Опасность политического цикла в экономической политике

Значительное преимущество действующей власти — возможность продемонстрировать «дело» аккурат за два-три месяца до выборов, а после электорального триумфа воспользоваться советом Людовика XV: «После меня хоть потоп». Впервые внимание к политическому циклу в экономической политике привлекли американские экономисты Уильям Нордхауз (1975 г.) и Ассам Линдбек (1976 г.): накануне выборов возрастают правительственные расходы и снижаются налоги, а после выборов — все наоборот. Еще хуже, когда сразу же после выборов нетерпеливые победители требуют немедленного возврата осуществленных «инвестиций» за счет государственного сектора — таких примеров немало в Латинской Америке.

Политический цикл присущ всем странам — промышленным и слаборазвитым, но свой разрушительный потенциал проявляет прежде всего на периферии, где бедность населения повышает электоральную отдачу на предвыборные издержки, а возможность послевыборного ограничения совокупного спроса существенно ограничена повышенными аппетитами властной элиты — этого вполне достаточно для того, чтобы выборы завершились ускорением инфляции и девальвацией денежной единицы. Не случайно в Мексике все крупнейшие финансовые кризисы последнего времени (1976, 1982 и 1994 гг.) возникали сразу же после завершения президентской кампании.

Непременным атрибутом предвыборного увеличения правительственных расходов и денежной массы становилась глубокая девальвация денежной единицы. Такое происходило в Бразилии в 1986 и 1999 гг. В 1995 г. обычная связь между выборами и девальвацией была закамуфлирована возмущениями на финансовом рынке в связи с мексиканским кризисом, однако главная особенность политики политического цикла сохранилась: чрезмерное увеличение совокупного спроса накануне выборов создало проблемы после их завершения (макроэкономический вариант бытового «чем лучше вечером, тем хуже утром»).

Особо утонченно действовал Карлос (Карлито) Менем в Аргентине. С помощью правительственных заимствований на мировых рынках был разыгран такой политический преферанс, что оппозиционный победитель выборов 1999 г. Фернандо де ла Руа уже через два года отказался от власти. На грани подобного сценария оказался нынешний бразильский президент Луис Инасио (Лула) да Сильва, которому в 2002 г. достался экономический «блокбастер» с 250 млрд. внешнего долга.

Мексика (1993—94 гг.). Прелюдией к августовским (1994 г.) выборам стало проведение 23 февраля 1993 года так называемого банкета миллиардеров, на котором каждому из 30 участников было предложено сделать скромный вклад в продолжение экономических реформ и сохранение стабильности — по 25 млн. долл. Несмотря на восторги, которые вызвали мексиканские реформы за границей, подписание соглашения о свободной торговле с США и Канадой (НАФТА) и дружбу президентской семьи Салинасов с влиятельным семейством Бушей (это прибавляло надежности в отношениях с американской демократией, которая все громче требовала демократизации мексиканской политической жизни), уверенности в победе кандидата от правящей Институционно-революционной партии (PRI) не было.

Избирателей не удовлетворяли обещания продолжить «эпохальные» экономические реформы, а еще больше раздражало имущественное расслоение (по данным журнала Forbes, в 1994 году в Мексике насчитывалось 24 миллиардера — в четыре раза больше, чем в Великобритании) и специфика местной демократии, которую писатель Варгас Льоса назвал «идеальной диктатурой». Все помнили подозрительные выборы 1988 г., когда кандидат от оппозиции Куатемок Карденас с самого начала лидировал в подсчете голосов, но... Ночью «неожиданно» вышел из строя компьютер центральной избирательной комиссии. Возобновление подсчета голосов через два с половиной часа показало, что, получив незначительное большинство голосов (50,3%), победил кандидат от власти — Карлос Салинас.

Для оживления экономики с мая 1993 г. правительство начало эмитировать валютные облигации внутреннего займа tesobonos, которые должны были способствовать притоку иностранного капитала и стимулировать совокупный спрос. Хотя в течение 1990—93 гг. от приватизации были получены 22,5 млрд. долл., эти средства преимущественно использовались для погашения внешнего долга и не оказали существенного влияния на экономический рост. Накануне выборов ВВП должен был убедительно расти, а показатель 1993 г. оказался ниже 1%. После приведения статистической методологии в соответствие с международными стандартами рост ВВП превысил 2%, но даже такой результат не дал достаточный пропагандистский эффект.

