ПОВЕСТЬ О НАСТОЯЩЕМ ЧЕЛОВЕКЕ

Социологические опросы последних дней бесстрастно регистрируют, что для победы на выборах президента России Владимиру Путину, возможно, не понадобится второго тура голосования. Итак, через неделю с лишним этот человек станет полноправным президентом огромного государства — президентом, наделенным огромными ельцинскими полномочиями и возможностями. Между тем большинство избирателей, которые собираются отдать свои голоса нынешнему исполняющему обязанности президента России, практически не представляют себе, за кого они высказываются.

По точному замечанию директора ВЦИОМа Юрия Левады, Путин превратился для избирателей в своеобразное зеркало, в котором каждый усматривает будущее осуществление своих надежд — нередко прямо противоречащих желаниям голосующих. Социологи уверяют, что Путину отдадут свои голоса не только представители электората «Единства» и СПС, но и половина голосовавших на парламентских выборах за «Яблоко» и ЛДПР, но и значительная часть сторонников коммунистов. Кто-то будет голосовать, рассчитывая на продолжение реформ, кто-то — за их ускорение, кто-то будет рассчитывать на гарантии демократических свобод, а кто-то — на «управляемую демократию». Не ошибусь, если скажу, что Владимиру Путину не удастся оправдать ожиданий всех своих избирателей. Да он, собственно, к этому и не стремится: пускай у и.о. президента нет четкой программы дальнейших действий, зато есть уверенность в своем предназначении — для политиков определенного склада такая уверенность означает куда больше, чем любая программа.

Накануне выборов штаб Владимира Путина решил поближе познакомить общественность с «кандидатом № 1» — ведущим журналистам холдинга «Коммерсантъ» было предложено взять у и.о.президента интервью, которое и легло в основу книги «От первого лица». Правда, с продажей книги вышла неувязка: оказалось, что согласно закону о выборах она может распространяться лишь бесплатно, за счет средств избирательного фонда кандидата. Почему об этом не справились до издания брошюры — не знаю, но вопрос дефицита профессионализма — вообще одна из главных проблем работающих на Путина. Так что с широкомасштабной акцией не вышло, но тем не менее текст книги размещен на интернетовском сайте издательства «Вагриус», отрывки из него печатались в различных изданиях холдинга «Коммерсантъ». Книга достаточно скучная и достаточно откровенная — скучная, потому что биография Владимира Путина достаточно обычна и не изобилует яркими событиями и взрывами эмоций, откровенная — потому что и.о.президента не считает нужным считаться с реакцией читателей на те или иные свои мысли. Он знает, что читателям должно понравиться — и читателям в самом деле нравится, газета «Коммерсантъ» уже успела опубликовать восторженные отзывы представителей творческой интеллигенции… Но тем не менее после появления этих текстов российским избирателям — в особенности избирателям думающим — уже не придется утверждать, что им подсунули «кота в мешке». Нет, вы могли знать, за кого вы голосуете!

«ИНИЦИАТИВНИК»

Для полковника Путина его деятельность в КГБ — отнюдь не повод задаться вопросом «чего это я туда пошел?». Никаких случайностей не было. Путин называет себя типичным продуктом советского патриотизма: посмотрел «Щит и меч» — и захотел работать в КГБ. О том, что на дворе было совсем другое десятилетие, о том, что многие в Советском Союзе знали, что такое КГБ, Путин предпочитает не вспоминать. Изначально его не пригласили в комитет после вуза или армии — он хотел сотрудничать с комитетом еще школьником.

«Я посмотрел даже здание, где находится КГБ, то есть я конкретно занимался этим вопросом. И это еще не все. Я пошел в приемную управления КГБ. Вышел какой-то дядя. Как ни странно, выслушал меня на полном серьезе и сказал: «Отрадно, конечно, но есть несколько моментов. Скажу честно. Первое — мы инициативников не берем. Второе — мы берем после армии или после окончания гражданского вуза, людей уже с высшим образованием».

