ДЕЕСПОСОБНОСТЬ ГОСУДАРСТВА

Думаю, что даже у самых больших скептиков не осталось сомнений по поводу того, что после почти десятилетнего кризиса экономика Украины постепенно поднимается. По итогам двух месяцев ВВП вырос на 6,1%, промышленность — 10,2%. Парадокс состоит в том, что процессы, о которых идет речь, стали полной неожиданностью даже для правительственных сановников. Первоначально в проекте госбюджета речь шла о двухпроцентном росте ВВП. Новому правительству эта позиция показалась излишне оптимистичной и показатель уменьшили до 1%. Напоминаю об этом, чтобы еще раз обратить внимание, насколько слабой, а во многих случаях и просто некомпетентной остается у нас служба экономического прогнозирования. А ведь это основа принятия грамотных управленческих решений.

И все же: каковы истоки соответствующих изменений экономической динамики, насколько они основательны?

Важно учитывать, что начало позитивных процессов в экономической динамике относится к первой половине прошлого года. В четвертом квартале истекшего года рост ВВП составил 3,2%. Но не только это. По итогам года мы имели 2,8% роста инвестиций и более 8% увеличения объемов жилищного строительства. Очевидно, что все это не пришло само по себе. Сработали две группы факторов. Первая из них — позитивные макроэкономические сдвиги прошлого года: преодоление искусственно сформированной в 1996—1997 годах чрезмерной ревальвации валютного курса гривни, демонтаж финансовой пирамиды, повышение уровня монетизации экономики, расширение платежеспособного спроса населения, связанное с частичным погашением задолженности по заработной плате и пенсиям.

Вторая группа факторов — осуществление на основе указов Президента комплекса мер, связанных со стимулированием реальной экономики. Речь идет об известных указах, касающихся развития легкой, пищевой и фармацевтической промышленности, металлургии, жилищного строительства, ракетно-космической отрасли, самолето- и судостроения, производства сельхозтехники, поддержки АПК и малого бизнеса, а также других сфер экономической деятельности. Экономика оказалась достаточно восприимчивой к этим мерам. Имеются в виду не только количественные, но и качественные изменения. Последние особо важны. Это весьма существенное снижение с 42 до 18,8% бартерных операций, уменьшение более чем на четверть количества убыточных предприятий, наметившаяся тенденция снижения кредиторской задолженности и, пожалуй, самое главное — ощутимое увеличение (более чем на 30%) бюджетных поступлений.

Важно понять и другое. По большому счету принятие соответствующих указов свидетельствовало о начале формирования новых принципов экономической политики, которые в последующем легли в основу обоснованной Посланием Президента стратегии экономических и социальных преобразований на 2000—2004 годы. Речь идет о перенесении центра тяжести на микроуровень. После кризисных событий августа 1998 г. на финансовых рынках России и не менее драматичных потрясений в нашей экономике слепо следовать и далее обанкротившимся схемам экономической политики, ограничивающим ее поле лишь преобразованиями макроуровня, было бы непростительной ошибкой. Политика пассивного невмешательства в управление производственными процессами начала постепенно превращаться в политику активного стимулирования экономического роста. Было определено, что основной функцией этой политики, ее эпицентром должно стать осуществление такого рода системных преобразований, которые позволили бы уже в ближайшей перспективе создать надежные гарантии выхода украинской экономики на темпы роста ВВП на уровень 6—7% в год.

Такой подход ни на йоту не умаляет значение преобразований макроуровня, решение проблем, связанных с углублением курса экономических реформ. Скажу больше — в Послании обоснована целостная система мер, призванная обеспечить формирование в предельно сжатые сроки критической массы рыночных преобразований. И это не благие пожелания. Принятые в последние месяцы указы Президента по поводу углубления земельной реформы и преобразования колхозов в хозяйства, основанные на частной собственности на землю, об административной реформе, углублении приватизации, формировании рынка земли несельскохозяйственного назначения, о регуляторной политике и другие — конкретные шаги в этом направлении. К слову будет сказано — все они разрабатывались в стенах администрации Президента и были подготовлены в своей основе еще до президентских выборов.

