ЧЕРНЫЙ КОРСАР И СИДОР БИЛЫЙ

225 лет назад, в конце 1776 года, судьба определила так, что два человека, разделенные многими тысячами верст, должны были встретиться через двенадцать лет на юге Украины, подружиться и вместе биться против турецкого флота в морских боях под общим названием «Сражение в водах Очаковских».

До сих пор история не знает их настоящих имен и мало кому из наших современников известна правда об их участии в большом сражении, которое более двух недель длилось в устье Днепра у турецкой крепости Очаков и определило ход очередной русско-турецкой войны 1787—1791 годов. Прозвище старшего из них, кошевого Войска верных казаков, было Сидор Билый. Младшего, основателя военно-морского флота Соединенных Штатов Северной Америки, контр-адмирала, знали под именем Поль Джонс, а враги называли его Черный Корсар.

Российская императрица
Екатерина II, захватив
Крым с помощью запорожцев, в 1777 году утвердила на престоле Крымского ханства хана Шаги-Гирея. Высокая Порта с потерей Крыма смириться не могла, и султан Абдул Гамид I, пользуясь военным преимуществом на Черном море, решил без объявления войны напасть на российские войска, высадить десанты и, вернув Крым и Кинбурнскую косу, восстановить владычество Высокой Порты. Кроме того, султан решил привлечь к боевым операциям и бывших запорожцев, которые после разгрома Запорожской Сечи нашли приют в дунайских владениях Порты и основали там Задунайскую Сечь. В августе 1787 года Абдул Гамид I решил реализовать свои планы.

Российский Черноморский флот был слабее турецкого. Екатерина и Потемкин, командовавший войсками на юге Украины и в Крыму, об этом знали. Выход был один: на российской стороне, в Черном море, должны были воевать каперы, которые могли бы, нарушив морские коммуникации Высокой Порты в Черном море, оставить без снабжения войсками, оружием и боеприпасами турецкие крепости на Дунае и в устье Днепра. Екатерина своим указом дала Потемкину возможность выдавать лицензии на каперство, а сама написала посольствам в Западную Европу: искать знаменитых корсаров и немедленно приглашать их на российскую государственную службу на Черное море.

Кто же такие были каперы, корсары, аматоры, приваторы, как их называли тогда в Европе и Америке?

Это были частные лица, которые с разрешения воюющего государства снаряжали за свой счет суда и корабли, нанимали команду и нападали на торговые и военные суда противника, действуя как заправские пираты: грабили, брали добычу, захватывали суда. Треть захваченного оставляли себе, а две трети передавали государству, нанявшему их для каперства.

Первым российским капером на Черном море стал греческий «морской волк», капитан Спирос Рицардопуло, оснастивший и вооруживший яхту «Пчела». За ним последовали и другие, в том числе и российский капитан I ранга, будущий флотоводец и адмирал Алексей Сенявин. Таким образом, еще до открытия турецким флотом военных действий российские корсары начали хозяйничать на Черном море. Однако у них не было координатора, корсара со стажем. Им должен был стать Поль Джонс, Черный Корсар, на которого вышел российский посол в Париже.

Поль Джонс

4 июля 1776 года конгресс Северо-американских колоний, восставших против владычества Великобритании, принял проект депутатов от штата Вирджиния, названный впоследствии «Билль о правах человека». С этого дня народ США ведет начало отсчета своей государственности и независимости. Как писал впоследствии в своих мемуарах Поль Джонс, принятие этого документа подтолкнуло его, 29-летнего капитана эскадры, занимавшегося работорговлей, покинуть этот бизнес, предложить свои шесть корсарских судов в распоряжение конгресса и попросить лицензию на каперство. Предложение молодого капитана принято, и именно с этого момента берет начало флот США, самый мощный в мире в настоящее время.