Избирательная кампания началась весьма динамично: восстанием в южном штате Чьяпас, когда 1 января 1994 г. вооруженные деревянными ружьями времен мексиканской революции крестьяне захватили здание администрации в столице штата. Событие совпало во времени со вступлением в действие соглашения НАФТА, что усилило медиа-резонанс, тем не менее иностранных инвесторов восстание крестьян не обеспокоило. Приток капитала практически не прекращался, поэтому в январе-феврале валютные резервы Центрального банка возросли на 4 млрд. долл.

Восстание в штате Чьяпас выглядело хотя и малопонятной, но все-таки предвыборной технологией — без неприятных далекоидущих последствий. Как отмечает Виктор Эррера из Калифорнийского университета в Беркли (США), за 70 лет при власти PRI финансировала практически все, включая организацию восстаний против самой себя. Намного серьезнее выглядели внутрипартийные проблемы. Кандидата от власти — малоизвестного Дональдо Колосио — многие в PRI считали технической фигурой, которая должна была подготовить почву для настоящего партийного «тяжеловеса». Вопреки многолетней практике мексиканской демократии, когда статус «единого кандидата» от PRI не обсуждался и не подвергался сомнению, на сей раз действующему президенту Карлосу Салинасу пришлось предупредить недовольных претендентов и представителей бизнеса открытым текстом: «Не ошибитесь! Дональдо Колосио — кандидат».

Проблема исчезла сама собой 23 марта 1994 г., когда Д.Колосио застрелили во время одного из предвыборных митингов. Вначале в организации теракта подозревали амбициозного министра иностранных дел Мануэля Камачо, претендовавшего на статус президентского кандидата от PRI, однако со временем эта версия отпала. Поскольку свежая поправка к Конституции, которую в конце 1993 г. неизвестно для чего «протолкнули» сами же парламентарии от PRI, запрещала баллотироваться всем, кто за полгода до выборов занимал пост министра. А выборы должны были состояться 21 августа. Неожиданно для всех президентским кандидатом от PRI стал малозаметный и неамбициозный Эрнесто Седильо, который именно в январе ушел с должности министра образования, чтобы работать в предвыборном штабе Д.Колосио.

Если восстание в Чьяпас воспринималось как оригинальная предвыборная интрига — не более, то убийство Д.Колосио серьезно напугало инвесторов. Подобные события в Мексике никогда не происходили просто так. Хотя убийцу оперативно задержали на месте преступления, однако в полицейском отделении его почему-то сразу же побрили и постригли, поэтому на следующий день даже самые наблюдательные свидетели не были уверены, действительно ли задержанный волонтер кампании кандидата от PRI (совсем не оппозиционер) Марио Абурто совершил роковой выстрел.

Подозрительным слухам способствовали странные обстоятельства: 1) полиция потеряла главное вещественное доказательство — пистолет; 2) никаких пуль или гильз на месте стрельбы не обнаружили; 3) место убийства в тот же день перепланировали с помощью бульдозера, поэтому восстановить картину событий было довольно сложно даже для свидетелей с очень хорошей памятью; а впрочем; 4) ни один (!) из участников предвыборного митинга так и не видел, как спускался курок. Подозревая худшее — что незаинтересованность функционеров PRI в тщательном расследовании убийства собственного же кандидата могла объясняться подковерной внутрипартийной борьбой за власть (латиноамериканская специфика), иностранные инвесторы начали массово забирать собственные активы из Мексики (рис. 1а).

Несмотря на резкое уменьшение валютных резервов до 16 млрд. долл., Центральный банк отказался ограничить предложение денежной массы (рис. 1б). Накануне президентских выборов требовалось совсем другое: дешевые кредиты, усиленная «поддержка» фермеров, увеличение расходов на социальную защиту. Срочно прокладывали тротуары в бедных городских кварталах, где не было дорог, строили знаковые объекты под патронатом правящей партии. Показательно, что в административной столице штата Чьяпас уже 2 января, на следующий день после начала восстания, по заказу PRI с большой помпой заложили оперный театр сметной стоимостью более 10 млн. долл. С экранов не исчезали пожелания высших функционеров PRI, чтобы новый театр обязательно был оборудован системой кондиционирования. Местные СМИ работали в полную силу...

Чтобы оживить экономику, правительство увеличило эмиссию tesobonos. Для повышения доверия инвесторов производилось замещение облигаций в песо сetes на tesobonos. Это преподносилось как попытка нейтрализации временных трудностей, однако в действительности должно было поддержать банковскую систему, находившуюся под деструктивным прессом избирательной кампании. Поступления от tesobonos должны были пополнять валютные резервы Центрального банка и увеличивать денежную массу, но на самом деле использовались для финансирования правительственных расходов. В течение продолжительного времени часть tesobonos в государственной задолженности увеличилась с 4 до 75%. Во избежание ухудшения статистики фискальных показателей, эмиссия tesobonos была классифицирована как приобретения финансовых активов правительством (дефицит бюджета формально не увеличивался).