И тем не менее, новая стратегия не сводится к формуле «реформы во имя реформ». И это не случайно. Ценой огромнейших экономических потерь пришло понимание того, что на одном колесе удержаться продолжительное время на очень сложной и непредсказуемой трассе устойчивого роста невозможно. Согласно существующим оценкам, в течение трех последних десятилетий только в шести странах мира были достигнуты темпы роста доходов на уровне 6—7% и выше. Все они из разряда сильных государств с рациональной политикой стимулирования экономической динамики. Сошлюсь в этой связи и на официальную позицию Всемирного банка. «Развитие, опирающееся на доминирующую роль государства, — подчеркивается в специальном исследовании банка «Государство в меняющемся мире», — потерпело неудачу. Но аналогичный результат будет итогом развития без государства... Без эффективного государства устойчивое развитие, и экономическое, и социальное, невозможно».

Вынужден акцентировать на этом внимание ввиду существующих разночтений этой проблемы. В правительственной программе положение по поводу принципиальной значимости усиления дееспособности государства заменено тезисом «повышение дееспособности правительства». Соответственно потенциал экономического роста ограничивается возможностями национального капитала, который должен взять на себя всю тяжесть предстоящих экономических преобразований. Убежден, что в этом случае желаемое выдается за действительное. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на потенциал банковской системы Украины. Он, как известно, в десятки раз меньше в сравнении с банковскими капиталами не только Польши или Венгрии, но и многих стран СНГ. К примеру, в прошлом году активы наших банков составили менее 5% ВВП, тогда как России — 38,7%, Узбекистана — 48,3%. Существуют расчеты и иного порядка. Наш потенциал экономического роста, основанный исключительно на рыночных стимуляторах при сохранении пассивной функции государства, оценивается в 2,5–3%. Естественно, что в зависимости от динамики внешней конъюнктуры возможны и более высокие темпы. Но с точки зрения длительной перспективы — это максимум.

Нам же нужно как минимум 6—7%. Только такие темпы роста ВВП позволят разрешить накопившиеся проблемы в социальной сфере. К тому же нельзя не учитывать и внешнюю сторону этого вопроса. По итогам прошлого года субординация европейских государств по показателю ВВП на душу населения выглядела следующим образом: Франция — 24590 долл., Венгрия, Чехия и Польша — 5600—4300 долл., Турция, Болгария и Румыния — 3100—1500 долл., Украина — 617 долл. Понимаю условность этих показателей. Речь идет о простой констатации статистического факта. Но я хорошо знаю, насколько затруднена вертикальная межстрановая миграция. В мировой практике она, как правило, является исключением. И это объяснимо: большие возможности ускорения имеют страны с более весомым экономическим потенциалом. В 1992 г. Польша опережала нас по показателю ВВП на душу населения в 1,1 раза, в 1995 г. — в 2,1 раза и в 1999-м — в 6,6 раза. Мы запрограммировали рост ВВП в 2000 г. на уровне 1—2%, Польша — 4,5%. По существующим прогнозам среднегодовые темпы мировой экономики в ближайшие годы составят 3,4— 3,6%. Этим все сказано. При осуществлении рассматриваемой модели экономической политики, даже при условии максимальной реализации ее потенциальных возможностей наше нынешнее отставание от других стран станет отставанием навсегда. Я хочу, чтобы это поняли политики, общество в целом.

Столь же неразрешимой останется проблема структурного обновления украинской экономики. И в прежние времена много говорилось о необходимости глубоких структурных преобразований промышленности Украины: в 1991 г. 25,6% производства приходилось на базовые отрасли — металлургию, химию, энергетику и топливную промышленность. Речь идет о наиболее капитало-, энерго- и трудоемком и одновременно экологически грязном производстве. Помню, как на одной из авторитетных конференций 1992 г. речь шла о том, что без глубоких структурных преобразований украинская экономика не имеет перспективы. Что же изменилось за последние 8 лет? По итогам 1999 г. удельный вес указанных отраслей не только не снизился, а вырос до 59%.

А вот другая параллель: в 1991 г. удельный вес машиностроения составлял 30,7%, а в 1999 г. — 13,8%; удельный вес легкой промышленности сократился в 8 раз. Случайно ли это? Сформировавшаяся за годы реформ модель экономической политики не только не имела в своем арсенале соответствующих инструментов регулирования, но и отрицала необходимость таковых. Все вопросы структурных преобразований должны были решаться самопроизвольно — на основе рыночной конъюнктуры. Возможно, все так и должно оставаться? Но вот другая статистика: одновременно с повышением удельного веса базовых отраслей неуклонно увеличивалась энергоемкость единицы ВВП. Ныне она во многом превзошла критические параметры и составляет 1,91 кг условного топлива на 1 доллар ВВП, тогда как в странах ЕС — 0,2 кг. Это говорит о том, что, если, мол, и далее будем всецело полагаться на возможности рынка исправить структурные перекосы, о которых идет речь, если произойдет консервация существующей структуры, наша задолженность по энергоносителям не будет иметь ни малейших оснований к уменьшению, а это значит, что мы никогда не выкарабкаемся из долговой ямы. Экономика, в структуре промышленности которой почти 60% составляют базовые отрасли, бесперспективна и с точки зрения темпов своего развития. Потенциал их роста ввиду низкой оборачиваемости капитала крайне ограничен. Кто этого не понимает?

