Осмысливая сложный и трудный путь реформ, пройденный страной с 1991 г., невозможно дать однозначные оценки сделанного. Очевидно, что достигнут определенный прогресс в демонтаже отжившей свой век административной системы, создании исходных основ рыночной экономики, открытого общества, демократизации его основных структур. Реформы все глубже входят в нашу жизнь, психологию людей. В то же время, экономические и социальные издержки оказались гораздо большими, чем ожидалось. Это затянувшийся вот уже на шесть лет экономический кризис, растущая дифференциация доходов и богатства, ухудшение состояния здоровья и негативные демографические процессы, рост организованной преступности и неуверенность в себе, в своем будущем. Никак не можем ответить людям на по-человечески естественный вопрос: какое общество мы строим и что нас ждет завтра? Все это порождает чувство безысходности и разочарования, ведет к усилению социальной нестабильности и политической напряженности.
Пишу об этом вовсе не с тем, чтобы искать крайних. Рассуждать «задним числом» всегда проще. Важно понять другое: сложности нынешней экономической ситуации во многом объясняются тем, что приходится переделывать не только то, что осталось нам в наследство от административной системы, но и устранять последствия серьезных управленческих ошибок, которые были допущены в последние годы. Это касается не только Украины. Б.Ельцин назвал такие действия «второй волной реформы». Основательное переосмысление итогов пройденного пути должны осуществить и мы. Пять лет - достаточный срок для серьезных обобщений, которые позволят, с одной стороны, более основательно проработать будущие шаги реформ, с другой - переубедить общество в их перспективности и необратимости. С учетом современного политического момента, в частности принятия новой Конституции, это чрезвычайно важно.
Мог ли переход к рыночной экономике сопровождаться меньшими издержками? Попробуем рассмотреть этот вопрос сквозь призму этапности развития. Понятно, что только в этом случае разговор может приобрести конкретность и доказательность. Есть здесь еще один аспект: то, что стратегический курс Президента Украины «Путем радикальных экономических реформ» и, в частности, концепция коррекции реформ, логика которой построена на принципах этапности, не была должным образом воспринята отдельными представителями высшего эшелона государственной власти, свидетельствует, среди прочего, о недостаточном осмыслении именно этой проблемы.
Начали мы в 1991 г., вслед за Россией, с этапа либерализации. Ставилась двуединая задача: обеспечить по возможности в сжатые сроки демонтаж основных структур административного управления, а также утвердить рыночные институты и стимулы самоуправления. Однако, при реализации этих задач была допущена асинхронность, которая создала своеобразный институциональный вакуум - потерю управляемости всей экономики и привела уже на старте реформ к непредвиденным осложнениям и потерям. И этого следовало ожидать. Вместо подчинения государственных механизмов главному - осуществлению рыночных преобразований, мы, следуя лозунгу: «Чем меньше государства, тем лучше», начали без разбору разрушать их.
Но дело не только в этом. Базировавшаяся на западных монетарных теориях, модель стартовой либерализации не учитывала наиболее слабое место в экономике - уже существовавший к тому времени фактический паралич отношений собственности. Формальное провозглашение в 1991 г. частной собственности без механизмов ее реализации, без формирования реального собственника (начинать нужно было с этого) вполне естественно привело к повсеместной тенизации экономики, резкому обострению кризиса государственных финансов. Если в 1991 г. дефицит сводного бюджета Украины составлял 14% ВВП, то в 1992 г. он вырос до астрономических размеров - 29% ВВП. Государственные бюджетные расходы явно вышли из-под контроля, достигнув в 1992 г. 72%, а в 1993 г. - почти 74% ВВП (1991 г. - 56%). Для невоенной экономики это чрезвычайно много.
С учетом этого спасательным кругом экономики стала политика инфляции. С 1992 г. государство начало активно использовать официальное повышение цен в качестве инфляционного налога, который, с одной стороны, служил средством компенсации катастрофически увеличивающегося бюджетного дефицита, с другой - механизмом форсированного накопления капитала и его перераспределения в интересах непроизводственных структур. В этом смысле либеральная модель рыночной трансформации не могла дать ожидаемого эффекта. Она трансформировалась в жесткую государственно-инфляционную модель, в которой инфляция выполняла спасательную функцию государственной политики. Достаточно указать, что только в 1992 г. при общем спаде производства наличная эмиссия денег выросла более чем в 47 раз. Через инфляцию издержки управленческих решений перекладывались на плечи населения.
