Куда уходит твой средний класс, Америка?

Ситуация, при которой средний класс в США «кто-то теряет, а кто-то находит», повторяется с завидной регулярностью, обусловленной, естественно, приближением очередных выборов. В промежутках же между этими судьбоносными (хотя и в меньшей мере, чем для нас) событиями четкого представления о том, как этот самый класс выглядит, не имеет никто. Даже Бюро переписи населения, которому, если верить классикам, положено знать все, за исключением разве что количества стульев в стране.

Разъяснения по поводу научного определения термина «средний класс» на сайте вышеупомянутого ведомства (www.census.gov) можно найти лишь в разделе «наиболее часто задаваемые вопросы». Там простым языком так прямо и говорится, что официального определения среднего класса не существует, зато это абстрактное понятие оказывается самым непосредственным образом связанным со вполне официальными терминами: долей совокупного дохода, приходящейся на домохозяйство, а также индексом концентрации доходов. В первом случае все, что только можно, складывают, потом все на всех делят, а затем еще и подвергают количественному анализу. Для того чтобы истолковать полученные значения, как раз и назначают экономических советников. Во втором случае набор арифметических действий остается тем же, однако их последовательность оказывается еще более замысловатой. Зато результат толкуется без привлечения сторонних сил.

Есть, конечно, и другие способы подсчета количества представителей среднего класса. Можно, например, провести опрос общественного мнения и узнать, кто сам себя причисляет к этому контингенту. А можно согласиться и с таким определением: представители среднего класса — это те, кто может жить в кредит. Как бы то ни было, экономисты, социологи, политологи и даже психологи, так и не нашедшие консенсуса в том, что именно представляет собой этот самый класс, самым противоестественным образом сходятся во мнении, что его доля стремительно сокращается.

Конечно, наиболее наглядным подтверждением этого тезиса является увеличение доли бедного населения. Однако его масштабы не так уж велики. В частности, последние статистические данные говорят о том, что процент населения, живущего за чертой бедности, увеличился в США с 12,5 в 2003-м до 12,7 в 2004-м. Хотя последующие два года, благодаря астрономическому росту цен на энергоносители и недвижимость, могут оказаться намного более «урожайными» в этом отношении.

Впрочем, гораздо большую озабоченность у экспертов вызывает другой момент: в прошлом месяце Сенат в очередной (одиннадцатый!) раз отклонил законопроект о повышении минимальной заработной платы. Ее уровень — 5,15 доллара в час — остается неизменным с 1997 года. В результате рабочий, получающий этот минимум, в год зарабатывает 10 700 долл., что на 6 тыс. меньше прожиточного минимума для семьи из трех человек. Примечательно, что неделей ранее американские законодатели в очередной раз подняли зарплату себе, любимым. Теперь они получают 168 500 долл., причем с момента последнего повышения минимальной заработной платы эта величина выросла на 31 600 долл.

Еще больший разрыв — в 300 (!) раз, что на порядок выше, чем было в 1970 году, — наблюдается между зарплатой «среднего» американского топ-менеджера и среднего рабочего. Но и это еще не все. Как показал опрос, в очередной раз проведенный The Washington Post, зарплаты высшего руководства не идут ни в какое сравнение с суммами различных «компенсаций», которые могут иметь вид бонусов, опционов, полисов и прочих приятных «мелочей». Например, если 700 топ-менеджеров 157 крупнейших американских фирм получили в прошлом году в общей сложности 467,5 млн. долл. в виде зарплаты, то сумма «компенсаций» достигла 1,4 млрд. Более того, если темпы роста зарплат первой сотни самых высокооплачиваемых руководителей за прошлый год оцениваются в 4%, то темпы роста размеров компенсаций — в 21,2%.

Этот же опрос показал, что темпы роста зарплаты низкооплачиваемых рабочих, по крайней мере в Вашингтоне, в два раза ниже темпов роста высоких зарплат. Так, рабочий, получавший в 2003 году 20 тыс. долл., к 2005-му стал получать на 5,4% больше. А тот, кто получал 60 тыс., получил прибавку в размере 12,4%. Уровень инфляции за тот же период составил 6,8 процента. Правда, в масштабах страны этот разрыв несколько ниже: 3,4% прироста низких зарплат против 5,8 — высоких.