В первом полугодии 1994 г. ВВП возрос на 4,3%, инфляции практически не было, заработная плата повысилась по сравнению с показателем 1992 г. на 30%, и признательные избиратели в августе 1994-го вполне демократично избрали кандидата от PRI Э.Седильо президентом Мексики. Однако сразу же после выборов возникли обычные проблемы. Уже 5 сентября 1994 г. из Мексики тайно сбежал с 400 млн. долл. известный банкир Карлос Кабаль. Контроль над финансовой группой Union Cremi перешел к правительству. Очень скоро выяснилось, что предвыборное увеличение объемов кредитования истощило банковскую систему страны. Десятки банков оказались на грани банкротства.

Ситуацию усложнило очередное громкое убийство 28 сентября 1994 г. партийного функционера № 2 в списке PRI Руиса Масью, который до развода состоял в браке с сестрой бывшего президента Адриани Салинас. В организации убийства обвинили сенатора Мануэля Муньоса, который подозрительно исчез на следующий же день. Расследование поручили Марио Масью, брату потерпевшего, но это не успокоило владельцев tesobonos. Отток капитала продолжается. Пытаясь предотвратить крах банковской системы, Центральный банк увеличивал рефинансирование коммерческих банков. В октябре-ноябре 1994 г. монетарная база возрастала, несмотря на катастрофическое уменьшение валютных резервов. В конце ноября отток капитала из Мексики ускорило заявление М.Масью о причастности высоких должностных лиц к убийству его брата. В начале декабря 1994-го валютные резервы Мексики уменьшились до 11 млрд. долл. 20 декабря правительство заявило об «одноразовой» девальвации песо на 15%. В первые же дни после девальвации Центральный банк потерял еще 5 млрд. долл., и 22 декабря не оставалось ничего, кроме как перейти к плавающему обменному курсу. Экономика Мексики оказалась в финансовом кризисе, ставшем основой теории кризисов «второго поколения» в экономической теории и стереотипной иллюстрацией опасности глобализации. В 1996 г. заработная плата рядового мексиканца была на 40% ниже показателя 1994 г. и на 20% — 1992 г. Тем не менее виноваты были не иностранные инвесторы, а местные политики. Если бы не «горячка» предвыборного увеличения ВВП с помощью скрытого дефицита бюджета и чрезмерной денежной эмиссии, разрушительного финансового кризиса не было бы.

Известный журналист Андрес Оппенгеймер из Miami Herald предполагает даже, что настоящей целью всего ряда событий — от восстания в штате Чьяпас до громких политических убийств — были попытки президента К.Салинаса вызвать политическую нестабильность, прекратить действие Конституции и остаться на посту, как это в 1992 г. сделал перуанский президент Альберто Фухимори.

В начале 1995 г. организатором убийства Р.Масью был официально объявлен брат к тому времени бывшего президента — Рауль Салинас. Невероятное развитие событий превзошло сценарий самой замысловатой «мыльной оперы»: «изюминкой» стал найденный на ранчо Р.Салинаса труп якобы пропавшего сенатора М.Муньоса. Однако со временем выяснилось, что это родственник автора «находки», которого к фальсификации склонял главный следователь по делу Пабло Чапа... В 1999 г. за убийство Р.Масью и «необъяснимое обогащение» Р.Салинас получил 50 лет заключения. Через полгода этот срок был сокращен вдвое — ввиду «отсутствия мотивов убийства».

Бурная политическая жизнь обошлась мексиканцам недешево. На послевыборное «спасение» банковской системы было истрачено 80 млрд. долл. (из них 4 млрд. получила Union Cremi). К.Кабаль неоднократно подчеркивал, что перед выборами-94 только на печатание плакатов кандидата от PRI его банки израсходовали 4 млн. долл. До этого в 1993 г. он официально перевел 16 млн. долл. в трастовый фонд PRI, поскольку был в восторге от положительного имиджа Д.Колосио. В 1999 г. сеньора Кабаля арестовали в Австралии и депортировали в Мексику. Вначале судья Хосе Флорес прекратил дело по сроку давности, однако после протестов генпрокуратуры все-таки наложил штраф в размере 400 млн. долл. и оставил авантюрного банкира на свободе. Личный политический цикл К.Кабаля на этом завершился.

