БЛИЖНИЙ ВОСТОК. КРЕАТИВНЫЙ ХАОС

Девятого апреля войска союзников объявили о том, что контролируют ситуацию в столице Ирака. Правительство Кувейта поздравило соседей с освобождением. На севере страны, однако, еще идут бои. День победы?

Попытка понять реакцию арабского мира на происходящее через призму местной прессы производит впечатление, что общественное мнение и официальная позиция арабских стран функционирует как некий автомат. В количественном отношении страницы всех арабских газет — от малотиражных до авторитетного египетского полуофициоза «Аль-Ахрам» — заполнены материалами об Ираке. При этом с содержательной точки зрения все материалы так или иначе сводимы к двум категориям — сводки с полей сражений и сугубо идеологические тексты, осуждающие войну. О будущем пишут мало, детальных прогнозов практически нет. Более всего беспокоит возможное продолжение агрессии — теперь против Сирии и Ирана. В некоторых материалах войну в Ираке вообще рассматривают как прелюдию к агрессии против всей арабской нации.

Не случайно и то, что иракские новости соседствуют в арабской прессе с новостями с оккупированных палестинских территорий. События, происходящие в этих двух горячих точках арабского мира, несомненно, воспринимаются самой широкой арабской общественностью в едином контексте. В исторической перспективе точкой отсчета для многих становится 1948 год — момент образования государства Израиль — и вся цепочка последующих арабских неудач — в особенности 1967 год, 1973-й и т.п. В арабском массовом сознании, по наблюдениям обозревателей «Аш-Шарк аль-Аусат», война в Ираке выстраивается в единый ряд с такими давними эпизодами истории, как французская война в Алжире, итальянская в Ливии, британская в Египте. Большинство убеждено в том, что истинной целью военных действий является колониальная оккупация Ирака и установление контроля над его нефтяными ресурсами.

Самые частые слова в арабском газетном дискурсе последних двух недель — агрессия, агрессор, завоеватели, захватчики с набором стандартных эпитетов — жестокий, грубый и т.п. Эти оценочные эпитеты измеряют, очевидно, не столько реальные размеры непрямых потерь, сколько степень гнева, недовольства и страха, завладевшего умами. В контексте войны активизировался стандартный арабский антиимпериалистический дискурс. Ключевые понятия его: гегемония, к которой по определению стремится Запад, агенты империализма, — прежде всего в лице арабских правителей, богатства в регионе (нефть), которыми стремятся завладеть враги. Вновь звучит популярная в арабском массовом сознании идея о неминуемом чудесном конце американского господства.

Антизападная риторика давно стала главной темой проповедей в мечетях. Характерно высказывание шейха аль-Азхара Мухаммада Сеййида ат-Тантави, одного из высших духовных авторитетов суннитского ислама, в котором слово «джихад» употреблено три раза. Однако, в отличие от своих радикальных единоверцев, целью его шейх определил победу иракского народа и поражение угнетателей, что скорее читается как осуждение режима Саддама. В заключение шейх осудил агрессию и призвал к скорейшему восстановлению свободы и суверенитета иракского народа.

Ключевой фразой, выразившей еще один арабский страх, стало характерное высказывание Хусни Мубарака о том, что «нынешняя война создаст сотни Усам бин Ладенов». В ходе конфликта практически все радикальные исламские группировки неоднократно озвучили стандартные тексты угроз и призывов к джихаду. Иракский вице-президент Таха Ясин Рамадан назвал число арабских добровольцев — шесть тысяч. Министр информации Ирака сказал, что 99% из них хорошо подготовлены. Эта цифра, вероятно, несколько преувеличена, но позволяет в какой-то мере судить о мобилизационном потенциале радикального исламизма в регионе. Существенного качественного скачка в росте добровольческой активности не наблюдается, — те же цифры фигурировали и ранее, в контексте других горячих точек, где успел отметиться кочевой моджахедский корпус — от Афганистана до Балкан.

В Алжире иракская война поглотила все внимание местного населения. Некий полицейский, находившийся на ответственном посту по охране американского посольства, например, не выдержал и начал палить в воздух из пистолета, пока его не арестовали. В результате власти не только усилили охрану посольства, но запретили местным парламентариям продолжать демонстрации под его окнами. По сообщению египетской «Аль-Ахрам», в Алжире министр по делам религии Абдулла Гулям сказал, что врата джихада открыты и не нуждаются в фетвах.

Демонстрации «протеста и гнева» с призывами к джихаду, прокатившиеся по Ливии, следует рассматривать как повод разрядиться и подкрепить и без того нерушимое «единство партии и народа». Каддафи всегда готов поддержать антиимпериалистический гнев своих подданных.