Человек, вошедший в мировую военно-морскую историю как Поль Джонс, родился в горах Шотландии в 1747 году. Его старший брат, промышлявший работорговлей, был арестован вместе со своим фрегатом, его судил английский суд и приговорил к каторге в Австралии вместе со всем экипажем. Но в пути ему удалось освободиться, вернуться, захватить свой старый фрегат и уйти на нем к берегам восточного побережья Северной Америки. Брат будущего Черного Корсара купил землю в колонии Вирджиния и занялся земледелием, достиг определенного благосостояния, стал уважаемым плантатором. Он написал письмо в Шотландию, в котором просил Поля приехать и быть его наследником, так как чувствовал, что дни его сочтены. Поль Джонс решил оставить Шотландию, где вся его жизнь была посвящена морю: в 13 лет он юнгой пошел на судно, через пять лет стал старшим помощником капитана, а в 21 год — капитаном и хозяином трех судов, негласно промышлявших работорговлей.

В 1772 году Поль Джонс бросил якорь в гавани Филадельфии, и в 1773 году, после смерти старшего брата, унаследовал его плантацию. Как свидетельствовал в своих мемуарах Поль Джонс, перед смертью брат просил его оставить работорговлю, и Поль торжественно обещал сменить имя и бросить свой позорный бизнес. Уладив дела на плантации брата, продав свои суда и распустив команды, в декабре 1775 года Поль купил бриг «Альфред», вооружил его на свой счет, поднял на нем флаг конгресса и вышел в море. К тому моменту, когда Поль Джонс спускался по ступеням, выходя из конгресса с патентом на корсарство в кармане, на его счету было уже 15 захваченных английских торговых судов, а к «Альфреду» добавился еще и бриг «Провиданс». В 1777 году его эскадра состояла уже из трех каперов. Держа свой контр-адмиральский флаг на шлюпе «Рейнджер», американский адмирал прорвал блокаду британских фрегатов и решил искать счастья у берегов Англии. Там к нему присоединились еще три судна.

Франция благосклонно относилась к конгрессу, адмирал получил базу в Дувре. Там он сдавал две трети захваченной добычи представителям конгресса при американском консульстве, набирал новые экипажи в кабаках Дувра и Бреста, вооружал французскими пушками захваченные британские суда и вновь шел на коммуникации противника. Он решил ударить по северным портам, где формировались караваны в Северную Америку. В 1778 году он атаковал десантом Вайтгафен, сжег несколько судов в гавани, штурмом взял замок Селькирк и, захватив британский корвет, с победой возвратился в Брест. В том же году Поль Джонс, вычернив паруса, атаковал британский военный порт Уайтхевен ночью, поджег стоявший там караван и, взяв богатую добычу (на судах каравана должны были везти жалованье британскому экспедиционному корпусу в Америке), вошел в Дувр. За эту молниеносную операцию адмирала прозвали Черным Корсаром.

В августе 1779 года Поль Джонс получил официальный чин капитана I ранга, под его началом было уже пятнадцать судов соединенной американско-французской эскадры. В декабре того же года эскадра атаковала британский военный порт Ливерпуль. Десант высадить не удалось, но для британской торговли последствия были ужасны. Приказом первого лорда Адмиралтейства все британские порты были закрыты, снабжение экспедиционных войск в Америке прекратилось, голодные экипажи британских фрегатов были на грани бунта. Лорды Адмиралтейства, бросив снабжать английские части в Америке, вплотную занялись Полем Джонсом, но тот был неуловим. В 1782 году он захватил британский корвет, шедший в Англию с золотом и пряностями, и отдал золото конгрессу через американского посла в Париже. Там его принял король Людовик XVI, вручил золотую шпагу с алмазами и орден Святого Луи. Английский экспедиционный корпус, не получая снабжения, теснимый американскими инсургентами, пошел на мировую, и в 1783 году конгресс праздновал победу. А Поль Джонс остался без работы, так как в 1785 году Франклин объявил о запрете каперства. Он поселился в собственном доме в Париже под охраной чернокожих слуг.