Я, естественно, поинтересовался, после какого вуза. «После любого». — «А все же предпочтительнее какой?» — «Юридический». — «Понял». Я поступил на юрфак ЛГУ».

— Вы хотите сказать, что они вас запомнили и потом предложили работать в КГБ?

— Они, конечно, могли меня после того похода в приемную зацепить, но оценка их, видимо, была: совсем школьник. Просто не обратили внимания.

— А когда обратили? Сотрудничали с ними в институте?

— Меня даже не вербовали в качестве агента, хотя тогда это было распространено. Людей, которые сотрудничали с органами, было много. Это важный инструмент жизнедеятельности государства — сотрудничество с нормальными гражданами. Главное, на какой основе оно строится. Сексот кто такой, знаете?

— Секретный сотрудник.

— Хорошо. А почему это приобрело такой негативный оттенок, знаете? Потому что эти люди выполняли определенную функцию. Какую?

— Идеологическую.

— Да, идеологическую. Это политический сыск. Вот мы говорим, разведка — это интересно. А вы знаете, что девяносто процентов всей информации добывается с помощью агентуры среди советских граждан? Агенты действуют в интересах государства. И не важно, как это называется. Важно, на какой основе происходит это сотрудничество.

Если на основе предательства и материальной заинтересованности, то это одно. А если на каких-то идейных принципах, то это совсем другое. А борьба с бандитизмом? Ничего невозможно сделать без агентуры.

— Как же вы все-таки попали в КГБ?

— Где-то в середине четвертого курса совершенно неожиданно на меня вышел сотрудник управления кадров, как он сказал, и предложил встретиться.

Правда, он себя не назвал. Позвонил по телефону домой. Потом уже я узнал, что он был из подразделения, которое обслуживает вузы. Раньше было такое. Он сказал, что речь пойдет о моем будущем распределении и что он хотел бы со мной на эту тему поговорить. «Я пока не буду говорить куда», — говорит он. Но я сразу смикитил: если не хочет говорить куда, значит — туда.

Договорились встретиться в вестибюле прямо у факультета.

Я его прождал где-то минут двадцать. Думаю: «Ну, гад какой-то, наверное, подшутил или обманул». И уже хотел уходить. Он прибежал запыхавшийся: «Извини, задержался».

Сразу перешел к делу: «Впереди еще много времени, но, в общем и целом, как бы ты отнесся, если бы тебе предложили работу в органах?» Паренька приметили.

— Вы так и разговаривали в вестибюле?

— Да, у окна. Я ответил, что с интересом отнесся бы. Но не стал ему говорить, что когда-то приходил в приемную. Не стал говорить, потому что помнил очень хорошо тот первый разговор: «Инициативников не берем». Но только через год меня пригласили на беседу уже в отдел кадров управления КГБ. Побеседовали со мной там.

Уже после этого я заполнил какие-то бумаги, анкеты. И на распределении опер, который курировал институты, так открыто и заявил: «Этот вопрос решен, мы берем его на работу в органы КГБ».

Это — начало карьеры. Ее продолжение выглядит куда менее интересным, чем первые шаги — на Запад Путин так и не попал, его деятельность в ГДР выглядела вполне рутинной… «Успешный офицер», одним словом! «Я никогда не был диссидентствующим — хорошо это или плохо. Моя карьера развивалась успешно. Я был успешным офицером. Но знаете, многие вещи, которые органы сегодня себе позволяют, тогда были абсолютно невозможны. Действовали спокойно, чтобы уши не показать, не дай Бог». Весьма любопытно и то, что разведку Владимир Владимирович воспринимал как некий островок свободомыслия — он рассказывает, например, что кто-то из коллег оценивал эффективность своей работы в Афганистане по числу неразрешенных бомбардировок — на фоне уничтоженного Грозного и продолжающихся сводок о тяжелых потерях российских военных и уничтоженных дотла тяжелыми орудиями чеченских селах подобные воспоминания выглядят особенно умилительно.

