В одной прекрасной стране образовалось ни на что не похожее государство (во избежание иска о клевете назовем его просто Г.), в котором, по убеждению его верхушки, царило всеобщее благоденствие. Неопровержимым подтверждением тому служил такой факт: счастливые граждане этого замечательного Г., в отличие от обездоленных граждан каких-нибудь тоталитарных держав, не задавались извечным вопросом кухонных философов: государство - это кто? Поскольку каждый из них твердо знал ответ: государство - это Я. Никаких фамилий, просто Я. Фамилии, имена и другие отличительные признаки там давно никто не упоминал.
Началась эта история, когда власть вдруг осознала, что на фоне тотального, неотвратимого как смерть улучшения осталась одна, последняя портящая жизнь малость - злословие, суть клевета отдельных отщепенцев на авторитетных и уважаемых людей. С потрясающей очевидностью вдруг в полный рост встала проблема отсутствия уголовной ответственности «за базар», прямо угрожающая государственной безопасности. Наше Г. было совершенно беспомощно перед лицом такой беды - до тех пор, пока на помощь ему не пришел г-н Ж., уже давно носившийся с соответствующей идеей.
Этот г-н Ж. мог войти в историю как угодно: в качестве сподвижника легендарного градоначальника столицы или как самый гламурный дядя самой красивой племянницы, а может, как-то еще. Но он, похоже, останется в неблагодарной памяти потомков в качестве Последнего Реформатора (в целях конспирации - просто ПР). Конечно, может, и после него случались какие-то реформы, но, поскольку СМИ больше не было, об этих новшествах широкая общественность мало что знала аж до тех пор, пока не начинала их сильно ощущать. А потому переплюнуть г-на Ж. уже никто не мог, хотя старались многие.
Дело в том, что почему-то именно с «гениальной» подачи г-на Ж. власть не только неверно трактовала, но еще и странным образом узаконила древний постулат, гласящий: слово изреченное есть ложь. Никто особо не вникал, что это значит, но фраза понравилась - и наряду со многим другим, что им вообще по жизни импонирует, она нашла свое буквальное отражение в уголовном кодексе…
Ходили, правда, разговоры, что древние вообще-то имели в виду совсем другое. Но сей малозначительный факт ни в коей мере не облегчал участи нарушителей закона, которые, назвав по неосторожности чье-то имя, автоматически подпадали под уголовную ответственность и зачастую отправлялись в тюрьму. За имена совсем уж конкретных людей, произнесенные всуе (то есть в любом контексте, кроме рекламного билборда), кара была безоговорочной, как за тяжкое преступление.
И граждане перестали клеветать.
Конечно, сыграла здесь свою роль и грамотно организованная превенция - трудно переоценить профилактическую миссию широко распространенной «социальной рекламы», где серьезный мужчина веско предупреждал: «Почую кожного».
Свободы слова в этом Г. больше не было. Впрочем, о том жалели немногие, поскольку когда она была, ею, в соответствии с широко распространенным мнением, пользовались неправильно. И сначала граждане утешали себя тем, что в первую очередь этот закон касался журналистов. Но, как ни странно, оказалось, что порядковый номер для поставленных в эту очередь не имел определяющего значения. Двигалась она быстро, и когда подошел черед вторых и третьих, подать голос в их защиту больше было некому…
Со временем невероятное, нигде доселе не наблюдаемое распространение получил в этой местности эзопов язык. Властям это очень не нравилось - во-первых, непонятно. Да и само название, если произнести пару раз да вслушаться, звучит как-то знакомо-нехорошо. Хотя сначала высказывались даже мнения, что это идиш. Но у переводчиков, которых выискивали и мобилизовали на государственную службу, оказалась крайне низкая приживаемость. Тех, кто не рисковал переводить с эзопова языка, увольняли, те, кто переводил, - садились за клевету.
Конечно, были предприняты решительные попытки положить конец этому безобразию. Но ни фотороботы Эзопа, составленные со слов советника президента по ликбезу и общему развитию, ни обещанное вознаграждение за содействие в поимке, с полной ответственностью гарантированное МВД, плодов не принесли.
Вскоре эзопов язык стал 39-м по счету региональным языком. Новейшие поколения свободно лепетали на нем с раннего детства, и, учитывая распространенность, он имел все основания претендовать на «звание» второго государственного, потеснив братский.
Подобно жесточайшей цензуре «совка» новый режим нашего Г. стал своеобразным «соавтором», вдохновителем гениальных произведений, мыслей и идей, облеченных в изысканные тексты, крайне редко рождающиеся в тепличных условиях, - они выкристаллизовываются, только пробивая асфальт… Но когда-нибудь, самостоятельно и трудно пройдя сквозь него, они уже не позволят закатать себя снова.
Циничная избирательность агитаторов за указанный закон удивляет своей наглостью. В условиях нашей правоприменительной практики, катастрофически усугубившейся в последние годы, эти эрудиты ссылаются на передовой опыт, двигаясь в Европу по маршруту: со свиным рылом да в калашный ряд. В Европах им приглянулась не обязанность политика, государственного деятеля покорно терпеть интерес общественности почти ко всем сферам своей жизни, поскольку он сам избрал себе этот публичный путь; не ответственность за последствия своих решений; не принцип разумной достаточности. Разглагольствования о защите «чести и достоинства» всех граждан - лишь возможность засунуть кляп в рот, чтобы никто не мешал жить, как привыкли, и спокойно хлебать оттуда, куда дорвались. Правоохранительные органы и суды - у ног. Осталось совсем немного. Уголовная ответственность за клевету, коей в наших условиях они нарекут все, что угодно. И какая тишь да благодать будет уже к следующим выборам!
И что еще характерно: работа сотрудников глянцевого журнала станет совершенно тождественной по степени риска с работой журналиста, расследующего коррупционные схемы. Ошибка в описании прикида какой-нибудь из наших потешных селебритис, по определению обреченных вечно отмечать свой празник жизни, может привести точно к тем же последствиям, что и раскрытие тайн очередных безальтернативных тендеров или секретов вывода денег за рубеж. Потому что, хоть вышки Б., недвижимость и шмотки какой-нибудь б. (блондинки) - вещи разные, а каста - одна, и деньги эти пахнут, и запах у них одинаковый…