Основную ответственность за подобную ситуацию аналитики возлагают на … рост производительности труда. В этом отношении США действительно есть чем похвастаться: благодаря скачку этой производительности, случившемуся после 1995 года, тамошний рабочий теперь производит на 30% в час больше, чем десять лет назад. И обогнал по этому показателю, как утверждают экономисты, на добрый десяток лет остальные промышленно развитые страны. Вот только далеко не все в Америке этому радуются. Автоматизация большинства рутинных операций привела к тому, что спрос на кассиров, продавцов, клерков и прочих не слишком квалифицированных работников стал стремительно падать. Более того, резко возросла «межвидовая» конкуренция: среди претендентов на должность того же кассира встречаются как сами кассиры, так и продавцы. Естественно, не забывают в этом случае помянуть «добрым» словом и иммигрантов.

Зато на рынке высококвалифицированного труда наблюдается совершенно иная картина. На высококлассных программистов, юристов, банковских аналитиков и прочих востребованных специалистов идет настоящая охота, и предлагаемые им гонорары растут не по дням, а по часам. Например, зарплата сиделки в Вашингтоне выросла с 2003-го по 2005 год на 3,9%, тогда как ставки врачей наиболее дефицитных специальностей — на 20.

Впрочем, изменения происходят не только на рынке труда, но и в среде проживания. Районы, в которых большинство жителей имеют средний доход, издавна считались «инкубаторами американской мечты». Их отличительными чертами считались более строгие нравы, устоявшиеся традиции, непременное наличие хорошей школы, более высокий уровень безопасности, развитая инфраструктура. В 1970 году в ста крупнейших городах страны и их пригородах таких мест компактного проживания семей, чей доход составлял от 80 до 120% среднего по стране, насчитывалось 58%. Сейчас этот показатель снизился до 41. (Наиболее резкое сокращение произошло в Лос-Анджелесе, где оно оценивается в 24% .) При этом на 10% увеличилось количество бедных районов и на 14 — богатых. Как считают специалисты, нарастающая сегрегация городов и пригородов по классовому признаку даст дополнительный толчок и без того стремительно развивающемуся расслоению американского общества.

Причем главным инструментом этого расслоения станет система образования. Разрыв в доходах выпускника колледжа и того, кто такого образования не имеет, вырос с 31% в 1979 году до 66 — в 1997-м. Более того, впервые зарегистрировано стремительное увеличение разрыва в доходах между выпускниками колледжа и университета. Иными словами, хорошее образование является основной гарантией экономического процветания.

Считается, что двери американских колледжей и университетов открыты не только для выходцев из обеспеченных слоев общества, которые могут позволить себе оплатить образование своим детям, но и для наиболее способных представителей бедного населения. В действительности же 3% студентов американских университетов происходят из семей, находящихся в нижней четверти имущественной лестницы, и только 10 — из ее нижней половины. Зато доля студентов, представляющих самую богатую четверть американского населения, выросла с 39% в 1976 году до 50 — в 1995-м. Имущественное неравенство одного поколения сохраняется в Америке и в следующем более чем в половине случаев, тогда как в Канаде и в странах Западной Европы — лишь в 20%. И шансы осуществить великую американскую мечту все стремительнее уменьшаются.

Тем не менее, как отмечает журнал The Economist, количество тех, кто верит, что в США можно взобраться с самого дна на самую верхушку, выросло с 1980 года на 20% и достигло 80%. Их не в состоянии переубедить даже крайне настораживающая статистика: доля совокупного дохода, которая достается одному самому богатому проценту американского населения, выросла с 8% в 1980 году до 16 с лишним — в 2004-м. При этом доля, приходящаяся на 0,1 того самого процента, увеличилась более чем втрое — с 2 до 7%. И, наконец, кусок американского пирога, достающийся одной сотой процента богачей, вырос вчетверо — с 0,65 до 2,87.