Уйдя из КГБ «под крышу» — его собственные слова — Ленинградского университета, а затем к Собчаку, Путин сохранил менталитет «инициативника» на всю жизнь. Уже в «иопрезидентские месяцы» этот менталитет ярче всего проявился в нелепой истории с журналистом Андреем Бабицким. В книжку мысли Путина на эту тему почему-то не вошли, но, к счастью, попали в газетный текст…

«КТО НЕ С НАМИ…»

— Бабицкий жив?

— Жив. Даже, по-моему, боевики пленку сегодня прислали. Там хорошо видно, что он жив.

— И когда он появится в Москве?

— Появится. И как только появится, его сразу вызовут на допрос.

— Странно. Сначала вы его освобождаете под подписку о невыезде из Москвы, потом обмениваете, а потом вызываете на допрос.

— Знаете, что я вам скажу? У нас страна переживает довольно сложный период времени. Согласимся с тем, что поражение, которое Россия понесла в первой чеченской войне, в значительной степени было связано с моральным состоянием общества. Общество не понимало, за какие идеалы борются наши солдаты. Они там погибали, а их еще предавали анафеме. Они погибали за интересы страны, а их шельмовали.

На этот раз все, к счастью, не так. Так вот, Бабицкий и ему подобные, по сути своей, опять пытались развернуть ситуацию в другую сторону. Он работал на противника впрямую. Он не был нейтральным источником информации. Он работал на бандитов.

— Значит, не нравятся его репортажи?

— Можно я закончу? Он работал на бандитов. Поэтому, когда боевики сказали: мы готовы освободить несколько ваших солдат в обмен вот на этого корреспондента, наши спросили его: а вы хотите? Он сказал: хочу. Он хочет.

И нам предлагают взамен трех наших солдат, которым грозит смерть, если мы их не выручим.

Это наши солдаты. Они воевали за Россию. Если мы их не заберем, их расстреляют. А с Бабицким там ничего не сделают, потому что он там свой.

И еще нам сказали: если вы нам отдаете Бабицкого, то в тот момент, когда он окажется у нас в лагере в горах, мы отпустим еще двоих. И отпустили. Значит, в итоге: один Бабицкий или пятеро наших военных? Я думаю, один на один — и то хорошо было бы поменять.

— То есть он теперь Герой России?

— Или предатель? Нехорошо сотрудничать с бандитами и писать, что они головы отрезают нашим солдатам, чтобы показать весь ужас этой войны. А то, что они отрезали головы живым людям до начала боевых действий, просто заложников, которых захватывали по криминальным мотивам с целью получения выкупа, — это куда отнести? Он оправдывал обезглавливание человека.

— Его слова звучали так...

— Я читал. Он пошел туда и пошел. Вышел со схемами обходных путей наших постов. Кто просил его туда соваться без аккредитации официальных властей?

— Тогда, наверное, нужно было привезти его в Москву и разбираться?

— Его и арестовали, и начали по нему определенные следственные действия. Он говорит: я вам не верю, я верю чеченцам, они просят меня выдать — отдайте. Ему ответили: ну и пошел ты...

— А что, если все это неправда?

— Попросите рассказать вам правду про войну как-нибудь в другой раз. Что на самом деле бывает с людьми, которые воюют на стороне противника...

— Журналисты не воюют.

— То, что делал Бабицкий, — это гораздо опаснее, чем стрельба из автоматов.

— А как со свободой слова?

— Мы с вами по-разному понимаем свободу слова. Если вы под этим понимаете прямое соучастие в преступлениях, то я с этим никогда не соглашусь. Давайте повторим эту фразу про обезглавливание.

— Пожалуйста, заявляйте об этом. Но вы не имеете права распоряжаться его судьбой.

— А мы его туда насильно и не совали, он сам.

