Презумпция человечности

"О чем бы ни писал журналист - он пишет о себе". Эта истина нашего цеха действует в любые времена, при любых общественных формациях. Ведь знакомясь с журналистским заделом, читатель дает оценку компетентности или поверхностности автора, его умению аргументировать свою позицию, анализировать факты и события. Вместе с тем он не терпит менторства и категоричности. Однако уважает искренность и объективность, любознательность и неравнодушие. Без таких профессиональных черт взять читателя "за живое" просто невозможно. Не расплескать эту живую воду журналистики в лихорадке будничности - едва ли не самое сложное для газетчика.

Итак, что же в таком случае написал "о себе" почти за шестьдесят лет сладкой каторги (как иногда называют коллеги нашу работу) журналист Владимир Стадниченко? Десятки книг, более тысячи статей. Если сложить эти пазлы воедино - получится проработанный до мельчайшей черточки портрет нашего юбиляра. И тогда "золотые эполеты", а именно - Шевченковская премия, премии имени Григория Сковороды, Ивана Франко, многочисленные знаки отличия творческих союзов и общественных организаций - будут восприниматься как справедливая дань его вкладу в отечественную журналистику.

Поражает широта круга интересов Стадниченко: экология и философия, история и религия, персоналистика и эссеистика. Однако средоточием его творчества всегда является Человек.

Скажем, пишет он об угрозах щедрой природе устья Дуная или о роскошном мире национальных заповедников Кении - он все равно пишет о людях и для людей. Предостерегает: не пилите сук, на котором сидим, - и природа нас отблагодарит. Нельзя считать, что все в этом мире создано для удовлетворения наших нужд, надо пытаться найти свое место в гармонии окружающей среды. Иначе мир, а следовательно - и мы сами, может постигнуть бедствие пострашнее, чем все смерчи, тайфуны, цунами и торнадо вместе взятые.

Вся борьба автора за охрану природы начинается и заканчивается утверждением экологии души. Да, человек - венец природы. Но есть еще корни, ствол, ветви и листва. Выньте из этой цепи любое звено - и возникнет угроза существованию всего Древа Жизни.

В попытках достучаться до сердец и умов своих читателей В.Стадниченко не ограничивается россыпями фактов, комментариев экспертов, аналитиков. Он тяжко и настойчиво работает над словом, находя ключики, открывающие двери к восприятию читателем его размышлений и стремлений. Как тут не вспомнить слова одного из его любимых поэтов XVII века Ивана Величковского:

Труду писання не зможе пізнати

Той, хто не знає, як треба писати.

Думає, легке і просте це діло:

Пишуть три пальці,

А все болить тіло.

Мало кто из нынешних журналистов придает такое значение работе со словом, пренебрегая его ролью в нашем профессиональном инструментарии. А жаль…

И все же в большом арсенале тем и персоналий, описанных Стадниченко-публицистом, есть главная, она же и любимая: Григорий Сковорода, наш перворазум. Именно ему Владимир Яковлевич посвятил несколько книг о жизни и творчестве странствующего философа и поэта. Отмечу, что свои исследования Стадниченко проводил не только в тишине библиотек и архивов: он прошел тысячи верст по сковородиновским тропам в Украине и далеко за ее пределами. Одна из книг этого цикла так и называется - "Іду за Сковородою". Хотя, отдавая должное скромности автора, думаю, ее следовало бы назвать "Веду за Сковородою". Ведь нескольким поколениям украинцев Григорий Саввич знаком, к сожалению, только из нескольких страниц школьного учебника по литературе и одному-двум стихотворениям из "Сада божественных песен". Этого явно недостаточно, дабы постичь величие фигуры Сковороды, понять, почему с таким душевным трепетом "списывал Сковороду" юный Тарас Шевченко. И потому очень важно, что проводником в жизнеописании нашего перворазума стал именно такой мудрый и небезразличный литератор, как Владимир Стадниченко.

Автору этих строк представилась счастливая возможность ознакомиться не только со сковородиновским заделом юбиляра, но и наблюдать его творческий процесс во время совместного пребывания на малой родине Сковороды в Чернухах, Коврае, Переяславе, венгерских Токае и Мишкольце. Скажу откровенно: меня удивляло, а иногда и раздражало, как настойчиво Владимир Яковлевич задавал одни и те же вопросы профессору филологии, музейщику, библиотекарю, историку, школьному учителю. К тому же я был уверен, что сам Стадниченко, как говорится, "сидит в материале" намного глубже своих собеседников. И только со временем, прочитав написанное им, угадывал знакомые зерна из тех разговоров, заботливо собранные автором в щедрый исследовательский урожай.

Нелишне отметить, что, не довольствуясь ролью только биографа и летописца Григория Сковороды, Стадниченко инициирует научные конференции, художественные выставки и пленэры, конкурсы и фестивали, посвященные творчеству нашего великого земляка, активно поддерживает мероприятия, проводимые его многочисленными коллегами-сковородиновцами, возвращает живого, а не зарегламентированного дидактами Сковороду нашим современникам.

Свой знаменитый юбилей Владимир Яковлевич отметил лучшим подарком - новой книгой "Учитель життя. Сковорода як гасло часу".

Что можно пожелать обладателю столь солидного возраста? Помню, во время очередного приступа недуга Владимир Яковлевич показал друзьям распечатку стихотворения чешского поэта Франтишека Грубина. Нам тогда легли на душу строки:

Я тыщу планов отложу
На завтра: ничего не поздно.
Мой гроб еще шумит в лесу.
Он дерево. Он нянчит гнезда.

Пусть же это ваше дерево, уважаемый юбиляр, вынянчит еще много поколений птенцов!