СОБСТВЕННОСТЬ, КАКАЯ ОНА ЕСТЬ СМОЖЕМ ЛИ ПРЕОДОЛЕТЬ ГЛУБОКУЮ ДЕФОРМИРОВАННОСТЬ?

Когда речь идет о таких серьезных вещах, как модель послекризисного развития украинской экономики, качественные аспекты трансформационных преобразований, нельзя уйти от глубокого анализа процессов, происходящих в отношениях собственности. Наверное, никто не сомневается, что речь идет о ключевой проблеме становления рыночной экономики. Насколько далеко мы продвинулись вперед в ее решении и каков реальный результат почти десятилетнего периода реформ?

Формально, у нас есть все основания для довольно оптимистических выводов. За 1992—2000 годы разгосударствлено 70,6 тыс. объектов. На предприятиях негосударственной собственности сейчас производится 70% промышленной продукции. Развивается малое предпринимательство. В 1999 году функционировало 187 тыс. малых предприятий, 36,4 тыс. фермерских хозяйств, действовали 763 тыс. индивидуальных предпринимателей. Обращает внимание и такой факт: сегодня почти 15 млн. человек являются акционерами и собственниками земельных паев. В основном завершена приватизация приусадебных участков. Их владельцами стали около 11 млн. граждан. Можно ли считать, что эти параметры отражают сердцевину трансформационного процесса — масштабы утверждения в экономике института частной собственности?

Убежден, что подобный вывод был бы слишком поспешным. Очень важно не впадать здесь в иллюзии. Ведь отношения собственности — это фундамент экономической системы. Отсутствие полноценной частной собственности, нераздельность собственности и власти при доминировании последней стали основной причиной исторического поражения «реального» социализма.

И дело здесь не только в сугубо экономических преимуществах — в способности экономической системы, основанной на принципах частной собственности, формировать действенные стимулы высокопроизводительного труда и в то же время обеспечивать концентрацию ресурсов для достижения важнейших целей. Для нас чрезвычайно важно осознать и другое: приоритетность частной собственности определяется и ее ролью в раскрепощении человека, свободном развитии личности. С точки зрения закономерностей цивилизационного процесса и, в частности, нашей интеграции в структуры европейского сообщества, это (как я понимаю эту проблему) в конечном итоге является определяющим. Частная собственность — основной гарант личной свободы человека. Это же относится и к демократии. Мы лишь сейчас начали понимать, что только в системе общественных отношений, базирующихся на частной собственности и свободе личности, возможна не формальная, а реальная демократия. Все это тесно переплетено.

Очень важно учитывать и принципы историзма, на основе которых происходит эволюционное развитие отношений собственности на Западе. Проводимые у нас преобразования в упомянутой сфере должны коррелироваться с соответствующими принципами. Речь идет о нескольких аспектах этой проблемы. Первый — согласование изменений в отношениях собственности с логикой цивилизационного процесса, его гуманизацией, подчиненностью интересам человека, его всестороннему развитию. Второй аспект — необходимость учета другой цивилизационной тенденции в развитии отношений собственности, связанной с изменением доминирующего объекта собственности. В отличие от индустриальной цивилизации, где доминирующий объект собственности — созданные человеком предметы производственного назначения, прежде всего орудия труда, в постиндустриальной цивилизации таким доминирующим объектом становится информация, воплощающая в себе затраты преимущественно интеллектуальной рабочей силы и являющаяся основой интеллектуальной собственности человека.

Наконец, еще одна, третья, позиция, определяющая логику эволюционных изменений в отношениях собственности, связана с их демократизацией. Процесс демократизации собственности является многоаспектным по своему содержанию. Он связан прежде всего со всесторонним развитием корпоративной собственности. В западных странах часть продукции, произведенной на предприятиях с корпоративной формой собственности, в общем объеме реализованной продукции составляет 80—90%. В начале 50-х годов в США насчитывалось около 6 млн. акционеров. Сегодня количество их приблизилось к 50 млн. В целом в странах Запада каждый третий взрослый гражданин является акционером. Всем понятны роль и значение в демократизации отношений собственности малых предприятий, на которые в отдельных странах Запада приходится 40 и больше процентов произведенной продукции.