Бразилия (1994—2002 гг.). Накануне осенних (1994 г.) выборов правящая коалиция чувствовала себя неуверенно. В первом полугодии инфляция превышала 40% в месяц, а ВВП практически не рос. У временного президента Итамар Франко, сменившего в 2002 г. отстраненного парламентом от власти за коррупцию убежденного борца с ней Фернандо Колора (бразильская специфика), не было надлежащего имиджа (на карнавале в Рио-де-Жанейро он опрометчиво фотографировался с полуобнаженными моделями). Поэтому подготовку денежной реформы тесно связывали с фамилией министра финансов Энрике Кардозо, которого заранее избрали кандидатом в президенты от власти.

Введение новой денежной единицы было запланировано на июль 2004 г. — за три месяца до выборов. Предполагалось, что измученный инфляцией (в 1993 г. этот показатель превысил 10000%) и катастрофическим снижением покупательной способности электорат оценит преимущества стабильной денежной единицы и сделает правильный выбор в пользу другой стабильности — политической. Так и произошло. В апреле Э.Кардозо подал в отставку, чтобы сосредоточиться на президентской кампании. Но его имя прочно ассоциировалось с планом финансовой стабилизации Real, который послужил лучшей предвыборной агиткой.

После появления в наличном обращении 1 июля 1994 г. бразильский реал сразу же укрепился на 10—12% и стал дороже доллара (обменный курс был определен как плавающий, но с нижним «потолком» на уровне 1 реал/долл.). Инфляция стремительно снизилась до 1,9% в августе по сравнению с 50,1% в июне, что стимулировало частное потребление. В августе 1994 г. продажа телевизоров увеличилась на 75%, а в торговле закончились запасы прохладительных напитков. Товарооборот в супермаркетах Рио-де-Жанейро удвоился. В сентябре промышленное производство увеличилось на 18%, что сопровождалось триумфальными реляциями в СМИ. На протяжении июля—декабря 1994 г. эффект повышения благосостояния в результате отмены инфляционного «налога» оценивался на уровне 15 млрд. долл., или 3% от ВВП. По сравнению с 1993 г. производство товаров потребления увеличилось на 15,5%, а промышленных — на 7%. На ухудшение же торгового баланса вследствие увеличения импорта внимания не обращали.

Э.Кардозо получил мощную поддержку бизнеса, напуганного призывами к радикальному повышению заработной платы со стороны Лулы да Сильва. На избирательную кампанию не повлиял даже неожиданный «автогол» нового министра финансов Рубенса Рикуперо, который в перерыве во время записи телевизионного интервью решил поделиться с присутствующими журналистами настоящим секретом невероятного снижения инфляции. Включенные микрофоны донесли в прямом эфире до пораженных зрителей крупнейшей телесети Globo методику определения инфляции: «Меня не мучает совесть. Хорошие новости мы преувеличиваем, а не слишком приятные — старательно скрываем». Со временем Р.Рикуперо называл себя жертвой «электроники» и невероятной усталости от все той же «борьбы с инфляцией», но на результат выборов это не повлияло: Э.Кардозо стал президентом Бразилии.

Сразу же после избрания нового президента правительство занялось предотвращением «перегрева» экономики. В октябре 1994 г. с целью ограничения частного потребления с 12 до 3 месяцев были сокращены сроки потребительского кредита; с 50 до 12 месяцев уменьшился разрешенный срок деятельности частных объединений потребителей (consorcios) при покупке автомобилей, все прочие consorcios были запрещены. Как это ни парадоксально, но мексиканский кризис не позволил бразильским обывателям раньше времени разочароваться в экономической политике Э.Кардозо. События в Мексике стали удобным объяснением увеличения правительственных расходов и начала «ползучего» обесценивания денежной единицы. Вместо назревшего сокращения расходов и увеличения поступлений в бюджет на протяжении 1996—98 гг. наблюдались противоположные тенденции: сальдо бюджета стремительно ухудшалось (рис. 2а). В течение 1996–98 гг. реальная процентная ставка увеличилась с 12 до 28% годовых (рис. 2б). Оздоровление банковской системы происходило главным образом за государственные средства.

Повторное успешное противостояние с Лулой да Сильва состоялось осенью 1998 г., но на сей раз уже через три месяца после избранной стабильности бразильские избиратели таки получили неоднократно предсказанную оппозиционным кандидатом девальвацию реала (рис. 2б).

