Поддержать
В Буче 5 марта, во время оккупации, сгорело в автомобиле четверо людей. Две бучанки — Жанна Каменева и Мария Ильчук, а также 14-летняя Аня с мамой Тамилой Мищенко.
Жанна, которая убедила всех ехать, была за рулем. Последнее, что получил от Жанны ее муж, было sms-сообщение: «На нас едет вражеский танк». Это произошло около десяти утра почти на перекрестке улиц Яблонской и Вокзальной.
14-летняя Аня Мищенко, как вспоминает ее брат Женя, до последнего не хотела ехать и просила маму остаться вместе с братом и бабушкой в Буче. У девочки был талант к рисованию, и свою жизнь она планировала связать с творчеством.
Мария Ильчук не поехала с дочерью в Ровенскую область, боялась, что не выдержит тяжелый путь, потому что у нее были больные ноги. Но согласилась ехать с Жанной, когда увидела, какие зверства оккупанты творят в Буче.
Автомобиль Жанны нашли не сразу, поскольку искали бус синего цвета. Из-за взрыва краска на авто выгорела, и он стал белым. Военные ВСУ, которые зашли в Бучу 2 апреля, после того, как российские войска покинули город, не сразу поняли, что в машине были люди. От обгорелых тел остались лишь фрагменты.
Муж Жанны Геннадий, который сейчас служит в Вооруженных силах Украины, убежден, что ее убили российские военные. Они стояли на блокпосту на углу улиц Вокзальной и Яблонской.
По словам Геннадия, российские военные могли стрелять в автомобиль Жанны из РПГ и БМП.
Как волонтер Жанна спасала людей и погибла
Муж Жанны, которая вывозила людей из Бучи, в первый день полномасштабного наступления ушел на фронт в рядах ВСУ. О том, что жена исчезла, он узнал, находясь далеко от Бучи.
— Когда именно вам удалось разыскать авто жены?
— Машину Жанны мы нашли уже через месяц после того, как она перестала выходить на связь, — 5 апреля. Автомобиль трудно было узнать, он полностью обгорел и выгорел внутри. К тому же, поиски так затянулись, потому что он стал полностью белым, хотя был синего цвета.
Мимо этой машины на углу улиц Яблонской и Вокзальной, которую в СМИ называют дорогой смерти, прошли многие люди — военные, журналисты, гражданские, но никто не думал, что внутри есть человеческие тела. На первый взгляд она была пустой, настолько сильно они обгорели.
От Жанны остались фрагменты. Авто я узнал сначала по фото журналистов в СМИ, а потом, когда сам приехал, проверил по VIN-коду, нашел остатки чашки Жанны, ключи от машины.
— Когда вы в последний раз общались с женой?
— Утром 5 марта Жанна мне позвонила и сказала, что приехала в Бучу и видела, как на нашу улицу Леха Качиньского зашла вражеская техника. Я попросил ее быть осторожной, а она ответила: «Я тебя очень люблю». Это были ее последние слова.
Где-то в 10-м часу я получил от нее sms-сообщение: «На нас едут вражеские танки». Она мне звонила, но у меня тогда не было связи, и сообщение пришло в 11 часов. Прочитав, я сразу начал ей звонить, шел вызов, но трубку никто не брал. Возможно, прежде чем убить, у них забрали телефоны.
— Вы сказали, что Жанна вернулась в Бучу? Почему она не оставалась в безопасном месте, если выезжала из города?
— 26 февраля Жанна повезла детей за Житомир к родне, а сама вернулась в Бучу. У нас двое детей — мальчик и девочка 12 и 15 лет. К тому времени я уже был в ВСУ. Меня вызвали 24 февраля.
Жанна в Буче развозила людям продукты из нашего магазина и по возможности вывозила знакомых и тех, кто просил о помощи. Занималась волонтерской деятельностью.
Третьего марта она мне еще говорила, что приедут люди и заберут уже последние продукты. 4-го числа она приехала домой в Бучу, переночевала и 5 марта уже хотела ехать в Ирпень.
Сейчас мне немного легче, а то даже говорить не мог на эту тему.
Недавно мне люди прислали sms, что хотели бы ее обнять и поблагодарить за то, что она вывезла их семью.
Мы два дня ждали, пока приедет полиция. Мы все тела разложили по мешкам. На кладбище уже вместе с полицией делали описание тел. Было очень много вызовов в полицию. По сто вызовов в день. Они просто физически не успевали.
Полиция зафиксировала смерть, а потом тела направили на экспертизу в Вышгородский морг. В выводе написано, что погибли вследствие военных операций. Но причину смерти установить не удалось из-за «резкого обугливания тела». Так написал судмедэксперт в выводе. Я как военный предполагаю, что в машину стреляли либо из РПГ, либо из БМП.
— Как Жанна помогала фронту с началом российской агрессии в 2014 году?