Наконец, процесс демократизации собственности реализуется и на основе качественных преобразований механизма функционирования государственной собственности, в которой до сих пор в отдельных странах Запада сконцентрирована довольно значительная часть общественного капитала. И в этом нам следует разобраться основательнее. Общей тенденцией цивилизационного развития является прогрессирующее отделение собственности от власти (прежде всего политической). Суть этой проблемы сводится к тому, в чьих интересах используется государственная собственность. В условиях тоталитарного социализма, как мы хорошо знаем, государственная собственность функционировала фактически в форме государственно-бюрократической. Она использовалась прежде всего в интересах партийно-бюрократической номенклатуры. В противовес этому в условиях правового государства соответствующая форма собственности подчиняется общенациональным интересам. Это значит, что реальное отделение собственности от власти возможно лишь на основе утверждения и укрепления демократических основ развития общества. При отсутствии реальной демократизации государственная собственность обязательно будет использоваться в прямо противоположных интересах.

Сказанное позволяет глубже понять острейшие проблемы украинской экономики на этапе ее послекризисного развития, в частности касающиеся исправления структурных деформаций в отношениях собственности, сформированной в ходе приватизационного процесса. Они позволяют глубже понять сущность одного из самых существенных просчетов прежней стратегии реформ: мы надеялись на то, что непосредственно в результате приватизационного процесса получим полноценные отношения частной собственности и что именно эти отношения станут фундаментом всей системы осуществляемых рыночных преобразований. Но такой результат, к сожалению, не получен. Даже беглый анализ этой проблемы указывает на несоответствие намерений и достижений. Мне бы не хотелось быть категоричным в столь ответственных суждениях, ставить хотя бы в какой-то степени под сомнение отдельные, бесспорно существующие, положительные аспекты приватизационного процесса. Однако общий вывод очевиден: приватизация без персонификации собственности (а именно этот результат предыдущего этапа является определяющим) является основой не цивилизованной рыночной, а теневой коррумпированной экономики. Собственно, с самого начала мы были обречены (а фактически, запрограммированы) на получение именно такого и ни в коем случае не иного результата.

Методологические просчеты

Важно разобраться в ошибках и просчетах, допущенных нами уже на старте реформ. Сделать это следует самим, не полагаясь на экспертные оценки извне, все в большей степени отличающиеся своей тенденциозностью и поверхностностью. Речь прежде всего о недостаточном понимании того, что системная перестройка собственности — это наиболее сложный и многоаспектный процесс, он не ограничивается реформированием отношений присвоения (а приватизация касается только этого), а включает соответствующие изменения в способе владения и использования человеком различных ценностей (не только материальных, но и духовных), в характере потребления произведенного продукта, в специфике обмена и распределения, а также управления экономическими процессами и многое другое.

Не было надлежащим образом учтено и отсутствие глубинных традиций легитимной частной собственности, тот факт, что в течение более 70 лет три-четыре поколения нашего народа выросли в условиях тоталитарного режима, а следовательно, и в условиях экономических ценностей, противоположных формирующимся на основе частной собственности. А это значит, что, за исключением западных областей, у нас практически не было и не могло быть людей, знавших «другую» жизнь (как это было, например, в Польше, Венгрии, Чехии и других постсоциалистических странах Центральной и Восточной Европы).

Особая острота этой проблемы становится очевидной, если коснуться частной собственности на землю (в действительности — это основа всей системы отношений собственности, ее главный стержень). Имею в виду сугубо российский феномен — систему «общинного» землевладения, в течение нескольких веков силой насаждавшуюся и украинскому народу. Именно это обстоятельство коренным образом отличало Российскую империю, а значит и Украину, от европейской цивилизации, обусловило ее катастрофическое отставание. Это в полной мере касается и широкого круга вопросов, характеризующих психологически-культурный срез предыдущего развития общества, сформированную ментальность людей, которая не только по своему содержанию, но и по глубинному смыслу могла быть лишь диаметральной противоположностью всему тому, что Макс Вебер называл «духом капитализма». Нет нужды напоминать, что на Западе система частных отношений строилась на основе прежде всего именно этого феномена общественного сознания. Хорошо понимая российскую ментальность, нобелевский лауреат В.Леонтьев в одном из своих интервью (1993) заявил, что России понадобится как минимум еще 70 лет, чтобы воссоздать полноценную систему институтов частной собственности.

