Девять месяцев провел 14-летний подросток
в Лукьяновской тюрьме по обвинению в хулиганстве
В течение этих девяти месяцев родителям ни разу не разрешили увидеться с сыном - Максимом Пятигорским. Официально подростку инкриминировали хулиганство (статья 206 УК Украины), но судебное заседание было объявлено закрытым «с целью предупреждения разглашения сведений об интимных сторонах жизни лиц, принимающих участие в деле» (статья 20 УПК Украины). Дело в том, что главной задачей предварительного следствия, а затем и судебного расследования было установить, имел ли Максим «неестественные половые контакты» с потерпевшими - малолетними братьями Вадимом и Антоном (ч.2 статьb 122 УК Украины).
Поскольку в соответствии с законом 14-летний мальчик не может нести ответственность по этой статье, его действия квалифицировали как хулиганство, так что фактически Пятигорский осужден по статье, не имеющей никакого отношения к расследуемым по делу обстоятельствам. Сам по себе такой прием ничего революционно нового в отечественную юридическую практику, конечно, не привнес. Однако дело Пятигорского представляет собой интерес с точки зрения изучения методов работы органов, которые, по иронии судьбы, носят название ПРАВОохранительных.
Беда, коль следствие начнет вести учитель...
История эта началась почти год назад. Мать обратилась в милицию: к детям - первокласснику и ученику 5-го класса в школе «пристают». Писать заявление не стала, сказала, что просто хочет сообщить «для информации». Через несколько дней она идет с детьми к завучу и заявляет, что к ним пристают старшеклассники. Завуч оперативно... организовала «опознание», проведя старшего мальчика по девятым классам школы. Тот указал на некоего Игоря...
Проявив недюжинные дедуктивные способности, завуч распорядилась позвать ученика параллельного класса, с которым, как она знала, дружит «подозреваемый». Малышам указали на него - это насильник? Те ответили не сразу и как-то неопределенно: вроде бы да... Это и был Максим Пятигорский. Так в результате самочинных действий была утрачена возможность провести законное, квалифицированное опознание, а подозрение пало на Игоря и Максима. И завертелось колесо правосудия...
А вот какие показания легли в основу обвинения Максима Пятигорского. (Игоря родители просто-напросто спрятали. Впрочем, никто его особенно не искал и не ищет по сей день). Поскольку судебные экспертизы, проведенные по «делу», зачастую носят предположительный характер, основным доказательством являются показания пострадавших детей. Однако проанализировав их, можно утверждать, что каждое последующее не только не соответствует предыдущему, но зачастую противоречит ему. Присутствовавшие в судебном заседании психолог и педагог отмечают явно «установочное, заученное поведение детей». Старший - Вадим - дает показания, словно читая их из дела - строку за строкой, слово в слово. По заключению психолога-эксперта, во время следственного действия Вадим «явно использовал воображение, не воспроизводя, а на ходу конструируя эпизоды». В показаниях детей сначала речь идет о двух эпизодах насилия, через неделю - о четырех. Еще спустя некоторое время дети припоминают восемь случаев насилия, затем - уже более десяти. Можно ли поверить в то, что ученик 5-го класса, только что демонстрировавший превосходную память, путает цифру 2 с цифрой 10?.. Предположить, что стало причиной такого поведения Вадима, мы попытаемся позднее, да и не это главное - ребенок есть ребенок, какой с него спрос...
А вот лишь несколько примеров того, что позволяют себе взрослые: даты в деле неоднократно и весьма небрежно исправлены, подписи под показаниями пострадавших в отдельных случаях проставлены явно недетской рукой. В то же время осмотр чердака школы - места совершения преступления - не проводился ни сразу после поступления заявления, ни во время дальнейшего следствия.
Пишите письма...
С самого первого дня отец Максима настойчиво требовал соблюдения законности при осуществлении всех следственных действий в отношении несовершеннолетнего сына. По поводу каждого нарушения обращался в соответствующие инстанции, и хотя эффект был практически равным нулю, не терял надежды. Сегодня, готовясь к рассмотрению дела в Киевском городском суде, он составляет перечень нарушений Закона, допущенных предварительным следствием. Это очень длинный список, где каждая строка - крик. Интересно, будет ли он кем-нибудь услышан?