— Тогда мы ехали в Дебальцево с волонтерами из Бучи, везли гуманитарную помощь. Она попросила нас взять ее с собой, потому что у нее там муж на фронте. Маленькая, худенькая, но такая с характером.
Мы первый раз забрали передачу, а ее с собой не взяли, потому что было опасно. Второй раз тоже забрали передачу. В третий раз она к нам пришла и сказала, что получила уже водительское удостоверение, и если мы ее не возьмем, она поедет сама на машине. Пришлось брать ее с собой, и после этого она ездила с нами постоянно. Мы взяли под опеку интернат в селе Горное, близ Золотого, и ездили туда к детям на праздники.
Она привлекла многих знакомых к волонтерству, нам многие люди помогали. Даже уже в 2019-м, когда Гена был дома, она просила, чтобы мы взяли ее с собой. Она всем сердцем проникалась проблемами военных. А к детям в интернат мы ездили каждый год на День Николая.
Маленькая художница Аня и ее мама
Двух пассажирок, которых Жанна пыталась вывезти из Бучи, родные отговаривали от поездки. Брат Ани Мищенко 29-летний Евгений вспоминает, как просил их остаться и ждать официальный зеленый коридор. Как известно, первый зеленый коридор в Буче был согласован 9 марта. Через четыре дня после попытки женщин вырваться из ада.
— Как так случилось, что мама и Аня уехали, а вы остались?
— В начале войны мы были вместе с мамой, сестрой и бабушкой в квартире по улице Тарасовской. Мама с сестрой решили выезжать с сотрудницей мамы Жанной. Я остался с бабушкой, которой 83 года. Еще с начала войны я сказал маме и всем, что если и будем ехать, то все вместе и только автобусом, по официальному зеленому коридору.
Мы наладили быт на улице Тарасовской, объединились с соседями, ходили по воду, готовили еду во дворе наших домов.
Я говорил маме, что пока я здесь, остаемся все в квартире.
Я немного разбираюсь в военном деле и говорил им, что наш дом невыгоден для обстрелов, он расположен в такой локации, что в него ничего не попадет. Наш дом со всех сторон защищен другими домами. Но сработали паника, страх. Мама хотела спасти сестру, поэтому пошла на этот шаг. Видите, а получилось все наоборот.
— Аня соглашалась с вами?
— Да, Аня очень не хотела ехать, она хотела остаться, просила маму никуда не ехать и послушать меня. Но мама настояла.
Сестра училась в восьмом классе Бучанской школы № 5 и учила три иностранных языка — английский, французский и испанский. Она была очень талантливой художницей, у нее много картин. Аня хотела в дальнейшем свою деятельность связать с творчеством.
Но так получилось, что мамина сотрудница Жанна, которая была волонтером, везла продукты в Ирпень. Она позвонила маме и сказала, что сейчас будет ехать мимо улицы Тарасовской и сможет нас вывезти. Тогда из Ирпеня еще ходил поезд, на котором можно было доехать до Киева.
— Железнодорожный мост было разрушен 5 марта во время обстрелов авиации.
— В тот день, когда они уже уехали, я прочитал в Фейсбуке, что рашисты разбомбили железную дорогу, и поезда уже не будет. Начал звонить маме, чтобы сказать ей об этом, но связи уже не было. Прошло буквально полчаса после того, как они выехали.
— Вы сразу поняли, что случилось что-то плохое?
— Я еще надеялся, что у них забрали телефоны на блокпосту. Были такие слухи, что забирали телефоны, забирали машины, брали в плен и вывозили в Беларусь. Была надежда, что их забрали в плен.
У нас в Буче не было связи, и ежедневно была какая-то страшная работа с утра до ночи. Мы помогали, чем могли на Тарасовской и соседних улицах, спасали раненых. В ЖК «Миллениум», что напротив нашего дома, сидел вражеский снайпер. Он обстреливал наш район. Одного мужчину расстреляли, когда он вышел выгулять собаку. Мы его похоронили за домом.
Раненых носили на рашистский (российский) блокпост возле «Новуса». Там сидели буряты, мы оставляли раненых, и они вызывали Красный Крест.
— Да, у нас есть уже неединичные свидетельства, что снайперы работали по гражданским. Когда вы узнали, что мамы и сестры нет?
— Где-то лишь через месяц узнал, что моих маму и сестру убили. Все это время мы искали их в разных группах в социальных сетях. Надеялись, что они все же выжили.
Я узнал, что их уже нет, в начале апреля, когда рашистов выбили из Бучи.
В это время мы с бабушкой были в Ивано-Франковской области. Мы выехали из Бучи последним разрешенным зеленым коридором на автобусе 15 марта. Тогда Буча была уже в полной оккупации, но нам с бабушкой удалось выехать.
Сейчас мы уже вернулись в Бучу.
Но бабушке пока не говорили о том, что маму и Аню убили. Я ее готовлю к этому, потому что у нее здоровье сейчас не очень, и я не знаю, как она эту весть выдержит.