В феврале 1998 г. Э.Кардозо «озвучил» собственные президентские амбиции довольно необычно — предостерег от повторения неудачного опыта планов Cruzado в 1986—87 гг., когда денежную единицу обесценивали сразу же после удачной избирательной кампании. Кампанию за собственное переизбрание действующий президент начал призывами сделать неприбыльными должности министров транспорта или энергетики, потому что именно этого ждали избиратели (почему это не делалось во время первого срока — латиноамериканского избирателя обычно не волнует).

Начало предвыборной гонки оказалось не слишком удачным для Э.Кардозо. В апреле 1998 г. с интервалом в два дня неожиданно умерли министр связи Серхио Мотта и руководитель правительственной фракции в нижней палате Конгресса Луис Магальяэш. Подписанный 1 мая 1998 г. декрет о повышении минимальной заработной платы на 8% не добавил популярности: к лету ощутимое преимущество над «вечно вторым» Лулой да Сильва уменьшилось до 5—7 против 15—20% в начале года.

Для финансирования растущих правительственных расходов решили ускорить приватизацию государственных компаний. На аукцион выставили ряд государственных «жемчужин» во главе с телекоммуникационной компанией Telebras. По итогам 1998 г. от приватизации получили 36,6 млрд. долл., что вдвое превысило рекорд предыдущего 1997 г. — 17,4 млрд. долл., когда была продана всемирно известная горнорудная компания Vale do Rio Doce. Для сравнения: в 1996 г. выручка от продажи госимущества составляла всего 3,7 млрд. долл. Сразу же после выборов в 1999 г. бразильский «поезд» приватизации фактически остановился — всего 4,4 млрд. долл. Эти цифры на порядок ниже приватизационного «экспресса» 1997—98 гг.

В августе 1998 г., впервые за 20 лет, неожиданно возникла дефляция, которая многое означала в стране с хронической инфляцией и должна была усилить положительный имидж действующего президента. Несмотря на значительные поступления от приватизации, накануне осенних выборов 1998 г. осуществлялись интенсивные внешние и внутренние заимствования. Президент Э.Кардозо не скупился на поддержку бразильских товаропроизводителей и улучшение финансового взаимодействия с регионами. Предыдущий президент Ф.Колор (1990—92 гг.), публично призывавший своих министров «открывать широко правительственные сундуки в обмен на голоса», мог отдыхать.

С легкостью списали от 1,8 до 5 млрд. долл. задолженности фермеров государственному Banco do Brazil. Несмотря на щедрую помощь из федерального бюджета, который поддерживали поступления от приватизации, по состоянию на начало января 1999 г. 27 бразильских штатов задолжали федеральному правительству 110 млрд. реалов, или 525 долл. на каждого бразильца. Уменьшение дефицита бюджета на 18 млрд. долл. планировалось еще осенью 1997 г., но было реализовано не в полном объеме: налоги повысили, а за сокращение расходов так и не взялись. Увеличение заимствований государственного сектора с 6–7% от ВВП в 1995–97 гг. до 8% от ВВП в 1998-м сопровождалось повышением процентной ставки, что, со своей стороны, только увеличивало объемы обслуживания внешнего долга, а соответственно — дефицит бюджета (рис. 3). Государственный долг федерального правительства увеличился с 26 млрд. долл. в 1994 г. до 34 млрд. в 1998-м, или на треть, а с учетом задолженности штатов — с 32 до 43 млрд. долл. И все это происходило на фоне масштабной приватизации государственного имущества, которую один из проправительственных экономистов воспел с неподдельным придворным пафосом: «История видела немного подобных эпохальных переходов прав собственности за такое короткое время».

4 октября 1998 г. Э.Кардозо переизбрали абсолютным большинством голосов (54%) в первом же туре и с этого дня начался отсчет послевыборных проблем. 6 января 1999-го избранный губернатором штата Минас-Жерайс И.Франко (тот самый) неожиданно объявил трехмесячный мораторий на выплату 15,3 млрд. долл. долга перед федеральным бюджетом. Президент Э.Кардозо объяснил деструктивное заявление партнера по правительственной коалиции «политической ревностью» бывшего президента, которого «обидели» отказом в баллотировании в 1994 г. (в Бразилии такое не забывают).

Практически сразу же начался мощный отток капитала: в течение одного только дня — 12 января 1999 г. — потери составили 2,5 млрд. долл. После расширения валютного коридора на 8% «бегство» от реала не прекратилось, и в этот же день Э.Кардозо из общественного туалета в аэропорту Рио-де-Жанейро, где, по свидетельству журнала The Economist, скрывался от надоедливых журналистов, позвонил министру финансов и распорядился перейти к плавающему курсу реала.