После публикации в прессе проекта Послания Президента к нам поступили замечания одной из весьма авторитетных групп иностранных экспертов, много лет работающих в Украине. Цитирую: «Очень сомнительным является вопрос по поводу того, должна ли Украина с небольшим уровнем доходов быть представлена в высокотехнологических отраслях, в которых главными конкурентами являются высокоразвитые страны мира». Я спрашиваю опять себя же: а как быть с нашим участием в самом современном проекте ушедшего столетия «Морской старт», как быть с «Ан-70», с двигателями «Мотор-Січ», с заводом Малышева, с кораблестроительным комплексом? Ведь даже в условиях глубочайшего экономического кризиса мы смогли не только сохранить эти производства, но и вдохнуть в них вторую жизнь.

Мы все время считали, что только высокий интеллектуальный потенциал страны, существующие возможности высокотехнологичного производства являются фундаментом нашего будущего развития, что именно они составляют основной ресурс нашего экономического прогресса. Нам же теперь говорят, что эти отрасли не вписываются в параметры формирующейся межгосударственной стратификации и что структура нашей экономики должна быть совершенно иной.

Наконец, еще одна проблема, которая не может быть разрешена в пределах модели развития, основанной только на рыночных саморегуляторах. Это проблема внутреннего рынка. В недавно опубликованном Меморандуме Всемирного банка говорится, что Украина сможет реализовать политику экономического роста главным образом за счет развития экспортного потенциала. А как же быть с внутренним потреблением? В 1993 г. доля экспорта в структуре ВВП составляла 26%. Соответственно — потенциал внутреннего рынка измерялся 74%. В 1999 г. ситуация во многом изменилась: доля экспорта составила 53% и всего 47% — внутреннее потребление. Если учесть значительное падение общего объема ВВП, то можно сказать, что масштабы внутреннего рынка за эти годы сократились более чем наполовину.

Но дело не только в этом. При сложившемся соотношении экспорта и внутреннего рынка экономика страны становится всецело зависимой от внешнеэкономической конъюнктуры. Да и сама установка на возможность быстрого наращивания темпов украинского экспорта представляется весьма сомнительной. В 1999 г. его объем сократился на 7,7 %. Я проанализировал ситуацию в Польше. Экспорт этой страны составляет 26 % ВВП; в России (при наличии огромного экспортного потенциала) — 23%, в большинстве промышленно развитых стран — в пределах 12—15%, в Китае — 17%. Ясно в связи с этим, насколько важным для нас является обеспечение опережающих темпов развития внутреннего рынка. Однако и эта проблема разрешима лишь при наличии соответствующих инструментов активной государственной политики, которые пока еще у нас отсутствуют.

Перечень такого же рода проблем, ставших перед нами на нынешнем этапе послекризисного развития, можно продолжить. Они на порядок сложнее тех, которые нам приходилось решать в предыдущие годы. Было бы глубоким заблуждением полагать, что в Послании Президента, равно как и в правительственной программе, содержатся исчерпывающие рецепты их решения. Я так не думаю. Очень многое следует еще переосмыслить. Но я глубоко убежден в другом — в полной неприемлемости стратегических установок на то, что все проблемы в нашей экономике может решить рынок, давайте только поскорее создадим для него необходимую почву, и все пойдет своим чередом. В 1992 г. и даже в 1994 г. подобные представления были объяснимы: отсутствовал реальный опыт, должное понимание того, что без сильного государства конструктивный потенциал рыночных преобразований весьма ограничен. Сейчас нам говорят: давайте попробуем еще раз, может быть, получится. В этой связи привлекает внимание позиция Дж.Сороса, полагающего, что рыночный фундаментализм стал в настоящее время столь же опасным для становления открытого общества, как и коммунизм. К этому нельзя не прислушаться.