Другая стратегическая ошибка состояла в том, что мы не учитывали глубоких изменений, происшедших в системе отношений собственности в горбачевский период, в частности в 1985—1991 годах. Речь идет о еще одной важной составляющей, которая коренным образом отличает постсоветские страны, в т.ч. и Украину, от той же Польши и других стран Центральной и Восточной Европы, хотя при определении идеологии приватизации мы обязательно должны были это учесть.

Суть вопроса состоит в том, что де-факто процесс разгосударствления и приватизации в Украине начался не с принятия соответствующего законодательства (в 1992 году), а в горбачевскую эпоху. Иное дело, что это была не официальная, а теневая, неформальная, номенклатурно- бюрократическая приватизация. Мы никогда не поймем сущности процессов, происходящих и сегодня в отношениях собственности, если и впредь будем абстрагироваться от этого важного обстоятельства. Главным было принятие еще в 1987—1988 гг. законов «О трудовых коллективах» и «О государственном предприятии», в соответствии с которыми имущество государственных предприятий было передано в управление трудовым коллективам, от имени которых выступала администрация фабрик и заводов, а фактически — их руководители. Аналогичные процессы происходили и в связи с образованием на базе крупных государственных предприятий малых предприятий и кооперативов, в большинстве своем выполнявших роль механизмов перевода финансовых ресурсов в непроизводственную сферу, а точнее — в частное пользование.

Неформальная, теневая приватизация осуществлялась и по другим каналам. Особое место в этом процессе занимают быстрая номенклатурная приватизация (1989—1991 гг.) системных банков Украины, так называемый партийный и комсомольский бизнес, аренда, функционирование совместных предприятий и т.п. Апогеем стал в последние годы горбачевского периода полный упадок государственной власти, ранее державшейся исключительно на диктатуре партии. Когда власть распалась, контроль партийно-хозяйственной номенклатуры и государственной бюрократии над ключевыми позициями государственной собственности приобрел окончательные очертания: выросшая на теневых связях частно-номенклатурная собственность стала, в сущности, господствующей.

Все это не могло не оказать радикального влияния на специфику приватизационного процесса в постгорбачевский период, оказавшимся по своему содержанию не первичным разгосударствлением, а перераспределением собственности, фактически уже находившейся во владении частных лиц. Принятые в 1992 году законы Украины по вопросам приватизации этого не учитывали. И тому есть свое объяснение: на начальном этапе трансформационного периода (1992—1994) не только юридическая логика, но и официальная политика разгосударствления и приватизации определялась в основном людьми, прямо и непосредственно причастными к теневому перераспределению собственности в горбачевский период. Естественно, эти лица не стремились к официальной легализации наработанных в предыдущие годы теневых связей, через которые и утверждала себя частно-номенклатурная собственность, ставшая в то время господствующей. Объяснений тому было много, в том числе и политических. Однако главным был экономический интерес — нелегальная собственность создавала возможность быстрого личного обогащения без адекватной ответственности за ее эффективное использование. Собственность без ответственного собственника — это качественно новая, мало известная в мировой практике система экономических отношений. В то же время это еще и никем не описанная новая ментальность, новое экономическое мировоззрение и новый образ жизни соответствующих субъектов хозяйствования. Что, собственно, и сформировало то новое, которое мы получили на «выходе» нового этапа приватизационного процесса.

Конечно, были и есть определенные исключения. Речь прежде всего о малой денежной приватизации, а также иных формах, корреспондирующихся с утверждением полноценных отношений частной собственности, когда утверждение последней непосредственно вызвано процессами приватизации. Но это касается преимущественно сферы услуг и торговли. В прочих экономических сферах — в частности в базовых отраслях промышленности, особенно же в сельском хозяйстве — процесс перераспределения собственности осуществлялся в основном по описанной выше схеме.