На протяжении считанных дней денежная единица обесценилась на 50%. Избиратель получил «свое». Господствует убеждение, что для Бразилии было бы намного лучше, если бы с середины 1990-х годов Э.Кардозо использовал свой авторитет для сокращения дефицита бюджета, а не для проталкивания через парламент конституционной поправки о возможности баллотироваться на второй срок и предвыборных баталиях 1998 г.

К чести бразильцев, урок наконец был усвоен, и в ноябре 2002 г. Лула да Сильва с четвертой попытки (дебют состоялся еще в 1989 г.) с 46% голосов все-таки сокрушил провластного кандидата (Жозе Серра получил всего 23% голосов), но наследие от десятилетия политической «стабильности» получил такое, что мог стать жертвой собственной победы сразу же после инаугурации.

В конце 2002 г. внешний долг вырос до 260 млрд. долл. по сравнению с «только» 178 млрд. долл. в 1996-м. В относительном измерении внешняя задолженность Бразилии (62% от ВВП) превышала показатель Аргентины накануне дефолта 2001 г. (54% от ВВП). Обращая внимание на высокие ежегодные затраты на обслуживание внешнего долга на 2003—04 гг. — 45—50 млрд. долл., известный финансист Джордж Сорос прогнозировал, что Бразилия «движется к краху». По состоянию на осень 2004 г. этого не случилось, но последствия фискальных злоупотреблений второй половины 1990-х годов исправить нелегко.

В 2003 г. ВВП снизился на 0,2%, хотя удалось укрепить реал на 20% (по итогам избирательного 2002 г. денежная единица традиционно обесценилась на 50%). Увеличение положительного сальдо торгового баланса с 2,6 млрд. в 2001 г. до 24,8 млрд. в 2003-м используется для обслуживания внешнего долга, и это навевает многим бразильцам мысль о том, что их страну в очередной раз «обворовывают», даже после избрания желанного народного президента.

Аргентина (1999—2003 гг.). Накануне осенних (1999 г.) президентских выборов действующего президента К.Менема волновали две вещи: 1) принятие парламентом конституционной поправки о возможности баллотироваться на третий срок (необходимый элемент в джентльменском наборе практически каждого латиноамериканского президента) и 2) возможности и в дальнейшем брать взаймы средства для финансирования дефицита бюджета под низкий процент. Увеличение внешнего долга и ухудшения сальдо внешней торговли считались второстепенными проблемами. Уверенности К.Менему прибавило приглашение выступить на ежегодном собрании МВФ (1998 г.), воспринимавшееся как экономическая и политическая индульгенция.

Немало экономистов и по сей день верят, что к аргентинскому дефолту (2001 г.) привели фиксированный обменный курс и предложенная МВФ политика реформ. Это не так. Настоящей причиной аргентинского кризиса стали внешние заимствования для финансирования возрастающего дефицита бюджета (рис. 3), что четко контрастировало с экономической политикой 1991—96 гг., и политический «триллер» в исполнении К.Менема и правящей Перонистской партии. Если в первой половине 1990-х дефицит консолидированного бюджета составлял 1%, то во второй — уже 3% от ВВП. Государственный долг увеличился с 28,5% от ВВП в 1995 г. до 42,6 — в 1998-м. Стопроцентно оправдались предположения об опасности «пирамиды» государственного долга, которые высказывались еще в 1994 г.

Хотя расходы федерального бюджета возрастали преимущественно в связи с затратами на обслуживание внешнего долга, главное увеличение расходов приходилось на провинции. В частности, в столичной провинции Буэнос-Айрес, где губернатором был видный деятель правящей Перонистской партии Эдуардо Дуальде, финансирование увеличилось на 2 млрд. долл.

В соответствии с логикой политического цикла, был ускорен «поезд» приватизации. Поступления за 1999 г. на уровне 4 млрд. долл. значительно превысили достижения предыдущих лет (1996 г. — 1 млрд.; 1997-й — 0,96; 1998-й — 0,6 млрд. долл.). Значительные поступления от приватизации использовались в «ручном режиме». По сравнению с 1994 г. предложение денежной массы практически не росло, тогда как валютные резервы увеличились в полтора раза.