Слава Поля Джонса добралась и до заснеженного Петербурга. Екатерина II поняла, что на Черном море адмирал-корсар необходим как воздух, и российский посол при Людовике XVI, Иван Смолин (Симолин) получил срочное указание пригласить его на российскую императорскую военно-морскую службу. Черный Корсар дал принципиальное согласие, но поставил единственное условие: императрица лично должна была обратиться к нему со всеми своими предложениями. Получив письмо от Смолина, Екатерина с облегчением вздохнула: координатор каперов на Черном море был определен, и села писать письмо к Полю Джонсу.

Черный Корсар приехал в российскую столицу 23 апреля 1787 года. Екатерина II немедленно удостоила аудиенции шотландского «морского волка», которого ей представил французский посол граф Сегюр. Из рук Екатерины Поль Джонс получил патент на чин контр-адмирала за ее собственноручной подписью, но на имя француза Павла де Жовеса. Под этим именем он и прибыл вскоре командовать парусной эскадрой в Днепровско-Бугском лимане, в распоряжение Григория Потемкина.

Итак, вопрос с каперством на Черном море был решен. А еще раньше императрица решила и вопрос противодействия Задунайским запорожцам, нашедшим приют во владениях турецкого султана. Им должен был противостоять Сидор Билый со своими «Верными Казаками».

Сидор Билый

Стояла ранняя весна 1776 года. По дороге из Чернигова в Киев ехали два всадника. В небольшой рощице оба спешились, проверили пистолеты и встали друг против друга. Судя по всему, они хотели исполнить традиционный для запорожцев акт сведения счетов с жизнью. Обычай заключался в том, что оба становились один против другого, целились друг другу в сердце, один из них читал молитву, а при слове «аминь» оба нажимали на спусковые крючки пистолетов и одновременно падали мертвыми. Самоубийство на Сечи считалось великим грехом, но обычай разрешал принять смерть от руки побратима.

Запорожец, что был моложе, начал читать «Отче наш», но вдруг остановился и проговорил: «А знаєш що, батьку? Ось ми постріляємось, знайдуть нас мертвими, та й скажуть: «От два дурня, запорожці! Певно, напилися, як мерці, й пострілялися, самі не знаючи чого! І нас закопають, як собак, і ніхто не дізнається, чому ми пострілялися, й нам не буде ні слави, ні честі, ні доброї пам’яті!». Седой казак утвердительно кивнул и засунул свой пистолет за пояс. Молодой повторил его жест.

Так Сидор Билый и Антон Головатый как бы родились вновь для того, чтобы не дать погибнуть запорожскому казачеству после разгрома Запорожской Сечи.

Сидор Игнатьевич Билый родился в 1716 году в украинской дворянской семье Новороссийской губернии, учился в Киево-Могилянской академии, но, как-то увидев на улице запорожца, решил бежать на Сечь. В 1762 году, когда кошевой Петр Калнышевский был приглашен на коронацию Екатерины II, сотник Сидор Билый вошел в состав делегации от Запорожской Сечи. Через шесть лет казаки избирают его войсковым есаулом, а в 1774 году он вместе с Антоном Головатым едет в российскую столицу защищать казацкие интересы и там узнает о разгроме Сечи и запрещении Войска Запорожского на территории империи. Казалось, рухнули все основы жизни, и выходом могла быть только смерть. Антон Головатый вернул побратима к жизни. Сидор Билый направился на родную Херсонщину. Но спокойная жизнь в сельских условиях была не по сердцу закаленному в боях запорожцу, и вместе с Захарием Чепигой, Антоном Головатым и Карпом Легкоступом он решил возродить украинское казачество.