Виртуальное перераспределение собственности

Требует оценки и такое явление: украинская экономика все больше втягивается в перманентное (виртуальное) перераспределение собственности. Подобное перераспределение не связано, с одной стороны, с персонификацией собственности, с другой — с получением доходов за счет эффективной хозяйственной деятельности. Вся суть проблемы сводится к тому, что механизмы виртуального перераспределения собственности и механизмы образования прибавочной стоимости, капитализации полученных доходов и наращивания основного капитала не только органично не дополняют друг друга, а действуют фактически в противоположных направлениях.

Мотивы этого определяются ситуацией, когда инвестиции в перманентное перераспределение собственности приносят во много раз большие прибыли (доходы), чем хозяйственная деятельность. Источником указанных доходов является, как правило, не расширение и совершенствование основных фондов, а их фактическое «проедание». В процессе виртуального перераспределения собственности сужается воспроизводство ресурсной базы, а следовательно, и общественного богатства в целом. Приватизационный доход, являющийся целью перманентного перераспределения собственности, формируется именно на этой основе. Он возникает за счет упомянутого ресурса — физического уменьшения основных производственных фондов. Этот доход используется, с одной стороны, на цели частного потребления, с другой — для накопления нового приватизационного ресурса. В этом распределении инвестиции в основной капитал, как правило, отсутствуют. Во всяком случае, субъекты приватизации не рассматривают их как основной источник последующего роста соответствующих доходов, потому инвестиции в основной капитал можно считать скорее исключением из описанной схемы экономических отношений.

Виртуальное перераспределение собственности — явление, типичное для периода экономического кризиса. Последний создавал соответствующие предпосылки для виртуальной приватизации, которую условно можно ограничить периодом 1992—1999 годов. Выход украинской экономики из кризиса и переход (в соответствии с указом Президента Украины и Государственной программой на 2000—2002 годы) к этапу денежной приватизации создает предпосылки для преодоления виртуальности перераспределения собственности. Однако я очень сомневаюсь, что на практике эта возможность будет реализована. Это объясняется несколькими причинами. Прежде всего тем, что общество, и в первую очередь властные структуры, до сих пор в достаточной степени не осознали всю глубину (а главное — опасность) деформаций отношений собственности на предыдущем этапе приватизации (имею в виду не только соответствующие процессы 1992—1999 годов, но и неформальную горбачевскую приватизацию).

Следует учитывать и социальную базу консервации существующих отношений собственности. Почти пятнадцатилетний этап деформированной приватизации (горбачевской и постгорбачевской) не мог не сказаться и на трансформационных процессах в социальной сфере. Речь идет об утверждении соответствующего слоя субъектов хозяйственной деятельности, которых полностью устраивает «статус- кво» и которые обязательно будут препятствовать реальным изменениям. Правильнее всего будет причислить указанных субъектов к слою паразитирующих финансовых полулегальных рантье, не имеющих ничего общего с позициями цивилизованного национального капитала и национальной буржуазии, на формирование которых делалась ставка в процессе всего предыдущего этапа реформ. Если учесть еще и сформированную на базе виртуального перераспределения собственности многоканальную систему тенезации украинской экономики, ее коррумпированность и олигархизацию, а также достаточно квалифицированные механизмы соответствующего лоббирования, то моя позиция по поводу чрезвычайной сложности исправления допущенных деформаций становится достаточно очевидной. Именно на этом базируется угроза консервации существующей системы экономических отношений, и прежде всего отношений собственности.

В контексте сказанного выделю лишь несколько проблем.

Первая из них связана с формированием благоприятной предпринимательской среды, утверждением необходимых условий для полнокровного развития малого и среднего бизнеса. Мы все время говорим о трудолюбии украинского народа и его предпринимательском таланте. Это действительно так. Но почему же тогда у нас самый немногочисленный — среди стран СНГ — слой людей, работающих на малых предприятиях, занимающихся своим делом, имеющих собственный бизнес? Нормативных актов, в том числе и указов Президента Украины, по урегулированию этого вопроса хватает. А результат тот же: малому предпринимательству никак не удается утвердиться как авторитетной экономической системе, которая не только укрепляет, но и приумножает частную собственность, соединяет ее с трудом товаропроизводителя и делает массовой, доступной широкой общественности, способствует не только утверждению среднего класса, но и демократизации общества.

