ЕС, расширенный и разделенный

Как известно, пессимистические прогнозы относительно будущего ЕС больше других любят давать англичане. Гидеон Рахман, автор большого обзора о проблемах и перспективах Евросоюза в журнале The Economist, приводит целый ряд примеров на сей счет. В частности, слова представителя делегации Великобритании на переговорах 1957 года, положивших начало Европейскому Экономическому Сообществу: «Джентльмены, мы пытаемся уладить те вопросы, которые мы никогда не сможем уладить. А даже если уладим, то не сможем ратифицировать. А если ратифицируем, то не сможем реализовать». Или заявление Джона Мейджора, бывшего премьер-министра Великобритании, который в 1994 году назвал усилия по созданию единой европейской валюты такими же докучливыми, как и шум дождя, и приблизительно настолько же результативными.

Подчеркнув, что история доказала полную несостоятельность этих высокомерных прогнозов, сам Рахман тем не менее дает свой: ЕС входит в исключительно сложный период своего развития. Это не означает, что он в ближайшее время распадется. Однако весьма вероятно, что он просто расколется.

Нынешние проблемы как следствие… недавних успехов

Разговоры о том, что последний этап расширения Евросоюза в гораздо меньшей степени основан на объективных причинах, нежели на эмоциях и политических амбициях, начались задолго до исторической даты 1 мая 2004 года, когда к 15 «старым» членам ЕС присоединились десять новых, в большинстве своем с пережитками коммунистического прошлого. Ситуация усугубляется тем, что процесс расширения совпал с еще более противоречивым процессом углубления интеграции, результатом которого должен стать переход на новый уровень более тесного политического и экономического взаимодействия. При этом британский журналист подчеркивает, что большинство нынешних проблем ЕС в значительной степени обусловлены его прошлыми успехами.

В течение десятилетий именно Евросоюзу приписывалась основная роль в сохранении мира на континенте и создании условий для его экономического процветания. Евроскептики могут сколько угодно оспаривать эту точку зрения, однако не стоит игнорировать тот факт, что процесс формирования с самых первых дней требовал от инициаторов больших политических и экономических жертв. Идти на эти жертвы заставляли воспоминания об ужасах Второй мировой войны, экономическая разруха, советская угроза. Сейчас таких мощных стимулов нет. А жертвовать ради нормального функционирования ЕС и новым, и старым членам придется многим.

Одна из наиболее часто муссируемых целей — «догнать и перегнать США» — далеко не всеми воспринимается однозначно. Как подчеркивают эксперты, экономическая и политическая конкуренция между европейскими странами оказывается даже более значительной, чем трансатлантическая. И это вряд ли способствует укреплению связей внутри ЕС.

Не менее спорен и аргумент о толчке для дальнейшего развития, который дает расширение. Да, хрестоматийные примеры Ирландии и Испании помогают поддерживать миф о том, что вступление в эту организацию позволяет новичкам резко ускорить свое развитие. Однако, во-первых, есть и гораздо менее успешные примеры — хотя бы та же Греция. А во-вторых, все сложнее закрывать глаза на то, что при этом происходит с «коренными» европейскими нациями, такими как немцы и французы.

Дело не только в том, что «вытягивание» новичков ложится тяжким бременем на эти экономики. Интересы интеграции, в частности, в рамках еврозоны, вошли в острое противоречие с их национальными экономическими интересами. Дискуссия, которая разгорелась в ЕС вокруг превышения потолка дефицита бюджета, допущенного этими странами, — лишь одно из самых наглядных тому подтверждений.

Уроки немецкого

Впрочем, ситуация в Германии требует отдельного рассмотрения. И не только потому, что эта крупнейшая экономика Европы долгие годы была локомотивом и экономического развития континента, и интеграционных процессов. Достаточно вспомнить уступки, на которые пошла Германия в вопросе о сельскохозяйственных дотациях, которых в 1960-е годы добивалась Франция, или субсидий, выделенных в 1980-е годы Испании и Греции.

Сейчас, спустя 15 лет после падения Берлинской стены, пришло время сделать определенные выводы. Даже если они окажутся не слишком обнадеживающими. 1,5 трлн. долл., вложенных западными немцами в восточные районы страны, так и не смогли решить проблему выравнивания уровней жизни. На днях немецкому правительству пришлось признать, что экономическое разделение между Востоком и Западом сохраняется, и пересмотреть свою политику в отношении восточных районов.