Известный исследователь Латинской Америки Рудигер Дорнбуш отметил, что было бы большой ошибкой объяснять макроэкономические проблемы в Аргентине исключительно последствиями мексиканского и азиатского кризиса, девальвацией бразильского реала, укреплением обменного курса доллара или поддержкой фиксированного обменного курса. С начала 2001 г. улучшились условия торговли (обесценение доллара относительно евро, рост цен на зерно и сою), не был утрачен доступ к международным рынкам капитала, не было потерь депозитов и валютных резервов. Даже значительный государственный долг эксперты МВФ характеризовали как такой, что не имел «признаков кризисного развития событий». Примечательно, что в предкризисном 2001 г. прямые инвестиции покрывали 3/4 дефицита внешней торговли. Расходы на обслуживание внешнего долга, как это ни странно, в 2001 г. снизились по сравнению с 2000-м более чем вдвое (рис. 3), что только подчеркивает возможность преодоления кризисной ситуации без девальвации песо.

Ситуация могла оставаться управляемой, если бы не политическая составляющая. По мнению американского экономиста Себастиана Эдвардса, политический цикл 1998—99 гг. снова привел к кризису доверия к экономической политике аргентинского правительства. Другой экономист с мировым именем — Роберт Барро считает, что в Аргентине даже сравнительно небольшой предвыборный дефицит бюджета создал ожидание отхода от фискальной дисциплины и жестких правил денежного совета.

Для проблемных стран типа Аргентины рост производства нужно «страховать» наличием профицита бюджета, чтобы на случай временного ухудшения экономической конъюнктуры иметь возможность антициклического увеличения правительственных расходов. В сравнительно успешных 1996—98 гг., когда средний темп роста ВВП составлял 5,8%, президент К.Менем должен был достичь превышения поступлений над расходами. Бывший руководитель Центрального банка Аргентины Педро Поу главной причиной утраты доверия считает попытки К.Менема не выглядеть «хромой уткой» накануне завершения президентских полномочий (обычно так называют президентов, теряющих влияние по мере приближения конца пребывания на посту) и сомнения в способности его преемника Ф. де ла Руа осуществить послевыборное сокращение дефицита бюджета. В 1998—99 гг. К.Менем слишком долго держал всех в напряжении, включая собственную Перонистскую партию, упрямо стремясь внести изменения в Конституцию и баллотироваться на третий срок. Желание влиять на политическую жизнь как можно дольше подогревалось еще и личной неприязнью к перонистскому кандидату на президентских выборах — Э.Дуальде, который в 1990 г. на должности вице-президента пытался устранить К.Менема от власти и заслужил от него специфический комплимент о политическом «каннибализме». На примере Мексики инвесторы видели, что личная неприязнь двух «тяжеловесов» из одного политического лагеря — это намного хуже, чем победа оппозиции.

Уже в 1999 г. после приобретения испанской компанией Repsol пакета акций нефтяного гиганта YPF стоимостью 12 млрд. долл. частные аргентинские инвесторы тут же перевели полученные средства за пределы Аргентины. Во время избирательной кампании Э.Дуальде неоднократно называл фиксированный обменный курс песо «личной ошибкой» К.Менема, в то время как оппозиционер Ф. де ла Руа заверял в верности принципам денежного совета. Но после выборов у де ла Руа не оказалось в достаточном количестве рычагов для оперативного улучшения фискальных показателей. Меры наподобие повышения пенсионного возраста для женщин, перехода к частному пенсионному обеспечению или пересмотра порядка предоставления медицинских услуг были по определению непопулярны и привели к выходу из правительства популярного политика Карлоса Альвареса (октябрь 2000 г.), что только усилило подозрения.

Вряд ли случайно «пиковая» нагрузка по обслуживанию внешнего долга пришлась именно на 2000 г. (рис. 3). Нетрудно представить ситуацию, когда правительство эмитирует, а приближенные к нему инвесторы скупают долговые обязательства на внешних рынках. Если бы К.Менем получил право баллотироваться на третий срок и выиграл президентские выборы-99, государственный долг можно было бы или реструктурировать по договоренности с лояльными владельцами облигаций, или же обслуживать правительственные обязательства путем повышения налогового давления. После потери надежд на третий срок, независимо от того, победит на выборах Ф. де ла Руа или Э.Дуальде, К.Менем почти наверняка рассчитывал на то, что проблемы по обслуживанию внешнего долга создают спрос на доброго «старого» президента и можно будет очень быстро вернуться в образе местного Бетмена (желательно на внеочередных выборах). Почти так и случилось. Но сначала в июне 2001 г. К.Менем оказался под домашним арестом по обвинению в продаже оружия Хорватии в далеком 1992 г. (горе бывшим в Латинской Америке!). Но уже через полгода агрессивная толпа из кварталов бедноты barrio (традиционного оплота перонистов) громила супермаркеты в Буэнос-Айресе, и это создало качественно новую ситуацию.