Прослеживается аналогия с процессами, происходившими в XVIII—XIX вв. в западной экономике, когда система экономических отношений отторгала малый бизнес, подвергала его постоянной дискриминации, оставляя в положении маргинального сектора экономики. В сущности, то же происходит и у нас.

За все годы реформ в государстве так и не созданы эффективные механизмы защиты предпринимательства и малого бизнеса, а следовательно, и отношений частной собственности, которая наиболее успешно может утвердиться именно в этой сфере. Имеем в виду, во-первых, ее защиту от масштабного рэкета, воровства, насильственных преступлений и прочих неправовых форм отчуждения; во-вторых, защиту от государственной дискриминации (чрезмерного налогового бремени) и чиновничьего произвола; в-третьих, создание справедливой и прогнозируемой судебной системы.

В подтверждение сказанному приведу такой пример. Мы с женой ежегодно отдыхаем в курортном городке одной из западных областей нашего государства. В этом городке есть замечательный парк, и, естественно, торговать «с земли» там запрещено. Запрещено официально. На практике же все идут в парк не только отдохнуть, но и купить какой-нибудь сувенир. Как же люди умудряются там торговать? За многие годы здесь отработана четкая система отношений. Чтобы тебя не трогали, ты ежедневно (!) должен заплатить определенную «мзду» милиционеру, налоговику и рэкетиру. Есть и лица, собирающие соответствующие суммы. И так из года в год. Все это уже стало нормой соответствующих отношений. В этой связи отмечу, что предметом торговли в парке являются в основном товары личного производства, продающиеся буквально за копейки. Это тканные изделия, вышивка, резьба по дереву и т.п. Думаю, не ошибусь, сказав, что в прежние времена к кустарным промыслам относились с большим уважением, чем теперь. Это также один из характерных признаков глубокой деформированности трансформационного процесса. Очень важно, чтобы именно на начальной стадии послекризисного развития государство нашло конструктивные ресурсы, чтобы коренным образом изменить сложившуюся и здесь ситуацию.

Нереализованной оказалась у нас и сертификатная приватизация. Наши надежды, что она не только положит начало формированию основных принципов частной собственности, но и будет способствовать ее глубокой демократизации, созданию современных организационных форм ее реализации, оказались беспочвенными. Сертификатная приватизация, по сути, «провалилась». Это не могло не привести к серьезным негативным последствиям для всей системы экономических отношений, и прежде всего — политики реформ. Поскольку, повторюсь, речь идет о главной, базовой позиции рыночной трансформации. Это же можно сказать и о политических последствиях, и о глубоком разочаровании людей. Не случайно почти 7,8 млн. граждан вообще отказались от участия в этой форме приватизации, считая ее скорее издевательством над личностью и откровенным обманом (5,3 млн. граждан не получили сертификаты плюс еще 2,5 млн. их не использовали). Закономерен итог: по результатам сертификатной приватизации мы ни на ступеньку выше не поднялись в отношениях собственности, не приблизились в этой сфере экономических отношений к западным аналогам, как это виделось на старте реформ.

И в этом вопросе мы допустили серьезные методологические просчеты. Назову лишь некоторые из них. Как свидетельствует опыт западных стран, акционерная собственность считается не только самой высокой по уровню своей зрелости, но и самой сложной по механизмам реализации формой функционирования частной собственности, прошедшей долгий путь своего становления. Запад не одно столетие шел к утверждению акционерной формы собственности, которая сейчас, как уже подчеркивалось, является доминирующей. Речь, в сущности, о длительном процессе демократизации отношений собственности, который смог стать результативным только в условиях становления и развития гражданского общества. Мы же на самом старте реформ пытались сразу, одним прыжком преодолеть целую экономическую эпоху эволюционного развития, не сделав никаких предварительных шагов по созданию надежных организационных и особенно правовых механизмов защиты интересов всех участников экономических отношений, прежде всего мелкого собственника. Совершенно очевидно, что без этого (а становление таких механизмов, по моему убеждению, возможно лишь в условиях глубокой демократизации всей системы общественных отношений) миллионы акционеров могли стать лишь фиктивными акционерами.