Когда императрица проезжала землями Херсонщины, Потемкин представил ей местного предводителя дворянства Сидора Билого. О чем шел разговор по латыни между запорожцем, императрицей и Потемкиным, неизвестно, но после этого кортеж Екатерины II эскортировала запорожская казацкая сотня во главе с Сидором Билым, а в сотне были Антон Головатый, Захарий Чепига и Карпо Легкоступ. Проводив императрицу в Петербург, побратимы ездят по бывшим землям Запорожской Сечи, отданным российским дворянам, вызволяют из крепостного рабства бывших запорожцев и составляют из них волонтерский отряд. Императрица утвердила Сидора Билого кошевым Войска верных казаков, разрешение на формирование которого было подписано 27 февраля 1787 года. В войске насчитывалось 7 тыс. бывших запорожцев, причем половина были под командой Захария Чепиги, составляя казацкую конницу, а надморскими казаками начальствовал генеральный судья Антон Головатый. Казацкий флот в пять десятков чаек получил название Черноморской казацкой флотилии, которая перешла в оперативное подчинение начальника Лиманской гребной флотилии контр-адмирала Карла-Генриха-Отто принца Нассау фон Зигена.

Боевое крещение Войско верных казаков приняло в сражении у Кинбурнской косы 1 октября 1787 года. Победой российского оружия и закончилась эта кампания. В честь этого императрица повелела отчеканить 190 медалей с надписью «Кинбурн 1 октября 1787». Однако по ошибке чиновников Монетного двора было изготовлено всего… 19 медалей, и получивший их Потемкин написал Александру Суворову такой расклад: шесть медалей пехоте, шесть коннице, шесть — казакам и одну — артиллеристу, который поджег бомбой турецкий флагман. Солдаты и казаки должны были сами решить, кто из них достоин награды. Кто из казаков Сидора Билого получил медаль за Кинбурн пока что установить не удалось.

Лиманское побоище

Сражение за Крым и Кинбурнскую косу должна была решить, по расчетам султана Абдул Гамида I, Черноморская эскадра, которую он начал готовить с привлечением иностранных специалистов. Эскадра покинула Босфор 23 апреля 1788 года под командованием капудан-паши (адмирала) Эсски-Гуссейна, прозванного Крокодилом морских битв. В нее входило: 12 линейных кораблей, 13 фрегатов, две бомбардирские барки, две галеры, 10 бомбардирских шлюпов и канонерских мореходных лодок и шесть брандеров, а также 20 флейтов с десантом морской пехоты и 20 тыс. солдат и офицеров, которая лишь на треть состояла из турецких пехотинцев, остальные были наемниками, завербованными в подвластных Порте территориях (одних греков было около 4 тыс.). На парусных кораблях и судах было несколько сотен английских матросов и офицеров, артиллеристов, советников капудан-паши был британский контр-адмирал.

Эскадра вышла в Черное море с соблюдением строжайшей тайны, но выход ее был раскрыт. 1 мая того же года российские корсары атаковали и взяли на абордаж два турецких торговых судна. Одно из них увели в Севастополь, и пленные купцы поведали о выходе в море капудан-паши. Севастопольский флот был слаб, и Потемкин приказал привести в боевую готовность Лиманскую гребную и парусную эскадры, а также Черноморскую флотилию Антона Головатого.

Тем временем капудан-паша продолжал идти к Очакову. Но примерно в 60 милях от Босфора эскадру нагнал поздний весенний шторм и нанес повреждения нескольким линкорам. Эсски-паша вынужден был возвратиться обратно. 10 мая эскадра вновь покинула Босфор, а 20 мая 1788 года бросила якорь в видимости стен Очакова. Дозором в направлении к лиману были направлены гребные суда.

Приход турецкой эскадры в гавань Очакова наблюдали две дозорные дупельшлюпки российской лиманской эскадры. Одной из них командовал капитан II ранга, немецкий моряк на российской службе, Христофор Остен-Сакен. Когда он попытался прорваться через фронт турецких галер, ему на перехват вышли еще четыре турецких судна. Христофор Остен Сакен понял, что его хотят взять в плен, приказал команде идти на шлюпках к берегу, сам же спустился в кают-камеру, решив взорвать бочонки с порохом в тот момент, когда турки подойдут вплотную и появятся на палубе его корабля. Через несколько минут страшный взрыв потряс окрестности. Подвиг капитана Остен-Сакена увековечили лишь через 120 лет, когда в состав флота вошел эскадренный «Капитан Остен Сакен», построенный на верфях Николаевского завода, а 29 апреля 1918 года миноносец одним из первых поднял военно-морской украинский флаг по приказу контр-адмирала Михаила Саблина.