Во второй половине 1993 г., когда спровоцированные в значительной степени искусственно инфляционные процессы переросли в гиперинфляцию (цены за год поднялись к рекордной в мире отметке: выросли более чем в 102 раза), государство вынуждено было перейти к новой политике - политике финансовой стабилизации. Стало ясно: возможности либеральной модели экономических преобразований образца 1992 г. себя полностью исчерпали, непосредственный переход к политике стимулирования производства и выхода на этой основе из кризиса стал ввиду катастрофического обесценения денег и финансов практически невозможным. В этой связи период жесткой денежной стабилизации, при котором вопросы производственного роста временно отодвигаются на второй план, был объективно неизбежным.
Однако, это обстоятельство первоначально не было учтено. В период с октября 1993 г. по сентябрь 1994 г. была сделана попытка «перепрыгнуть» этап финансовой стабилизации и на основе методов административного влияния заставить производство работать. В условиях фактической потери управляемости экономики и полного расстройства денежной системы такая политика не могла дать ожидаемого эффекта. Это был явный просчет. Результаты известны: опять показатель, близкий к рекордному, - почти 28% годового падения промышленного производства, дальнейшее ухудшение состояния финансов и одновременно новый виток тенизации экономики. Таким был еще один печальный итог некомпетентности управленческих решений.
Экономической стратегией Президента Украины (октябрь 1994 г.) была предусмотрена смена инструментария финансовой стабилизации - взят курс на использование чисто монетарных рычагов управления. Иных возможностей стабилизации в тот период не было. Ставка делалась на достижение быстрого эффекта в снижении накопившегося в экономике инфляционного потенциала с обязательным последующим переходом к периоду фронтального стимулирования производства.
Для Украины оптимальными сроками осуществления такой коррекции был март-апрель 1995 г. Продолжение на более длительный период жесткой монетарной политики подрывало возможности выхода экономики из изнурительного кризиса. Вопрос «или-или» нужно было решать в пользу производства. То, что это не было своевременно сделано, стало причиной нового осложнения ситуации во втором полугодии 1995 г. - в начале 1996 г. По сути это было отступление от намеченной стратегии экономических реформ. Речь идет еще об одной серьезнейшей ошибке экономической политики, которая не позволила использовать благоприятную ситуацию первого квартала, чтобы стабилизировать производство уже до конца 1995 г. Это реальность, которую, как бы кому не хотелось, замолчать невозможно. И если мы хотим чему-то научиться, избежать повторения подобного, мы должны признать это.
В этой связи еще одно важное наблюдение: экономические события 1993 - 1995 гг. подтверждают выводы теории о наличии объективного предела жесткости монетарной политики, игнорирование которого не проходит бесследно. Каждый случай денежной рестрикции, который превышает границу такой жесткости, отбрасывает экономику на более низкий уровень. И это объяснимо: реальная стабилизация достижима лишь на основе поэтапного снижения порога жесткости. Мы не учитываем и этого. У нас инфляция во многом связана с дефицитом бюджета. Принято считать, что достижение среднемесячного темпа инфляции в 2% возможно лишь при условии 2% дефицита бюджета, покрываемого кредитами Национального банка. В таких условиях поставленная цель - снизить месячную инфляцию на конец 1995 г. до уровня 2% при запланированном дефиците бюджета в 7,3% ВВП (фактически с учетом бюджетных средств, которые не были профинансированы, дефицитный потенциал был значительно большим) была по своей сути деструктивной. Она в 2 - 3 раза превышала порог жесткости. Такая политика оказалась слишком сильным средством для экономики, которая лишь подавала первые признаки стабилизации.