Следует учитывать и правовую неграмотность граждан, отсутствие не только рыночного мышления, но и элементарного понимания населением простейших основ корпоративных отношений. В подобной ситуации не могло быть и речи о реальном утверждении в экономике — на основе сертификатной приватизации — развитых отношений частной собственности, создании на этой основе экономического фундамента для формирования широкого слоя среднего класса. Уже тогда, в 1992 году, для многих специалистов было очевидно, что надуманная затея с массовой сертификацией, осуществляемая под лозунгом «сделать каждого собственником, вернуть ему все то, что отобрала у него административная система», превратится в обман миллионов граждан.

Думаю, не случайно инициатором этой акции было компартийное парламентское большинство. Ведь сертификатная приватизация стала, по существу, фактическим продолжением неформальной горбачевской приватизации. Она не имела ничего общего со становлением в экономике реального (ответственного) собственника, т.е. с решением определяющего вопроса для утверждения в стране рыночных отношений. На самом деле это был шаг назад — шаг к углублению тенезации украинской экономики. Механизмы сертификатной приватизации могли быть реализованы только на соответствующей основе. Речь идет, по сути, о втором (после горбачевской приватизации), более масштабном теневом переделе собственности, цели которого в полной мере соответствовали интересам определенных политических сил. Целью сертификатной приватизации было прежде всего укрепление позиций уже сформированного к тому времени «нового» господствующего класса — бывшей партийно- хозяйственной номенклатуры, и прежде контролировавшей ключевые позиции в украинской экономике. Более благоприятных для этого класса событий в сфере отношений собственности трудно было и желать. И в этот раз (как всегда было в истории) ничего не имевший с тем и остался.

Сказанное — еще одно убедительное доказательство того, что происходящий в украинской экономике процесс тенезации отношений собственности имел и сейчас имеет достаточную легитимную основу, стимулировался и фактически стимулируется официальной политикой. Лишь один этот факт свидетельствует, насколько циничной была созданная еще в первые годы нашей независимости модель рыночной трансформации. Ее разрабатывали с расчетом на незнание деталей рыночной экономики не только широкой общественностью, но и лицами, непосредственно причастными к формированию и реализации соответствующей экономической политики. В итоге сертификатная приватизация лишь усугубила деформационные процессы в отношениях собственности, внесла полную неопределенность в эту определяющую сферу экономической деятельности.

Механизмы «нового» перераспределения собственности, сформировавшиеся на базе сертификатной приватизации, столь многогранны, что их определение требует специального анализа. Речь идет о неформальном присвоении руководителями корпоратизированных предприятий имущественных и управленческих прав мелких акционеров, которое обусловлено отсутствием должной законодательной защиты интересов последних, а также неопытностью в вопросах корпоративного управления, формирование цивилизованных механизмов которого искусственно блокируется.

Перераспределение имущества, связанное с лишением собственности мелких акционеров, осуществляется путем, во-первых, скупки в частном порядке буквально за копейки полностью обесценившихся фондовых бумаг; во-вторых, применения разнообразных механизмов лишения держателей акций права на доходы (дивиденды) от их имущества через неофициальные каналы изъятия у предприятий значительной части их дохода; в-третьих, путем искусственных банкротств, образования дочерних (родственных) фирм и передачи им в пользование имущества, в том числе производственных мощностей, продажи продукции по искусственно заниженным ценам, перекачивания финансовых ресурсов по фиктивным соглашениям и т.п.

Сейчас открываются новые возможности неформальной приватизации, связанные с вовлечением в виртуальный процесс перераспределения собственности земельных ресурсов как сельскохозяйственного, так и несельскохозяйственного назначения. Особенно опасным в этом процессе (как и в тех, о которых говорилось выше) является фактическое отсутствие его законодательного обеспечения. По сути, речь идет о еще одном этапе тенезации, в который мы уже вступили и последствия которого могут быть намного масштабнее того, что «мы уже проходили».

Кое-кто считает, что сертификатная приватизация могла иметь совершенно иную, положительную альтернативу — формирование цивилизованного вторичного рынка ценных бумаг и утверждение реального собственника именно на этой основе. «Мы прекрасно понимали, — пишет в связи с этим Е.Гайдар, — что 148 миллионов человек, получив ваучеры, не изменят сразу свою психологию, не станут собственниками. И в то же время этот инструмент должен был обеспечить реальное распределение собственности в России». Я не считаю эту позицию бессмысленной и не отвергаю ее полностью. При определенном стечении обстоятельств она могла стать результативной. Но подобная возможность была чисто теоретической. В действительности следовало учитывать по крайней мере два обстоятельства.