Взрыв шлюпа возвестил о приходе турецкой эскадры в гавань Очакова. Это означало, что вскорости следует ждать атаки капудан-паши Эсски-Гуссейна.

Примерно в это же время бывшие запорожцы праздновали прибытие в Кош клейнодов Войска верных казаков. В ставку Потемкина они пришли из столицы 13 мая, и он отослал их к Суворову, координировавшему сухопутный фронт лимана. Суворов, понимая важность получения клейнодов перед боем, послал их с генералом Михаилом Кутузовым и эскортом гусар в Кош. 21 мая 1788 года генерал-майор Михаил Кутузов в торжественной обстановке и на виду всего казачества вручил клейноды кошевому Сидору Билому. Главным в этой ситуации было то, что у Сидора Билого теперь была войсковая печать, а это означало, что Войско стало отдельной воинской частью. Ему были возвращены все права, вольности и привилегии запорожцев, — и одно это означало победу Сидора Билого и его побратимов.

Когда на следующий день казаки пошли в Сичевую церковь Покрова к заутрене, на Кош в Алешках напали турецкие фрегаты. Это было ранним утром: туман скрыл прошедшего мимо дозоров Нассау-Зигена противника. Однако турецкие канониры тоже не видели, куда стреляют, и били из пушек в белесый туман, скрывший Алешки. Казаки, не обращая внимания на пальбу, отстояли службу. Потом бросились к чайкам и решили проучить фрегаты. Но тут переменился ветер, погнал воду из лимана в море, турецкие фрегаты быстро ушли, боясь сесть на мель.

Поль Джонс, или, как его теперь называли, французский контр-адмирал Павел де Жовес, прибыл на Лиманскую каперскую флотилию еще 19 мая. О запорожцах он был наслышан еще во Франции и горел желанием поближе с ними познакомиться, так как воевать против капудан-паши им предстояло вместе. Первая встреча Черного Корсара и Сидора Билого началась вечером 6 июня 1788 года, а закончилась в полночь. Среди запорожцев нашелся казак по имени Иван, сносно владевший французским, он и стал переводчиком. Кошевой и адмирал быстро прониклись обоюдным уважением, которое впоследствии переросло в дружбу, а Иван стал побратимом Павла Жовеса. Во время веселого запорожского застолья адмиралу представили казацкого адмирала, командира Черноморской гребной флотилии Антона Головатого. Друзья расстались заполночь, и адмирал ушел на гичке к своему флагману — Святому Владимиру.

Утро было тихим и мирным, ветер с моря гнал воду в лиман, с ветром шел туман, в тумане — авангард эскадры крокодила морских битв капудан-паши Эсски-Гуссейна. За скампвеями контр-адмирала Нассау-Зигена, большими парусно-весельными судами с морской пехотой на борту и весьма слабой артиллерией, в глубине лимана располагались чайки Антона Головатого, дальше — каперы Черного Корсара. В авангарде Эсски-Гуссейна под парусами шла его гребная флотилия, которая должна была обеспечить прорыв основного, ударного ядра эскадры Крокодила морских битв в лиман. Ветер не давал скампвеям двинуться на встречу с турецкими галерами. Принц решился на отход по ветру.

Однако для отхода вглубь лимана скампвеям необходимо было развернуться; и этот весьма сложный в условиях боя «поворот все вдруг» требовал не только синхронно-четких действий, но и времени, которого у Нассау-Зигена не было. Ситуация стала критической в тот самый момент, когда линейные корабли и фрегаты Эсски-паши открыли навесной артиллерийский огонь, метая из своих пушек бомбы через свою гребную флотилию на российские скампвеи. Поражение стало очевидным.