— Вы уверены?

— Это правда. То, что я говорю, подтверждается его собственноручным заявлением, а то, что вы говорите, не подтверждается ничем.

— А пленка, на которой хорошо видно, как ему туда хочется... Взяли российского журналиста и отдали его неизвестно кому.

— Он не российский журналист.

— Он российский гражданин.

— Вот вы говорите, что он российский гражданин. Тогда веди себя по законам своей страны, если ты рассчитываешь, что в отношении тебя будут соблюдаться те же законы.

— Все равно непонятно, по какому закону можно было его отдать...

— Он сам попросил.

— А если бы попросил, чтобы вы его расстреляли, то что?

— Это невозможно. Это запрещено внутренним распорядком. Я вам вот что скажу. Расстреливать бессмысленно, а вот получить за этого... пятерых наших солдат — мне кажется, что это вполне приемлемо.

— Верните Бабицкого.

— Мы не можем его вернуть. Мы будем искать его и передавать в суд. Я не знаю, есть ли у этого дела какая-нибудь судебная перспектива. Я не уверен в этом. Но допросить его придется.

Эта беседа проходила до возвращения Бабицкого в Москву, так что по фактажу я ее комментировать не буду — внимательный читатель сам легко увидит, где Владимир Путин недоговаривает, где его информация расходится с реальностью. Согласимся, однако, что редко можно увидеть у действующего политика такое откровенное презрение к закону и праву, такое нескрываемое раздражение журналистской букашкой. Перед тем, как пойти работать в комитет, этот человек получил юридическое образование. Недавно ему даже присудили почетную степень юрфака Санкт- Петербургского университета…

НАПОЛЕОН БОНАПАРТ

«— Кто из политических лидеров вам интересен?

— Наполеон Бонапарт (смеется).

— А если серьезно?

— Де Голль, наверное. И еще мне нравится Эрхард. Очень прагматичный человек. Это он выстроил новую Германию, послевоенную. Кстати говоря, у него вся эта концепция восстановления страны начиналась с определения новых моральных ценностей общества. Для Германии это было особенно важно после крушения нацистской идеологии.

— Почему вы до выборов отменили все поездки за границу?

— Формально потому, что президент и премьер не имеют права одновременно ездить за границу. А я одновременно и премьер, и и.о. президента.

— А неформально? Боялись, что заклюют за Чечню?

— Я сам их всех заклюю».

Следующий вопрос — что собирается делать человек с подобными амбициями: у которого Наполеон — ха-ха! — на первом, а Эрхард — серьезно — на третьем?

«— Я считаю, что нужно сохранить и местное самоуправление, и избираемость губернаторов. Но все эти связи между собой должны быть более сбалансированными. При сохранении избираемости губернаторов я, например, считаю, надо подумать о возможности применять к ним какие-то санкции. Например, снимать с должности.

— То есть одни избирают, а другие снимают.

— Можно разработать и другие системы их зависимости от центра. Не может быть полной независимости.

— Вы имеете в виду: разработать систему контроля?

— Контроля и оказания влияния. Нужно, чтобы все субъекты Российской Федерации были поставлены в одинаковые экономические условия перед федеральным центром. Следующий шаг — наука и образование. Потому что без современных менеджеров, без современного понимания того, как и что нужно делать, и без носителей этого понимания добиться результатов невозможно.

— Да эти носители уже все уехали из страны.

— Не все. У нас сохранилось пока главное — фундаментальная наука и школа. Если утратим это, то тогда все, конец.

— Откуда вы на все это деньги возьмете?

— А вы знаете, не так много и нужно. Это не проблема денег. Это та же проблема понимания.

— Ну и сколько бы вы платили, например, молодым специалистам, с учетом понимания?

— Скажем, на Западе им платят порядка пяти тысяч долларов. А если мы заплатим, условно говорю, две тысячи долларов?

— Ой!

