Самое сильное и действительно неизгладимое впечатление за мою журналистскую деятельность произвела на меня колония для женщин. Сегодня я их увидел на утренней поверке: в одинаковой одежде с лагерными номерами, в грубой обуви…
Из центра поселка широкая улица через минут десять привела меня вместе с начальником Збаражской женской исправительной колонии №63 Тернопольской области подполковником внутренней службы Дмитрием Амброзом к воротам этого невеселого заведения. Шумно открывались запоры, мы переходили от одной железной двери к другой, наконец очутившись на территории женской исправительно-трудовой колонии. Красота лета с изобилием зелени и цветов по одну сторону тюремной ограды предательски подчеркивала скудность лагерной территории с ее унылой архитектурой: мрачные бараки, сторожевые вышки с часовыми, передвижение заключенных строем, состоящим из прекрасной половины человечества.
Особенно неприглядный вид «тюрьмы в тюрьме» — больнице для осужденных с тяжело выраженной формой туберкулеза, где собирают больных из других женских колоний Украины. Еще есть барак с осужденными, переболевшими целым «букетом» венерических болезней, — таких здесь более двухсот человек. Со скудным государственным финансированием на питание и лечение они здесь «лечатся» и тихо умирают, найдя свое последнее пристанище под холмиком земли на отведенном участке местного сельского кладбища.
На ходу, дабы не тратить времени, строгий подполковник бросает в мой диктофон короткие фразы: «Типология контингента — воровки — деградированные личности, «подзаборки», убийцы, осужденные за хранение и сбыт наркотиков, очень много молодежи — средний возраст — 25-30 лет… Здесь отбывают наказание 1350 осужденных женщин».
Подъем — в шесть утра. Воспитательная «трудотерапия» включает в себя ударный пошив постельного белья и рабочей одежды….
В женской колонии нет жесткой иерархии. Обычно существует много групп, сплотившихся вокруг авторитетных «зечек» — лидеров по характеру. Тон задают не уголовные нормы, а коммерческие интересы и материальное положение, где «твердой валютой» являются сигареты, кофе и прочие товары.
Штрафной изолятор с отстегивающимися на ночь жесткими нарами и помещение камерного типа (ПКТ) — основные средства давления администрации на осужденных, а на завтрак их всегда ждет неизменная «сечка» — крупа, которой на «гражданке» кормят кур.
В колонии есть «культовое» помещение, которое именуется церковью, библиотека, компьютерный класс, даже несколько классов школы для тех, кто по разным причинам не успел получить среднее образование.
—Есть у нас свое подсобное хозяйство, — продолжает разговор начальник колонии, — 45 свиней, 11 коров, местная власть выделила колонии 16 гектаров пашни, имеем три трактора, другую сельскохозяйственную технику. Своими силами вырастили в прошлом году 50 тонн капусты, чеснок, морковь. Это серьезное подспорье к тюремному пайку. Госзаказ нашей швейной фабрике на спецодежду, которую шьют заключенные, тоже помогает выживать. Комнаты свидания — платные. Четыре гривни в сутки за пребывание в них идут на улучшение условий в этих же комнатах…
Ошеломляет статистика контингента осужденных: за убийства здесь коротают время 126 женщин, за нанесение тяжелых физических увечий — 36, разбой — 67, грабежи — 83, хищение государственного и личного имущества — 566, другие преступления — 758…
Кого убивают женщины? Об этом я спросил начальника колонии, отойдя от строя. В 2001 году в колонии от тяжелой болезни умерла женщина, убившая собственных троих детей по «совету» сожителя. Дети мешали им заниматься любовными утехами. Осужденная с Волыни Галина бросила в выгребную яму сельской уборной своего новорожденного ребенка, Елена из Кривого Рога в припадке ревности топором убила своего мужа, за что получила 11 лет лишения свободы. Светлана «мотает» срок за разбой: совсем молодая девушка «работала» в группе с бандитами, совершая нападения на бензозаправки. «Диапазон» действий был очень широк — от запада Украины до Днепропетровской области.
— Все зависит от нашего общества, — эмоционально продолжает разговор Василий Амброз, — оно сейчас уже подходит к пониманию того, что не разорвав этот порочный круг, мы навсегда обречем себя на повторение таких судеб. Через двадцать лет дети этих женщин, которые успели родиться на свободе и вне ее, будут стоять точно в таком же тюремном строю, в таких же одинаковых серых бушлатах. Трагично, что современная либеральная идеология рассматривает алкоголизм и наркоманию почти как сугубо личное дело. Дети при этом выносятся за скобки. Вследствие этого неограниченное воспроизводство контингента для спецучреждений резко снижает интеллектуальный и экономический потенциал общества и в целом государства.
Колония главным образом населена женщинами, рожденными в семидесятые-восьмидесятые годы. При опросе осужденных я слышал стандартный ответ: «Мать с отцом — алкоголики, нигде не работали, занимались воровством, родители меня не воспитывали, я была на попечении бабушки и дедушки, воспитывалась в детском доме, жила «на улице», бродяжничала…». «Я убила женщину с целью наживы, за что получила 14 лет, девять из них нахожусь здесь», — рассказывает Наталья из Николаева.
В «зоне» более 40 процентов уголовных дел связано с бомжами, людьми, лишенными не только состояния, но и крыши над головой. Огромная часть преступлений совершается нигде не работающими. Сотрудники правоохранительных органов осознают ситуацию, понимая: нищета вооружена злобой и опасна для общества не меньше, чем спайка мафии.
По роду журналистской деятельности я видел детей, родившихся от женщин такой судьбы, в сиротских домах, в школах-интернатах. Все они похожи друг на друга. Многие из осужденных оставили на свободе своих малолетних чад. Понимают ли эти матери, что они уже «заочно» втянули своих детей в порочный круг, из которого нет выхода: дом ребенка, детдом, школа-интернат? А потом… Потом — полная неприспособленность к нормальной жизни, которую никто из них никогда не видел. Грустная статистика точно знает число бывших воспитанников казенных домов, лишившихся родительского попечения и ставших сиротами при живых родителях, которые с неизбежностью повторяют путь, уже пройденный их родителями. Так замыкается порочный круг.
. Одна из немногих в СНГ специалистов по психологии женской преступности Лариса Шевченко, полковник милиции, кандидат психологических наук считает, что если женщина осуждена на два-три года, ее еще можно «вытащить», вернуть обществу, семье, детям. Более трех лет держать женщину в заключении нецелесообразно. Жестокость тюремного бытия уничтожает душу и саму жизнь. Статистика утверждает, что женщина, выйдя на свободу после длительного срока заключения, совершает еще более жестокие и тяжкие преступления.