В Марокко руководство основных политических партий, включая оппозиционную радикально-исламскую Партию справедливости и развития, заняли осторожную и молчаливую позицию, в то время как партийная пресса резонировала общественному мнению, критически настроенному в отношении к официальной позиции правительства и короля. Король призвал народ к спокойствию. Это нашло отклик среди значительной прослойки местного среднего класса и буржуазии, внимание которых сейчас сосредоточено на продолжающихся переговорах с США по вопросу о зоне свободной торговли.

Не следует, однако, думать, что арабское общественное мнение полностью однородно. Во всяком случае, в Кувейте страсти накаляются в прямо противоположном направлении. Газета «Аль-Айам» сообщила о жесткой расправе над палестинским студентом, учиненной в Кувейте его местными однокурсниками, после того как тот раскритиковал действия американских военных в Ираке. Страны Персидского залива в связи с войной больше всего беспокоит отток иностранного капитала.

Касаясь позиции арабских режимов в начале войны, обозреватель «Аш-Шарк аль-Аусат» обращает внимание на то, что, несмотря на протесты разгоряченных масс, ни одно арабское правительство при всем различии мнений и политической ориентации не заявило официального протеста, не заморозило дипломатических отношений с Вашингтоном и Лондоном, ограничившись общим осуждением войны и призывами к мирному решению.

Две широко обсуждавшиеся идеи помогали арабскому общественному мнению смириться с неспособностью повлиять на ход событий. Первая — это предложение, официально заявленное ОАЭ на саммите ЛАГ и негласно поддержанное многими арабскими политиками, призывавшее к добровольно-принудительной отставке Саддама. Вторая — идея о том, что Ирак — это особый случай, не сравнимый с другими арабскими режимами. В образ Саддама как исключительно кровожадного деспота давно поверили все. Тот факт, что для многих в арабском мире он на время занял место популярного харизматического героя, на самом деле не противоречит такой оценке. Героическая сторона в образе страшного Саддама была актуальна лишь в той мере, в какой он был способен противостоять Западу. Потерпевший поражение Саддам, хуже того, бежавший и пропавший без вести, — уже не герой, а посрамленный тиран.

На самом деле впечатление о неспособности арабов посмотреть дальше или помыслить глубже неверное. Арабская интеллигенция до недавнего времени была скорее замкнутой кастой, не оказывающей прямого влияния ни на формирование политических решений, ни на мнение большинства населения на улице. Ситуация, однако, меняется по мере развития зарубежной арабской прессы, и в особенности, спутниковых телеканалов, среди которых лидирует «Аль-Джазира».

Вот, например попытка собственно арабского критического взгляда: «представляется, что арабская ментальность изо всех сил противится самой мысли о том, чтобы по-новому взглянуть на основы и отправные точки... над ней довлеет набор представлений, кажущихся очевидными… Предвзято негативное отношение к «другому» — всякий другой заведомо враг, а на подсознательном уровне — увлечение геройским диктатором, неважно как много зла он посеет на этой земле, достаточно, чтобы он выступал против империализма и против злокозненного «другого». (Ахмад ар-Руби, «Аш-Шарк аль-Аусат», 7 апреля). Если арабские правители все как один агенты империализма, задается вопросом Ахмад ар-Руби, то о какой еще дополнительной гегемонии Запада можно говорить?

По мнению Турки аль-Хамада, объектом массового недовольства, протестов, провокационных призывов становятся собственно Соединенные Штаты, а не война в Ираке как таковая. Проблема, однако, состоит в том, что все эти протесты и провокационные призывы в очередной раз упаковываются в блестящую обертку из религиозных и патриотических эмоций, после чего вслед за завершением кризиса будет сложно развивать отношения с теми государствами, с которыми взаимодействовать просто необходимо. «Ненависть или любовь к Америке не отрицают того факта, что она по-прежнему великая держава, огромная сила. А, следовательно, сотрудничество с ней есть необходимость, а вовсе не предмет выбора на альтернативной основе. Поэтому абсолютно неважно, любишь ты или ненавидишь Америку, а важно, каким образом ты сможешь взаимодействовать с ней для достижения тех целей, к которым стремишься ... Арабы в наше время страдают близорукостью своего мышления, раздражительностью ... слишком легко поддаются словесным увещеваниям и призывам. С такими качествами невозможно выжить среди лис, не говоря уже о львах, волках и прочих хищниках». В этой связи любопытно высказывание другого арабского автора: «хотелось бы, чтобы результатом нынешней войны для арабских элит и интеллектуалов стало начало эпохи поиска новых идей».

Отношения США с соседями Ирака выстраиваются несколько противоречиво. С одной стороны, налицо явное сотрудничество с Ираном, в частности в борьбе с группировкой «Ансар аль-Ислам», с другой — не умолкают обвинения в адрес иранских властей. Рамсфельд обвиняет Тегеран в том, что он позволил корпусу Бадр — военным подразделениям шиитского Высшего совета исламской революции в Ираке — пересечь границу.