То, что произошло через считанные секунды в лимане, не предусматривалось никакими военно-морскими инструкциями того времени. Это было как гром среди ясного неба и, вероятно, капудан-паша, стоя на капитанском мостике своего флагмана, потерял дар речи: на его эскадру на веслах летели по лиману пять десятков запорожских чаек и на длинных фалах тащили за собой скампвеи принца Нассау-Зигена. Они проскочили уже заградительный огонь турецкого главного калибра, прорвали строй турецких галер и входили в зону, где турецкие пушки были бессильны. Заговорила казацкая малокалиберная артиллерия. Ситуация резко изменилась в пользу противника, и капудан-паша отдал команду подготовиться к отражению абордажной атаки.

Когда Антон Головатый, командовавший казацкой гребной флотилией, просчитал ситуацию, он понял — единственный выход уйти от поражения — идти вперед и тащить за собой скампвеи. Он отдал команду, чайки «выскочили» за линию скампвей, зацепили их и потащили к турецким главным силам, мушкетным и фальконетным огнем продираясь через гребную турецкую флотилию авангарда Эсски-паши. Прикрытием этого маневра послужил дым от выстрелов турецкой эскадры, который ветер относил в сторону казаков. Запорожский адмирал знал, что вот-вот ветер переменится, надует паруса скампвей и каперов Черного Корсара, погонит воду из лимана в Черное море, турецкая эскадра сядет на мели лимана и станет легкой добычей российской морской пехоты, казацких мушкетов, сабель и пушек флотилии Черного Корсара.

Капудан-паша дал приказ на отход, но опоздал — ветер гнал воду из лимана, и три турецких фрегата, ударившись медными днищами о камни, прочно сели на мель. На их борта полетели абордажные крюки и лестницы, на палубах появилась российская морская пехота и казаки и началась рукопашная. С невероятными усилиями капудан-паше удалось вывести свою эскадру из боя. Каперы Поль Джонса довершили разгром, с фланга ударили по противнику скампвеи и шлюпы бригадира Алексиано.

Дело было выиграно вчистую. Поль Джонс приказал спустить шлюпки и подобрать из воды турецких моряков. Смеясь над «сердобольным корсаром», принц Нассау-Зиген направил на севшие на мель турецкие фрегаты горящие брандеры: фрегаты сгорели, что привело в великое неудовольствие каперов и казаков, так как корабли можно было с мели снять, отремонтировать и включить в флотилию Поля Джонса. Эсски-Гуссейн, кроме трех фрегатов, потерял канонерскую лодку, шебеку, 500 человек убитыми и утонувшими, 1000 человек пленными. Казаки потеряли лишь флагманскую чайку. Погиб весь ее экипаж, чудом ушел от смерти сам адмирал Антон Головатый.

Реляцию о победе 7 июня 1788 года писал Потемкину принц Нассау-Зиген, и это был единственный документ, на который впоследствии опирались все российские (и не только) историки. Естественно, что правду принц написать не мог, так как в этом случае его следовало бы снять с должности и отдать под суд. Принц указал среди отличившихся в бою только себя и бригадира Алексиано. Истинные победители остались «за кадром», и эта несправедливость до сих пор продолжается в российской историографии. Правду восстановил в 30-х годах XIX века украинский историк Андриан Кащенко, но его книга вышла малым тиражом, а ложь переходила из одной книги российских историков в другую.

Вечером в каюте Поля Джонса шла горячая дискуссия: принц уличал адмирала в том, что тот не преследовал противника, отходившего к Очакову. Невозмутимый шотландец указывал: если турецкие суда садились на мель, то с таким же успехом сесть на мель мог и он. И в свою очередь спрашивал Нассау-Зигена, во сколько он ценит сгоревшие по его приказу турецкие фрегаты и когда отдаст эти деньги каперам. Собеседники расстались, недовольные друг другом, позднее принц оклеветал корсара в письме Потемкину.