— Да. И, прикинув, могу сказать, что тогда подавляющее большинство никуда не поедет. Жить в среде своего родного языка, среди близких, родных, знакомых, в своей стране, получать немного выше, чем другие, — это даже выгоднее.

— Все же непонятно. Судьям вы собираетесь повышать зарплаты, вообще госаппарату, армии, на образование и науку нужны деньги. Откуда? Завтра Америка решит распродать свой стратегический запас нефти, цены упадут и...

— Деньги есть, только утекают сквозь пальцы. Пока не будет сильного государства, мы так и будем зависеть от чьего-то стратегического запаса».

Итак, конфликт с региональными лидерами обеспечен. Это первоочередная задача. О зарплатах в две тысячи долларов умолчу. Тем более, что «надо будет пересматривать все те социальные обязательства, которые взяло на себя государство за последние годы и которые никак не обоснованы и ничем не обеспечены. Никуда не деться.

— А конкретнее? Хотя бы на примере того же бесплатного проезда для военнослужащих?

— Пожалуйста. Не лучше ли повысить зарплату некоторым категориям граждан, в том числе и военнослужащим? Даже если чуть больше им дать денег, то они смогут платить за проезд сами и не будут поставлены в унизительное положение.»

Но, собственно, подобные мысли были весьма важны во время украинской президентской кампании…И вряд ли стоит упрекать Владимира Путина за дефицит идей в брошюре: в конце концов, преследовалась совсем другая цель — показать простого человека, «как мы с вами», бросающего через бедро обидчиков и в спортзале, и на улице, если надо, уверенного в своей правоте и высоком предназначении. Стремящегося в Европу? Да, но вот наблюдатели от ОБСЕ будут в Чечне там, «где мы захотим». Словом, после книги остается такое удивительное впечатление, будто читал интервью избирателя, а не избираемого. Самое-то в Путине любопытное — если бы сегодня его заменили каким- нибудь другим государственным человеком, «инициативником», секретным сотрудником и успешным офицером — этого никто бы не заметил! Даже сам Владимир Путин! Потому что этот человек точно так же провел бы чеченскую войну, точно так же обещал бы «замочить в сортире», точно так же рассказывал бы премьер-министру Соединенного Королевства о «козлах под нами», надиктовал бы точно такую же книжку — ну, может, юрфак закончил бы не в Питере, а во Владике и резидентом был бы не в Дрездене, а в Мюнхене — некоторых ведь посылали и в капиталистические страны, да! И не у Собчака, а у Гавриила Попова, ну какая разница! Главное — мысли, намерения и перспективы были бы теми же самыми. И глава администрации был бы тот же… и команда…может, по людям и отличалась бы, но по званиям.

Знали ли люди, содействовавшие столь стремительной и блестящей карьере Владимира Путина, что имеют дело не столько с яркой, но пока что еще не получившей возможности для самовыражения личностью, сколько с удачно подогнанным винтиком в разлаживающемся механизме властного аппарата? У меня есть сильное подозрение, что не просто знали, но именно такого прези- дента и хотели. Другое дело, что они могут очень сильно ошибаться, считая маленького полковника управляемой и временной фигурой. Именно такие люди — бесцветные, честолюбивые, отчаянно не переваривающие критику, жаждущие похвал и неуверенные в себе, прямые, мстительные и умеющие ждать своего часа, люди, сделавшие блестящую неожиданную карьеру не в силу собственных заслуг и способностей, а потому, что элита откровенно опасалась более сильных претендентов, — именно такие люди остаются править надолго. Тем более в России, где основателем династии Романовых был вечно перепуганный нерешительный Михаил, где Сталин захватил власть, великолепно использовав дрязги между ленинскими наследниками, где Хрущева избрали первым секретарем из-за вечной неприязни между наследниками Сталина, где Брежнева выдвинули как мягкую безвольную альтернативу претендентам на хрущевское наследство…

Теперь пришло время Владимира Путина.