Бывший министр экономики Д.Кавальо считает события декабря 2001 г. институционным мятежом, состоявшимся на этот раз без военных, неоднократно захватывавших власть в 1950—70-х годах, но с участием армии дебоширов. Немало свидетельств того, что погромы происходили под охраной полиции, которая обычно легко может успокоить аргентинскую толпу (одного взгляда стража порядка достаточно, чтобы житель barrio поспешно перешел на противоположную сторону улицы).

Поскольку на протяжении двух недель четыре легитимных по должности преемника отказались от поста президента, временно управлять страной стал руководитель «парламентского правительства» (по высказыванию Д.Кавальо) и неудачник президентских выборов-99 Э.Дуальде, которого горячо поддержал лидер бескомпромиссного политического конкурента — пропрезидентской Радикальной партии — Рауль Альфонсин (персональные ситуативные конфигурации играют в латиноамериканской политике намного большую роль, нежели идеология или формальные союзы). В 1989 г. Р.Альфонсин не добыл до конца собственного президентского срока и передал власть К.Менему — кстати, тоже после массовых уличных волнений. Э.Дуальде и Р.Альфонсина, этих двух политиков из противоположных лагерей, объединила личная неприязнь к успешному К.Менему и критика его визитной карточки — системы денежного совета, которая предусматривала фиксированный обменный курс песо к американскому доллару. В январе 2002 г. мечта двух бывших политических антагонистов наконец сбылась: Аргентина отказалась от денежного совета и перешла к плавающему обменному курсу песо.

Вопреки ожиданиям политических оппонентов — как в Радикальной, так и в собственной Перонистской партиях, демонтаж денежного совета не разрушил политические амбиции К.Менема. За суетой девальвации, инфляции и массового обнищания аргентинское правосудие утратило интерес к бывшему президенту, и тот возобновил активную политическую деятельность. В первом туре президентских выборов-03 К.Менем получил наибольшее число голосов — 24,4%, но этого оказалось мало для победы над однопартийцем-перонистом Нестором Киршнером. Перед вторым туром Менем предусмотрительно снял свою кандидатуру (опрос общественного мнения прогнозировал его проигрыш в соотношении 23:65) и нынче ждет следующего шанса уже за границей — в Чили, куда переехал вместе с женой Сесилией Болокко, которая почти вдвое младше его и у которой есть чилийский паспорт.

Между тем аргентинское правосудие снова возвратилось к делу о поставках оружия для Хорватии и требует прибытия бывшего президента на родину. Стандартный латиноамериканский сюжет.

* * *

Автор не пытался искать симптомы политического цикла в экономической политике украинского правительства — это тема отдельной статьи. Хотя для оптимиста ряд характеристик, а именно: 1) проциклическая фискальная политика, когда невероятный экономический рост сочетается с увеличением дефицита бюджета, 2) значительные государственные заимствования на внутреннем и внешнем рынках, 3) рост денежной массы с годовым темпом более 45% наряду с подозрительно низкой инфляцией (одновременно стоимость жилья, мяса и хлеба удваивается за неполные два года), 4) широкие жесты с контрастным повышением заработной платы и пенсий и тому подобное могут казаться признаками «атипичного» украинского пути, отрицающего логику экономической теории. В действительности же прослеживается банальное развитие событий по умеренному бразильскому или намного более драматичному мексиканскому или аргентинскому сценариям.

Акцентирование внимания на «их обычаях» может быть полезно для всех тех, кто отдает предпочтение своевременному предвидению событий, а не пассивному созерцанию их последствий. Вполне вероятно, что победителю президентских выборов нынешняя политика стимулирования предвыборного экономического роста с помощью интенсивного увеличения денежной массы (эконометрические расчеты показывают наличие «лишних» 15 —20 млрд. грн.) и дефицита бюджета подготовила такую макроэкономическую ситуацию, которая станет непреодолимым препятствием для победы его приверженцев на парламентских выборах-06. В этом случае аргентинский «сюжет» с послевыборным экономическим кризисом и управляемым неудовольствием широких народных масс станет более надежным методом оперативного возврата утраченных позиций той частью правящей элиты, которая играет сравнительно статическую роль в нынешней президентской кампании (независимо от фамилии победителя), нежели политическая реформа или старомодный «силовой вариант» развития событий.