ПОЧЕМУ В КАФЕ «КАЛИНА» НЕ ГОВОРЯТ О ЮРИИ КРАВЧЕНКО,

или Сколько стоит достоинство министра?

«Пять миллионов гривен», - так ответил на этот вопрос Старокиевский районный суд города Киева. На том и закончился очередной раунд знаменитого дела «Министр внутренних дел против газеты «Киевские ведомости», состоявшийся в четверг.

Оговоримся сразу, мы не стремимся ответить на вопросы, правду ли написали коллеги в статьях, ставших причиной обращения в суд? Почему они решили написать правду именно о министре внутренних дел? И по какой причине речь идет о защите чести и достоинства в порядке гражданского, а не уголовного судопроизводства (клевета - статья 125 УК Украины)? Нас интересует лишь два вопроса, ответов на которые мы не знаем.

Вопрос первый - каким образом подсчитывает понесенный моральный ущерб сам министр? Ну, в самом деле, откуда она взялась, эта цифра - 9 миллионов гривен? Вопреки естественной человеческой склонности к округлению - не 5 и даже не 10 миллионов гривен, а именно 9. Такого рода странность позволяет предположить, что эта цифра, вопреки расхожему мнению, взята вовсе не с потолка, а основывается не только на тонком политическом, но еще и на точном математическом расчете. (Например, количество шаров, забитых во время последней партии в бильярд, возведенное в n-ную степень и умноженное на 2012 (20.12 - День милиции) плюс количество ульев, находящихся во дворе МВД, умноженное на количество расквартированных в них пчел. Ну и, может быть, минус количество дней, на которое была отложена отставка министра).

Вопрос второй - из чего исходит суд, определяя размер компенсации ущерба, нанесенного чести и достоинству министра? Умножает его рост на количество штатных сотрудников органов внутренних дел? Или делит государственный бюджет на сумму, полученную в результате сложения цифр номерного знака последнего «Мерседеса» министра? В любом случае в конце концов от полученной суммы вычитается количество дел, направленных судами на дополнительное расследование по причине брака, допущенного сотрудниками правоохранительных органов. И вот результат - начальная стоимость морального ущерба обесценилась чуть ли не вдвое. Впрочем, возможность такого поворота событий наверняка была просчитана истцом заранее.

Крайне затруднительно вывести формулу, по которой будет вычислять сумму, способную хотя бы в какой-то степени посодействовать заживлению моральных увечий, кассационная инстанция. Впрочем, интуиция подсказывает, что окончательное, не подлежащее обжалованию решение может быть вынесено уже не на основании таинственных формул. Окончательный вердикт, скорее всего, будет просто-напросто подогнан под нужный ответ. Кому нужный? Как говорится, догадайтесь с трех попыток. Что ж, как ни банально это звучит, но уповать ответчику остается исключительно на закон. Хотя в виду отсутствия реального верховенства права в конфликтах между прессой и властью очень трудно добиться справедливости посредством обращения в суд. Потому что обе стороны, как правило, в изобилии используют запрещенные приемы. В частности, в ситуации, когда к телефонному праву прибегает гарант Конституции, в чем на собственном горьком опыте убедилось и «ЗН», рассчитывать на непредвзятость суда довольно сложно.

Вообще если в поисках ответа на второй вопрос, вынесенный в заголовок, обратиться к мировому опыту, то можно убедиться, что достоинство везде котируется по-разному. В одних странах «шишек» вообще за людей не держат. Газетенка что-то пропечатала, а ты доказывай, что не верблюд. В других, если журналист промашку допустил не по злому умыслу, с него взятки гладки... В третьих - писать о власть имущих что-либо, кроме официоза, «не рекомендуется», а в четвертых за оскорбление государственного деятеля грозит смертная казнь. Похоже, мы находимся где-то между третьей и четвертой категорией. Неплохо для страны, карабкающейся в мировое сообщество, неправда ли? Но, как говорится, нет худа без добра. Зато в Украине, например, министр может оценить себя совершенно адекватно. В смысле, адекватно собственному самомнению. Отбросив прочь сомнения, самокритику и всяческие комплексы.

Что же касается высказывания адвоката Ю.Кравченко по поводу того, что он подал в суд не как министр, а как частное лицо, обычный обиженный гражданин, то тут есть как минимум два «но». Во-первых, претензии-то в публикациях высказывались к должностному лицу. Никто не писал, например, что «пассия министра была в темно-синем» или «водитель министра купил в секс-шопе хлыст». Во-вторых, обычные граждане в Украине никогда не были в такой цене. А уж говорить о чести и достоинстве простых смертных всерьез у нас как-то до сих пор не принято. В наших местах не то что отдельно взятая личность, а даже весьма значительное количество этих самых личностей традиционно ничего не стоило, да и по сей день представляют собой весьма небольшую ценность с точки зрения государства. Государство, которое не собирается умножать, например, сумму задолженности по бюджетным выплатам на человеко-часы, человеко-дни, человеко-годы ожидания, надежды и нищенской жизни. И на какое богоугодное дело не собирался бы направить отсуженные деньги министр, наверное, просто неэтично заявлять государственному человеку такие суммы компенсации морального ущерба в стране, преобладающее большинство населения которой находится на грани или даже за гранью нищеты.

...Вопреки прогнозам, предвещавшим холодное, дождливое лето, на улице стоит невыносимая жара. Шахтеры ритмично грохочут касками о мостовую на улице Банковой. У врачей и учителей касок нет, у пенсионеров - нет не только касок, но и сил стучать. Те из них, кто еще хочет продолжать существование, без лишнего шума, тихо-тихо роются в мусорниках... Правда, многие старики уже не стесняются своего занятия, как прежде. Стыд испытываю я, когда бабушка в беретике, похожая на учительницу, разрывает выброшенный мною пакет, даже не дождавшись, когда я отойду. Какое там достоинство, ей уже давно не стыдно...

... Да, так почему, собственно, в кафе «Калина», одном из последних оплотов некогда существовавшей империи Бродского, одного из соучредителей «Киевских ведомостей», никогда не говорят о министре внутренних дел? Я не знаю. Ну не говорят - и все... Во всяком случае, я ни разу не слышала. Как, впрочем, и о том, чтобы в доме повешенного говорили о веревке...