Характерный эпизод. Придя на квартиру к Пятигорским с четырьмя сотрудниками милиции специального назначения, вооруженными автоматами, оперативный работник капитан Батрак пытается забрать Максима в Минский РУВД города Киева «на собеседование». По словам отца, «группа захвата» является в семь часов вечера без повестки или какого бы то ни было иного документа. Услышав отказ, господин Батрак угрожает применить силу. Отец Максима ссылается на Конституцию. «Это у вас Конституция, а у нас Закон о милиции, - парирует оперативник. Когда же отец пообещал позвать в свидетели соседей, опергруппа ретировалась.
Единственное, о чем сожалел впоследствии господин Батрак, было то, что он не ворвался тогда в квартиру Пятигорских и насильно не доставил «особо опасного преступника» (цитата) в РУВД. Об этом капитан милиции чистосердечно поведал суду. Он и по сей день пребывает в уверенности, что имел право вломиться в квартиру.
И все же такой «наезд» выглядит мелкой шалостью по сравнению с методами ведения следствия. В судебном заседании Максим Пятигорский заявил о том, что на допросах его избивали. После одной из таких бесед подростка, страдающего заболеванием сердца, пришлось везти в больницу.
Оба «свидетеля», якобы державшие дверь в туалет, где насиловали малышей, признались, что, заставляя их подписать такие показания, в милиции применили силу. Одного из подростков - Глеба - оперативник бил по спине, шее, затем сдавливал горло, пока тот не сказал: «Да, я там был» и подписал то, что от него требовалось. Примерно так же действовали и со вторым «свидетелем».
Отец Глеба обратился в прокуратуру Минского района с заявлением о том, что его сына в милиции избивали, и он отказывается от «показаний», которые его вынудили подписать... Излишне говорить, что прокуратура не торопилась с ответом. Когда же он, наконец, пришел, выяснилось, что заявление направлено... в райотдел милиции, для приобщения к материалам дела (?!). Хотя в соответствии с законом прокуратура была обязана в трехдневный срок отреагровать на заявление, или же в течение 10 дней провести расследование и решить, следует ли возбуждать по этому факту уголовное дело. Так что, в прокуратуре сочли, что такое поведение оперативников является нормой?
Сын за отца не отвечает?
Очевидно стремясь прозрачно намекнуть, что яблоко от яблони недалеко падает, и то, что Максим стал на преступный путь - закономерность, следователь подшивает к уголовному делу ребенка справку... о судимости его отца. Само по себе вопиющее нарушение закона усугубляется еще одним небезынтересным обстоятельством. Дело в том, что отец Максима был в свое время осужден к одному году исправительных работ за деяние, которое сегодня вообще квалифицируется как мелкое хулиганство. Да и судимость та погашена ровно 30 лет назад...
Кстати, к делу приобщено сообщение еще об одном проступке отца. Передавая в КПЗ Минского РУВД еду для сына, он положил туда записку. Факт, конечно, возмутительный. И действия Пятигорского-старшего квалифицируются в рапорте как попытка научить подозреваемого, как себя вести. Строго говоря, так оно и было, ибо записка гласила: «Максим, выполняй свой гражданский долг! Папа». Такая интерпретация имела свое продолжение. Отвечая отказом на просьбы отца о свидании с Максимом, следователь О. Олейник писал, что свидания не могут быть предоставлены, так как отец отрицательно влияет на сына и учит его, как себя вести. И это - после окончания следствия!
...Подобно героям произведений Ф. Кафки, движутся, как в тумане, какие-то тени, призраки живых людей. Что-то говорят, что-то делают, но в их словах и поступках нет логики, в сердцах нет места ни жалости, ни состраданию. Следователь - заботливый отец - спешит домой, к больной дочери, обрекая на недетские испытания другого ребенка - 14-летнего подростка. Директор школы, узнав, что одни ее подопечные насилуют других, не бьет в набат, а стремится «погасить конфликт», называя его «очень неприятным событием». Ей не нужны неприятности - до пенсии осталось не так уж много, вы понимаете... Мать потерпевших сильно обижена, что насильники ее детей и их родители не захотели поговорить с ней «чисто по-человечески». Скажите на милость, какие такие разговоры по душам могут быть у матери с теми, кто - она уверена - истязал ее детей?..