Итак, можно с полным основанием утверждать, что чрезмерно высокие потери пятилетнего периода реформ были в значительной степени результатом управленческих просчетов. Накопленный опыт рыночной трансформации административной экономики многих стран, в т.ч. Чехии, Словакии, Китая, отдельных стран Латинской Америки, свидетельствует о том, что такого масштаба потерь можно было избежать. Возьмем, к примеру, Чили, где в свое время при рыночной трансформации экономики столкнулись с проблемами, аналогичными нашим. В 1990 - 1995 гг. ВВП этой страны рос в среднем в год на 6%, экспорт - на 11%, внутренние накопления - 26%, производительность труда - 3,5%, реальная заработная плата - 4,5%. Безработица снизилась с 30% до 7,2%, инфляция - до 8% в год. За это время резко (до 30%) сократилось число бедных. Значительно выросли инвестиции в жилищное строительство, здравоохранение, образование. Находясь осенью прошлого года в составе официальной делегации Украины в этой стране, я имел возможность наблюдать эти процессы.
Мы, естественно, сегодня еще слишком далеки от таких показателей. Но дело даже не в этом. Потери первых лет переходного периода делают практически невозможным трансформацию нашей экономики в социальную рыночную. Одним из показателей такой экономики является уровень социальной дифференциации населения. Если взять соотношение между 10% населения с наиболее высокими доходами и 10% - с самыми низкими, то в странах Запада оно колеблется в пределах 4 - 6 к 1. Общий рост производства создает основу снижения дифференциации. В экономике бывшего Союза этот показатель при общей мизерности потребления составлял 4:1. В настоящее время в России он достиг уровня 20:1. В Украине - примерно 15:1. Это уровень, соответствующий социальной дифференциации стран Запада середины ХІХ ст.
В результате каждый год падения производства отодвигает нас от провозглашенной государством и практически всеми политическими партиями и движениями цели - утвердить в стране не просто рыночную, а современную социально-рыночную экономику. Путь к социально направленному рынку и соответственно к социализированному, а не «дикому» капитализму, менее болезненный. Здесь нет необходимости осуществлять политику «выжженного поля». Наоборот, здесь необходим экономический плюрализм, сохранение управленческих механизмов, которые доказали свою жизненность и перенесены на практику западной системы. Мы все сделали, чтобы разрушить и это.
Теперь каждому ясно: утверждение принципов социально ориентированной рыночной экономики и строительство на этой основе капитализма современного образца мы провалили. Мы предполагали осуществить капитализацию социализма чисто большевистскими методами. В этом сказалась сформированная долгими десятилетиями тоталитаризма наша ментальность, стремление решать сложные задачи общественного развития способом механической перестановки полюсов - от того, что было, на противоположное.
Между тем, цивилизованный мир всегда развивался и развивается сейчас по принципам более сложной логики. Это касается в первую очередь экономики. Лишенная идеологических ограничений и штампов, она активно впитывала и впитывает в себя наиболее эффективные формы, независимо от их авторства и местной прописки. Именно такой гибридизированной по своему содержанию и является современная экономика Запада.
Важно отметить и то, что современные достижения Запада сформировались на эволюционной основе. Их фундаментальность и необратимость объясняется прежде всего этим фактором. Мы же полностью отбросили путь возможной эволюционной гибридизации. Разительный контраст между ожиданиями и существующей у нас в настоящее время реальностью, который стал результатом такой политики, является главной причиной усложнившегося политического и социального климата, массовых разочарований по поводу того, что осуществляется. Это тоже цена ошибок управленческих решений.
Говорят, что не ошибается только тот, кто сидит сложа руки и ничего не делает. Мы же взяли на себя необычно тяжелую ношу - перестроить старый, давно отживший свой век мир тоталитаризма и унижения достоинства человеческой личности, ущемления прав человека. Мы ищем, мы действуем. Поэтому ошибки неизбежны. От них никто не застрахован. Но при всем этом важно видеть и другое: наша политика далеко не всегда была достаточно продуманной, глубоко взвешенной, реалистичной. Сегодня цена управленческих ошибок значительно возросла. Мы должны делать все, чтобы их было меньше, должны стать умнее, научиться жить, строить новое общество с наименьшими социальными издержками. Дай Бог нам в этом взвешенности и мудрости.