Позиция Ирана лаконично выражена в словах Харази, произнесенных им во время визита в Турцию: «без поддержки государств-соседей невозможно обеспечить стабильность в Ираке». В США эти слова резонируют с некоторыми высказываниями неоконсерваторов из American Enterprise Institute. Представитель Института Майкл Лидин вскоре после начала войны сказал: «Это [всего лишь] одно из сражений в более длительной войне. Ирак — это [еще] не война. Это — региональная война, и мы не можем добиться успеха в Ираке, если мы ограничимся одним лишь Ираком. И я думаю, страны террора, граничащие с Ираком, а именно Иран и Сирия, знают это…». На волне победных реляций ставки подобных не в строгом смысле правительственных организаций США, принимавших активное участие в разработке политических решений (не в их принятии, конечно), возросли.

Многое будет зависеть от того, как будет складываться ситуация в Ираке. Пока что происходит частичное восстановление племенной и конфессиональной иерархии. В каждой провинции найдутся (и уже находятся) свои силы, способные выступить в качестве альтернативы ушедшему в небытие режиму, — племенные вожди, религиозные и политические лидеры, возвращающиеся из изгнания. Проблема в том, что все они часто имеют не больше общих знаменателей между собой, чем когда-то с баасистами.

Не ясно пока, какую позицию займет шиитское большинство в отношении американской администрации, которая будет действовать в режиме оккупации. Кто из арабских соседей захочет иметь рядом еще одну шиитскую страну? Граница курдской автономии — как географическая, так и политическая, в смысле свобод и привилегий представляет собой еще одну из отложенных проблем послевоенного урегулирования.

Британцы отмечают, что старшие союзники по коалиции демонстрируют излишнюю разборчивость в выборе местных контрагентов — создается впечатление, что американцы уже точно знают, кого и где они хотели бы видеть в лице местной власти. Вопрос в легитимности такого выбора. Большим неизвестным остается в этом контексте шиитский фактор. Список приемлемых кандидатур из шиитов, составляющих большинство населения, предельно ограничен и, по-видимому, маргинален с точки зрения их популярности. Позиция невмешательства в конфликт, четко обозначенная Высшим советом исламской революции, постепенно трансформируется в роль критически настроенного наблюдателя.

Подход британцев к наведению порядку в Басре пока представляется более реалистичным. Однако действие британского фактора, вероятно, ограничено во времени — Блэр обещал вывести войска из Ирака, как только там будет установлен минимальный порядок, под которым подразумевается американская администрация с ограниченным местным компонентом. Министром иностранных дел была, правда, озвучена идея международной конференции по Ираку под эгидой ООН, которая будет призвана гарантировать, что «политическое и экономическое будущее Ирака прочно передано в руки самого народа Ирака». Для будущего хода событий важно, какая из обозначившихся линий в формировании ближневосточной и мировой политики США возьмет верх в ближайшей перспективе. Иначе говоря, достаточно ли будет сил у более умеренных политиков во главе с бывшим военным Пауэллом, чтобы урезонить своих коллег, называемых гражданскими неоконсерваторами, явно почувствовавших себя победившей стороной. Или для этого надо будет набить себе реальные шишки об скалистый грунт Ближнего Востока?

Что бы ни происходило внутри Ирака, а американские планы обширны — от полной реформы образования (на написание новых учебников уже выделы 60 млн. долларов) до реформ и развития местной власти, нефтяного сектора — все это будет не просто новое, а необычное, неслыханное и невиданное для большей части жителей региона. Новизна более или менее настораживает и пугает всех. Но в отношении Ближнего Востока все гораздо сложнее. Там мы имеем то, что антропологи называют традиционное общество, один из главных культурных ориентиров которого — постоянство. Необычного Ближний Восток боится больше, чем всякого доморощенного диктатора и злодея. Живущему на Западе или в Украине даже трудно себе представить, какое место в арабском общественном сознании занимают вопросы сохранения своей идентичности — исламской, арабской, иранской. Всякое иностранное вмешательство активизирует страх потери своего особого лица и места в мире, невзирая на то, что это место многим посторонним наблюдателям (в частности, американским) вряд ли покажется завидным.

Эпохам исторических потрясений, которые обычно представляются современникам как катастрофа, хаос, мир обязан существенными инновациями. Хаос хоть и пугает, но креативен. Пугающе креативен, если угодно. Это проверка на прочность старого и рождение нового. Какие формы оно примет? В такой обстановке можно дать волю фантазии и представить, например, такое совершенно неожиданное решение проблемы роли шиитского духовенства, ставшего тормозом для дальнейшего политического развития Ирана и, возможно, угрожающего Ираку. Почему бы не сделать главный центр шиитской духовности Неджеф, где находится могила имама Али, экстерриториальным городом-государством, формализовав, наконец, на основе международно-правового акта противоречивые отношения между религией и политикой в этой части исламского мира.