премию, и не намерен беспокоиться о чем-то еще!»
Ее отец умер двадцать семь лет назад. Но в той реальности, где она жила и писала, это не имело значения.
После нобелевки Сельма Лагерлёф продолжала литературную работу: были написаны романы «Изгнанник», «Король Португалии», историческая трилогия о Лёвеншёльдах, несколько автобиографических книг. Много времени уделяла новаторскому тогда феминизму, выступала на женских конференциях и конгрессах, в том числе в Штатах. Для феминистического движения она стала, понятно, живым символом — о таком прорыве, как женщина-нобелиат, раньше не приходилось и мечтать.
Интересно, что сегодня именно в скандинавских странах феминизм можно считать реально победившим. Именно шведский парламент демонстрирует завидный гендерный паритет, именно там, у них, нет ничего странного и в избрании женщины на самый высокий государственный пост. Но лично мне кажется, что Сельма Лагерлёф поспособствовала этому не столько своими выступлениями на конгрессах и нобелевским прецедентом, сколько сотворением своей реальности, фантастической и женской по определению. И она, и Астрид Линдгрен с Туве Янссон создали в своих книгах альтернативный мир, настолько живой, что он постепенно и ненавязчиво заставил потесниться тот, прежний, единственный, мужской. Сами видите: так бывает.
Но, к сожалению, она жила не в те времена, когда кто-либо мог позволить себе игнорировать реальность объективную. Первая мировая — Сельма Лагерлёф выступает как пацифистка, протестуя против войны как таковой; разумеется, советские идеологи от литературоведения называют такой протест «сугубо реакционным и ханжеским». Да, ужасы войны где-то далеко, вот все и устаканилось, а Швеция была и остается нейтральной страной, и в Морбакке можно жить и писать книги, не трогая политику. В Германии приходят к власти нацисты, и Сельма Лагерлёф с ее фантастическими легендами и сагами хорошо ложится в их новую эстетическую концепцию, вот ее уже провозглашают «нордической поэтессой» и поднимают на щит. Однако она категорически выбивается из роли, помогает, к примеру, спасти жизнь и свободу менее «нордической» немецкой поэтессе Нелли Закс, оформив той шведскую визу. В 1937 году имя Сельмы Лагерлёф было в списке «Антифашистские писатели», опубликованном в московском журнале «Интернациональная литература». Но затем начинается советско-финская война — и писательница, уже почти «наша», жертвует Шведскому национальному фонду помощи Финляндии свою нобелевскую медаль.
Умерла Сельма Лагерлёф в Морбакке в 1940 году, дожив до 81 года. Сказочники и фантасты вообще, как правило, живут долго. Видимо, потому, что их собственная вселенная приспособлена для жизни куда лучше, чем так называемый реальный мир.