— А она не спрашивает, где мама и Аня?
— Она спрашивает все время. Пока я ей сказал, что нашли обгорелую машину, на которой они ехали, но вестей о людях, которые ехали в машине, нет. Понимаю, что нужно как-то это все ей сказать, но еще не представляю, как это сделать. Я говорил с пастором церкви, куда ходит бабушка, и мы сейчас вместе с ним думаем, как бабушке это сказать.
Как Мария Ильчук не поехала вовремя с дочерью
Мы пообщались с дочерью Марии Ильчук Наталией. Она не может себе простить, что не заставила маму ехать вместе с ней.
—Где вас застала война?
— После смерти отца мама начала очень болеть, она жила недалеко от нас. У нее были проблемы с ногами, она с палочкой ходила. Как только начали 24 февраля бомбить Гостомель, мама сразу пришла к нам, и я сказала, что нам надо быть всем вместе, чтобы она никуда от нас не уходила. В первую ночь были страшные взрывы, мой сын позвонил однокласснику, который жил на даче тоже недалеко от нас, и тот сказал, что они приглашают нас к себе, потому что у них есть подвал.
Мы пересидели первую ночь в подвале, было очень холодно, маме кутали ноги, потому что они у нее очень замерзли. Мы решили выезжать все вместе в Ровенскую область к родственникам. Но мама отказалась ехать. Она решила остаться здесь с сыном, моим братом, потому что у нее сильно болят ноги и она не выдержит такой длинный путь.
Я до сих пор виню себя, что не уговорила ее тогда уехать с нами. Но думала же, что она остается не одна. Мама после бессонной ночи, которую мы провели сидя в подвале, сказала, что хочет полежать. Она попросила отвезти ее к сыну, который живет в частном доме в Буче, где тоже есть подвал. Мы не могли ей отказать, потому что это было ее решение.
Мой муж сказал, что в случае чего он сможет вернуться за мамой. На следующий день я ей позвонила, и она сказала, что у нее все хорошо, что в подвале камин и ей там тепло.
Потом связи с мамой не было. 27 февраля она позвонила с чужого номера и сказала, что жалеет, что не уехала с нами, потому что ей очень тяжело жить в подвале.
28 февраля не было связи ни с кем, а 1 марта нам перезвонили соседи и сказали, что мама вернулась в свою квартиру на Леха Качиньского, это в бывшем общежитии, полученном от ЧАО «Мелиоратор».
— Она была в безопасности в квартире?
— Я не могу вам сказать, нормально пообщаться мы не могли. Связь была очень плохая. Я сразу начала искать волонтеров, которые могли бы вывезти маму, но никто уже не мог туда добраться. Было очень опасно.
Кажется, 3 или 4 марта мама позвонила с Жанниного номера и сказала, что у них все хорошо, что они сплотились, все соседи вместе и сидят в дальней комнате.
Утром 5 марта я написала Жанне sms с вопросом: «Как моя мама?». В ответ она написала короткое слово: «Норм».
А уже когда я звонила на номер Жанны после обеда, то слышала в ответ: «Данный номер не существует». Мамин номер отвечал: «На данный момент абонент не может принять ваш звонок».
— Вы сразу поняли, что случилось?
— Нет, я до сих пор не могу в это поверить. В тот же день я обратилась в полицию и заявила об исчезновении мамы.
Я начала звонить соседям. Они сказали, что видели, как она садилась к Жанне в машину. Жанна ей дала на руки своего кота, и так они поехали.
Когда машину нашли, она стояла на обочине, двумя колесами на тротуаре. Окна были опущены. Очевидно, они показывали как-то русским, что в машине женщины и ребенок. Я не хочу верить до сих пор, что ее нет.
Я набираю каждый день ее номер.
— Делали ли вы ДНК-анализ?
— Не делали. Нам судмедэксперт сказал, что ДНК тела, которое почти сгорело и месяц лежало в машине, делать не из чего. Мне выдали маленький пакетик-«маечку», там лежало несколько косточек. Это все, что осталось от мамы. Нам не было где купить гроб, мы забрали последний крест. Представляете, сколько было убитых.
В выводе написали, что причина смерти не установлена из-за обугленности тела.
В полицию и прокуратуру я не обращалась с заявлением об убийстве. Но планирую это сделать, поскольку уверена, что это сделали именно российские военные.
В пресс-службе прокуратуры Киевской области сообщили, что по факту убийства женщин открыто уголовное производство.
«По этому факту открыто уголовное производство по части 2-й статьи 438 УКУ — это нарушение законов и обычаев войны. В частности, часть 2-я этого закона — это жестокое обращение с гражданским населением и другие незаконные действия, если они связаны с умышленным убийством. Продолжается досудебное расследование».
Материал создан в партнерстве с Justiceinfo.net — Fondation Hirondelle.
Больше статей Елены Жежеры читайте по ссылке.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google