В ночь с 15 на 16 июня Поль Джонс навестил запорожцев, был в восторге от их маневра, не жалел слов похвалы. Торжество достигло апогея, когда Сидор Билый преподнес корсару запорожский подарок: шапку со шлыком, кунтуш алого сукна, такие же шаровары, казацкие сапоги, пояс с пистолетами, люльку и дорогую турецкую саблю. Изрядно угостившись горилкой, запорожцы переодели Поля в казацкую одежду, смущало их лишь то, что тот не имел чуба и усов. Потом пошел разговор о делах, и корсар попросил своего побратима Ивана показать ему мели на лимане. Надев темное платье и взяв с собой квач и смолу в малой кадушке, оба сели в лодки и, обмотав уключины мокрыми тряпками, тихо пошли на двух веслах к Очаковской гавани. Турки их не заметили. Иван подгреб вплотную в борту флагмана, подал адмиралу кадушку со смолой и квач, и на борту написал — «сжечь, Поль Джонс». Затем запорожец указал адмиралу мели, на которые следовало заманить турецкие корабли во время отлива.

16 июня в 12.00 флагман турецкой эскадры вошел в лиман. Читал ли он надпись, сделанную на борту его корабля рукой Поль Джонса, история умалчивает. Вероятно, читал с помощью своих британских советников, так как Поль Джонс писал на английском языке. Весьма возможно, что Эсски-Гуссейн пришел в ярость, и только потому пошел в лиман впереди всей своей эскадры.

Турецкий адмирал напоролся на те же самые грабли — к этому времени начался отлив, и 64-пушечный флагман сел на мель. Его окружили фрегаты, началась артиллерийская дуэль между каперами Поля Джонса и Эсски-пашой. Запорожцы рванули на чайках к севшему на мель турецкому флагману, но фрегаты поставили заслон из бомб и ядер. Так продолжалось до того, как переменился ветер, флагман снялся с мели, и турки ушли из лимана.

Вечером гичка принца вновь доставила его на «Святой Владимир». Нассау-Зиген снова атаковал Поля Джонса своими обвинениями — почему тот не ударил по севшему на мель турецкому флагману? Хладнокровный шотландец открыл принцу свой план боя на следующий день, попросив его атаковать турецкую эскадру гребной флотилией на веслах в момент прилива и заманить турецкие суда на мели. Нассау-Зиген понял: если он реализует план шотландца, то лавры победителя будут у него, потомка принца Оранского.

Наступило утро 17 июня. Эсски-Гуссейн вновь вошел в лиман, все повторилось: вперед на веслах пошли скампвеи Нассау-Зигена, потом он сделал «поворот все вдруг». Капудан-паша увеличил парусность, эскадра летела на встречу с Черным Корсаром. Когда ветер переменился, каперы развернулись бортами, и страшный залп из трехсот орудий ударил по рангоуту и мачтам кораблей капудан-паши. Били из каронад, гладкоствольных пушек, ядра которых были соединены цепью. Мачты и рангоут, паруса и снасти турецких судов обрушились в лиман. Начался отлив, и турецкий флагман сел на мель без мачт и парусов. Налетели чайки запорожцев, на передней шел 72-летний Сидор Билый. Они быстро достигли бортов турецких судов, вверх полетели абордажные лестницы и крючья, пошла в атаку запорожская морская пехота. Первым на палубе флагмана был Сидор Билый. Началась рукопашная. Течение гнало «Святой Владимир» прямо на турецкий флагман, но Поль Джонс сумел развернуться бортом и всадить картечью по палубе. Капудан-паша решил сдаться, и его флаг на грот-мачте медленно пополз вниз.