Во-первых, для формирования официального вторичного рынка ценных бумаг нужны значительные по своим объемам свободные финансовые ресурсы. И во-вторых, эти ресурсы должны иметь легитимную основу. На самом деле, ни первой, ни второй предпосылки у нас не было. В отличие от России, где основой вторичного рынка приватизации стали нефтедоллары, а также другие средства, полученные от положительного сальдо экспортной деятельности, в украинской экономике таких ресурсов не было. Мы все время имели отрицательное торговое сальдо, а сосредоточенные в руках номенклатуры финансовые ресурсы были преимущественно теневого происхождения, и легализовывать их никто не собирался.

С учетом именно этих обстоятельств сертификатная приватизация в Украине имела принципиально иную направленность — она могла себя реализовать лишь на основе теневого перераспределения собственности. О полноценном вторичном рынке не могло быть и речи. Прошло восемь лет после старта сертификатной приватизации, а такого рынка у нас нет до сих пор. Уже сам по себе этот факт свидетельствует, что наша экономика за все это время сделала очень мало реальных шагов в своем движении к фактическим рыночным отношениям, в частности к цивилизованным отношениям собственности.

Знаю, что начиная с 1994 года прилагалось много усилий для изменения ситуации. Могу назвать целый ряд конкретных шагов, в частности связанных с попытками добиться сдвигов и в вопросах формирования вторичного рынка ценных бумаг. Однако на разных уровнях, в том числе и в нашей высшей законодательной инстанции — Верховной Раде, все эти усилия сводились на нет. Вывод из всего этого для меня очевиден: за все годы системной трансформации реальная экономическая власть в Украине существенно не изменилась. Она была и остается в плену сформированного еще в прежние годы теневого капитала, который не стремится и в ближайшем будущем не будет стремиться к легализации.

И дело здесь не только в соответствующей ментальности, хотя и этот фактор очень важен. Нужно видеть другое: теневые отношения в нашем государстве пока остаются самыми надежными и главное — значительно более прибыльными. Несмотря на все громкие уголовные «дела» последних лет, укреплению и развитию подобных отношений реально ничто не угрожает. Теневикам некого противопоставить. И дело не только в возрастающей коррумпированности государственного аппарата. За годы реформ мы все сделали для того, чтобы максимально ослабить властные институты (это была сознательная политика нового господствующего класса), и сегодня могущество власти и могущество теневой элиты просто не сопоставимы. Для меня это очевидная истина. Государство очень мало сделало для утверждения в Украине открытого капитала, формирования цивилизованной национальной буржуазии, среднего класса и потому проиграло в этом противостоянии. Ему не было на кого опереться, и именно поэтому оно побеждено.

Еще раз хочу подчеркнуть: в течение переходного периода закладывается фундамент будущей системы экономических отношений, которая, достигнув определенной зрелости, будет развиваться дальше по принципам самосовершенствования. В этом главное отличие рыночной экономики от административной. Очевидно, насколько важна безупречность каждого «кирпичика» этого фундамента. Существуют десятки стран с длительным периодом рыночных отношений, которые (сколько ни пытаются) не могут в течение многих десятилетий подняться, прочно стать на ноги. Я знаю такие страны, в некоторых из них мне приходилось бывать. Но причины этого явления очевидны. Они, по моему мнению, связаны именно с деформированностью экономического фундамента, что уже само по себе исключает возможность развития устойчивой, а главное — эффективной хозяйственной структуры.

Украина может оказаться в аналогичной ситуации. Это нужно не только видеть, но и чувствовать. Моя особая боль и обеспокоенность обсуждаемыми проблемами объясняется прежде всего этим обстоятельством. Еще раз подчеркну: будущее нашей экономики во многом определяется нашей способностью глубоко и всесторонне осмыслить результаты, полученные на выходе из предыдущего этапа реформ, и в соответствии с этим строить экономическую политику послекризисного этапа. Убежден, что такой анализ должен быть максимально объективным и откровенным.