14-летнего подростка садят в камеру предварительного заключения, и хотя официально ему и инкриминируют статью 206 УК, понятно, что в первый же день сокамерники будут знать истинную причину задержания. Как поступают в местах лишения свободы с теми, кто «идет» по статьям об изнасиловании, - не секрет...
Максима Бог миловал:
- У тебя были проблемы с сокамерниками?
- Практически нет.
- Они знали, в чем тебя обвиняют?
- Да.
- Откуда?
- Сам рассказал, в первый же день, там так принято...
- Зачем? Ты ведь знал, что могло с тобой случиться.
- Если бы я соврал, сказал, что «по хулиганке», а они потом узнали бы правду, было бы хуже.
- Они поверили тебе?
- Да, сказали: «Такое бывает».
- Где было страшнее - на допросах или в камере?
- На допросах...
- Во время допросов тебя били?
- Да, после задержания.
- Что бы ты сделал с теми, кто поступил с тобой подобным образом?
- Посадил бы в тюрьму..
- И все?
- И все...
До сих пор отцу Максима не дают покоя страшные мысли: неужели протестуя против каждого нарушения прав своего сына, он лишь навредил ему? А требуя соблюдения законности, загнал тем самым ребенка в тюрьму? Ведь советовали ему «не поднимать шум», предупреждали о возможных последствиях. Наверное, это был голос разума. Отец же прислушивался к голосу сердца. Он защищал своего сына так, как считал правильным. Верил, что во всем разберутся, и все станет на свои места. Недавно он потерял старшего сына, ставшего еще одной жертвой Чернобыля. Недуг оказался сильнее, и удержать юношу на земле не могли никакие усилия отца и матери... Когда беда нависла над младшим, отец делал все, что было в его силах.
Всегда ли устами младенца глаголет истина?
Суд признал недостоверными показания пострадавших по целому ряду эпизодов. Так как же можно быть уверенным в том, что в остальных случаях дети говорили правду? Что было на самом деле, похоже, так и останется тайной. Но вопиющие противоречия в показаниях детей наводят на разные мысли. Вероятно, с детьми кто-то действительно вступал в половой контакт (экспертиза не дает однозначного ответа и на этот вопрос). Некоторое время они скрывали это - боялись расправы со стороны обидчика, а может, - материнского гнева. Как ни ужасно это звучит, но нельзя исключить и возможность материальной заинтересованности самих детей, тем более, что так склонны думать и некоторые учителя. Во всяком случае, в отношении старшего. А вот младший, Антон, с 1995 года состоящий на учете в психоневрологическом диспансере, мог до конца и не отдавать себе отчета в том, что с ним происходит.
Возможно, когда мать заподозрила неладное, старшему пришлось выкручиваться, и, боясь наказания, он заговорил об изнасиловании. Когда же проводилось «опознание», организованное завучем, для ребенка уже не имело значения, на кого показать. Он спасал себя.
Если это так, значит, тот, кто надругался над детьми, пусть даже это не было изнасилованием, продолжает оставаться на свободе, уверенный в своей безнаказанности. А дети получили наглядный урок, убеждающий в том, что ложь - всесильна.
21 июля 1997 года Максим Пятигорский был осужден по ч.2 ст.206 УК Украины к 1 году 5 месяцам лишения свободы с отбыванием наказания в ИТК общего режима. Освобожден из-под стражи в зале суда под подписку о невыезде в связи с применением к нему акта амнистии. Однако отец, уверенный в абсолютной невиновности Максима, намерен бороться дальше.
Во время последнего нашего разговора Максим сказал, что сейчас, после девяти месяцев тюрьмы, больше всего на свете ему хочется на пляж. Но на днях он ложится в больницу - плохо с сердцем.