Теперь все зависело от морской пехоты Нассау-Зигена: турецкую эскадру можно было брать на абордаж. Но упоенный победой принц послал вновь вперед брандеры, и два турецких линкора запылали. Эсски-Гуссейн бросился в лиман, за ним последовали его британские советники, их подобрала турецкая галера. Один из британцев, встречавшийся ранее с Поль Джонсом, увидев его на мостике «Святого Владимира» в запорожской униформе, вернувшись в Европу, всех уверял, что Поль Джонс стал мусульманином и перешел к русским. Тем временем ветер нагнал волну, вода пошла в лиман, турецкие суда сошли с мели и пошли на Очаков, и запорожцы — 218 казаков и старшин — на их палубах попали в плен. С большим трудом сняли тяжело раненного Сидора Билого. Позднее Антон Головатый, захватив Березань 7 ноября того же года, вызволил некоторых из плена.

Сидор Билый был весь изрублен ятаганами. Генерал-майор Михаил Кутузов прислал ему своего врача, но стар был запорожский казак, и 20 июня его сердце остановилось. В тот же день Антон Головатый привез тело на Кинбурнскую косу. При отпевании впереди российских офицеров стоял с обнаженной головой Александр Суворов, а среди запорожцев, рядом с Антоном Головатым, был Поль Джонс. Могилу вырыли в самой церкви, сверху положили чугунную плиту.

5 октября 1855 года могилу Сидора Билого потревожили: в Кинбурне высадились англичане, забрали пушки и плиту. В 1856 году королева Великобритании учредила «Крест Виктории» — высшую награду империи за подвиг выдающейся храбрости. Крест отливался из металла российских пушек, захваченных в крымской кампании. Весьма возможно, что плита с могилы Сидора Билого также пошла на британские наградные кресты.

Потомки-запорожцы не забыли Сидора Билого, и 26 августа 1904 года он посмертно стал вечным шефом Полтавского Кошевого Сидора Билого конного полка Кубанского казачьего войска.

Последний аккорд в сражении в водах Очаковских был 18 июня. Тут Эсски-паша потерпел полное поражение при попытке прорваться из очаковской гавани в Босфор. Нассау-Зиген стал официальным победителем, был награжден Георгием II степени и вице-адмиральским чином. Но Григорий Потемкин быстро раскусил чванливого принца и попросил убрать от него «немца». Императрица забрала принца к себе, он стал ее тайным агентом, был направлен во Францию и Испанию, но там осрамился. Тогда его назначили командовать Балтийской гребной флотилией, но и тут в сражении на Роченсальмском рейде 9 июня 1790 года он потерпел сокрушительное поражение от шведов под командованием принца Карла Зюдерманландского и с позором покинул пределы Российской империи. В 1808 году скончался в своем родовом поместье.

Поль Джонс отказался служить империи. В 1789 году он вновь поселился в Париже. В конце года в Эдинбурге вышли его мемуары, послужившие Фенимору Куперу и Александру Дюма материалом для написания приключенческих романов. В марте 1792 45 лет от роду года он скончался от ран.

После смерти Сидора Билого кошевым стал Захарий Чепига. Он, как и Антон Головатый, участвовал в штурме Очакова и Измаила. В возрасте 68 лет непосредственно принимал участие в боях, через два года получил чин генерал-майора, ордена Святого Георгия 3-й и 4-й степеней, золотой именной крест за Измаил, саблю, усыпанную алмазами. На 71-м году жизни, в 1797-м, и 26 августа 1904 года стал посмертным шефом Екатеринодарского конного кубанского полка Кубанского казацкого войска.

Антон Головатый до конца своих дней был казацким «морским волком» и исполнял обязанности генерального войскового судьи. Он помог Войску Верных Казаков получить землю на Кубани, был героем Очакова и Измаила, получил чин бригадира, был направлен с черноморскими казаками против персидского шаха, получил пожизненно кошевого Черноморского войска, а скончался от болезни 29 января 1797 года. С 26 августа 1904 года он пожизненный и вечный шеф Уманского, бригадира Антона Головатого, конного полка Кубанского казачьего войска.

Остается лишь сожалеть, что имена всех этих истинных героев сражения в водах очаковских не нашли достойного для их подвига места ни в российской, ни в украинской историографии.