В ЖУРНАЛИСТЫ Я Б ПОШЕЛ… ПУСТЬ МЕНЯ НАУЧАТ?

В Киевском институте журналистики — новый директор. Второй по счету. Первым был Анатолий Москаленко, широко известный не только в узком кругу. После его смерти «междувластие» в институте продолжалось почти месяц. Студенты заключали пари, в которых, собственно, даже не фигурировал завкафедрой литературного редактирования Владимир Ризун. Темная лошадка. Только по прошествии еще одного месяца он наконец явился перед студентами со своей «директорской» программой.

Тронную речь Владимир Ризун начал с разъяснения своей оригинальной концепции студенческого вольнодумства. Как и покойный Анатолий Москаленко, новый директор будет всячески поддерживать это явление, которое заключается в том, чтобы сколько угодно «вольно думать», но, не дай Боже, воплощать эти самые вольные мысли в вольные слова. «Мастерство журналиста, — это уже дословная цитата, — заключается не в том, как он думает, а в том, как он говорит.» Признаюсь, я несколько иначе представляла себе и вольнодумство, и мастерство журналиста. Наверное, меня плохо учили в моем институте.

В Институте журналистики до сих пор плохо учили всех. Недаром у него сложился имидж заведения, где учиться проще простого. Именно с этим имиджем новое руководство собирается расправиться прежде всего. Пункт первый и главный: искоренить из студенческих умов ложное представление о том, что, учась на стационаре, они могут параллельно работать по специальности.

Работа, как известно, — больной вопрос для всех студентов, которым не повезло с богатенькими мамами и папами. Повышенная аж до двадцати девяти гривен стипендия слабовато соотносится с прожиточным минимумом. Все это Владимир Владимирович Ризун прекрасно понимает. Он и сам подрабатывал в студенческие годы. Дворником. А потом — вахтером в типографии. (Вдумайтесь: от дворника до директора престижного вуза — прямо-таки воплощение американской мечты!) К сожалению, он не понимает другого. Студенту Института журналистики не нужно работать дворником, вахтером или мальчиком из «Мак-Дональдса». Он может работать журналистом.

Исторически сложилось, что примерно половина студентов старших курсов института серьезно сотрудничают с редакциями газет, журналов, радио- и телепрограмм. Многие столичные средства массовой информации имеют среди своих штатных сотрудников студентов-журналистов, а на гонорарной основе студенты задействованы практически во всех масс-медиа. Заработки не всегда стабильны, их размеры варьируются, но, как правило, жить на это можно. Хотя, как ни странно, большинство молодых людей утверждают, что работают не только и не столько ради денег. Они приходят в редакции, чтобы... учиться!

Вот именно. Работающая часть студенческого контингента в основном совпадает с его интеллектуальной частью. Собственно, не хотят работать только профессиональные прожигатели жизни, барышни на выданье и, с другой стороны, зубрилы-«ботаники». И те, и другие, и третьи никогда не будут иметь отношение к журналистике. Остальным уже на первом-втором курсе становится понятно, что журналистика — не чистая наука, а вид практической деятельности, овладеть которой можно только на практике. Никто не спорит — в разумном сочетании с теорией. То бишь институт плюс редакционная работа. Институт на первом месте, но поскольку рабочий день журналиста не нормирован, посещаемость занятий резко падает. А ничего страшнее этого, по мнению нового руководства альма-матер, нет и быть не может.

Владимир Ризун категоричен: утром — деньги, вечером — стулья. Сейчас вы учитесь, работать будете потом. Тем, кто не желает бросать работу, директор не запрещает, более того, по мере сил поможет бросить институт. Строго, но справедливо. Против логики Ризуна не попрешь: когда вы (студенты) подавали документы на учебу в вузе, был заключен своеобразный договор: вы старательно овладеваете знаниями, посвящая все свое время лекциям, семинарам и библиотекам, а он (вуз) награждает вас за это дипломом. Вера же нового директора в фантастические возможности диплома трогательна и безгранична.

На самом деле в процессе трудоустройства молодого журналиста диплом, как правило, не фигурирует вовсе. Не интересуются работодатели и теоретическим багажом вчерашнего отличника. Вот альбом газетных вырезок или видеокассета с материалами заинтересовать могут, хотя главное даже не это, а умение с ходу включиться в редакционный процесс. В любом случае, прийти, увидеть и победить удается далеко не всем и далеко не сразу. Обычно новичку приходится не один месяц доказывать, что он нечто из себя представляет в профессиональном плане. И психологически, и материально гораздо легче, когда этот процесс происходит в студенческие годы. Особенно это важно для иногородних завоевателей столицы, которым по окончании института и жить-то будет негде.

К моему глубокому удивлению, на «ура» прошла декларация такого нововведения директора Института журналистики, как отмена летней производственной практики. Чем он собирается ее заменить, прозвучало довольно сумбурно, но овации засвидетельствовали, что при тронной речи присутствовала далеко не прогрессивная часть студенчества. Потому что именно летняя практика — обязаловка и каторга для ленивых и бездарных — традиционно служила трамплином для студентов, собирающихся работать по специальности. Даже изначально считая практиканта стопроцентным балластом, редактор все-таки не укажет ему на дверь. А летнее пребывание половины штатных сотрудников в отпусках дает студенту возможность быть востребованным и как-то себя проявить. Из десятка практикантов один-два, как правило, остаются в редакции. Руководители средств массовой информации эту тенденцию знают и, в основном, относятся к летнему притоку «свежей крови» позитивно. Между прочим, беря на работу студента, руководство масс-медиа отнюдь не требует от него бросать институт. Наоборот, обычно к школярским проблемам относятся с пониманием, на время сессии дают отгулы, несмотря на то, что будущие корочки в редакции никого не интересуют.

Кстати, устройство на работу для студента далеко не всегда означает резкое падение успеваемости. Среди работающих старшекурсников Института журналистики немало претендентов на красный диплом. Так, во всяком случае, было до сих пор. Новый директор собирается положить конец этому безобразию, введя во всем институте так называемую «рейтинговую систему», уже апробированную им в прошлом семестре на студентах четвертого курса, изучавших предмет «литературное редактирование». Экзаменационная оценка выводится из суммы баллов, накопленных студентами на протяжении семестра за само присутствие на занятиях, написание практических работ и выступления на семинарах. Казалось бы, не так уж плохо. Однако эксперимент показал, что данная система как нельзя лучше иллюстрирует закон непосредственного перехода количества в качество. То есть, тройки, полученные на всех семинарах, в сумме дают пять, а три-четыре работы, написанные на пять, не позволяют претендовать на что-то выше тройки. Значение экзамена как такового нивелируется вовсе, преподавателя интересует не знание студентом материала, которое не так уж трудно проверить, а совокупная площадь места, занимаемого за семестр определенной частью студенческого тела.

Впрочем, как и всякий новый руководитель, Владимир Владимирович подчеркнуто демократичен. В разработке новых учебных планов он обещает учесть пожелания студентов относительно того, какие дисциплины они хотели бы изучать, а какие — не очень. Единственная не- увязка: свои предложения должны подавать теперешние студенты института, а по новым планам будут учиться уже завтрашние первокурсники. «Не мы, так наши потомки...»

А вот несколько уже прозвучавших с трибуны запретов касаются непосредственно сегодняшних студентов-журналистов. Им запрещают не только работать по специальности, но и приходить в институт в туфлях на широкой пористой платформе, а также, здороваясь с друзьями, похлопывать их по плечу. И, конечно же, произносить вслух свои «вольные мысли».