В частности, очередную сумму в 110 млрд. долл., направляемую на развитие Восточной Германии в этом году, предполагается потратить не на прокладку новых дорог, строительство мостов и улучшение инфраструктуры, а на экономическую поддержку тех компаний, которые способны создавать рабочие места. Безработица в некоторых восточных землях по-прежнему достигает 20%, молодежь все так же стремится на Запад, а вот радость по поводу расширения ощутимо сменяется разочарованием и нарастанием экстремистских настроений.

На специальной конференции, которая проводилась в Мюнхене летом с.г., многочисленные эксперты анализировали корни неудач немецкого воссоединения и отдельные успешные примеры. В частности, экономическое развитие Дрездена. Полностью благополучной ситуацию там назвать сложно, о чем свидетельствует решение закрыть с этого года 43 школы, в которых некому учиться. Тем не менее безработица там составляет всего лишь 14%, что для Восточной Германии считается очень хорошим показателем.

Местным властям хватило мужества отказаться от реализации дорогостоящих, крупномасштабных проектов и, как отмечает Марк Лендлер в International Herald Tribune, не пытаться догнать Западную Германию по количеству плавательных бассейнов на душу населения. Не стали они поощрять и создание новых булочных и маслокомбинатов, а направили усилия на развитие высоких технологий. И теперь уже отмечаются первые признаки того, что молодые немцы, еще не так давно рвавшиеся на Запад, начинают подумывать о возвращении в свой родной город…

Встречные потоки

Попытки экстраполировать немецкий опыт на весь Евросоюз уже предпринимаются некоторыми экономистами и даже политиками. Ведь, несмотря на то что их сейчас волнует множество проблем, результаты опросов общественного мнения показывают, что рядовых европейцев по-настоящему беспокоит лишь единственное — работа. И именно с ней связаны наибольшие сложности для расширенного ЕС.

Средний по ЕС-15 уровень безработицы, упорно подтягивающийся к 10-процентной отметке, является очень тяжелым бременем для всей европейской экономики. По словам Андре Сапира, профессора экономики Брюссельского университета, сложившаяся комбинация низкого экономического роста и высоких государственных расходов в большинстве европейских стран создает замкнутый круг, вырваться из которого очень сложно: низкий рост ведет к высокой безработице, которая требует значительных расходов на социальные нужды, что обуславливает высокие налоги, в результате чего рост тормозится еще больше. Надежда на то, что новые члены ЕС придадут всему Союзу ощутимое экономическое ускорение, не слишком сильна. Зато почти 20-процентная безработица, которую принесла в качестве «приданного» Польша, может существенно ухудшить ситуацию в целом.

Еще до наступления 1 мая 2004 года многие экономисты обещали катастрофический наплыв дешевой рабочей силы из государств Восточной и Центральной Европы. Эти страшилки сработали, и большинство «старых» членов ЕС ввели временные ограничения для рабочей силы из «новых» членов ЕС. Те же несколько стран, которые воздержались от подобных мер, сообщают о первых результатах нового этапа трудовой миграции. Так, в Швеции, например, количество прошений на выдачу разрешений на работу со стороны «новых европейцев» с мая по сентябрь возросло на 74%, в Нидерландах — почти в два раза. Причем практически половину этих прошений подали поляки.

По предварительным оценкам, объемы трудовой миграции в ЕС-15 не превысят одного процента всего трудоспособного населения стран-новичков и составят приблизительно 220 тыс. человек в год. Гораздо более существенным будет отток рабочих мест из «старой» Европы в новую, вызванный избытком там дешевой квалифицированной рабочей силы и низкими налогами. Наиболее уязвимой оказывается опять же Германия, где налоги на корпорации достигают 38,7%. Зато в Венгрии этот налог составляет всего лишь 16%, в Польше и Словакии — 19, а в Эстонии, в случае реинвестирования прибыли, и вовсе опускается до нуля. Стоит ли удивляться тому, что все большее число немецких компаний объявляют о своем решении переместить свое производство в страны «новой» Европы, даже если это грозит выбросить на немецкие улицы очередные толпы безработных и сократить налоговые поступления в немецкую казну?

Франция, где ставка корпоративного налога ненамного ниже немецкого —35,4%, — выступила с требованием ввести 20-процентный «порог» на налог с корпораций для всех «новичков». В случае отказа французский министр финансов потребовал лишить «молодых» финансовой помощи, на которую они весьма рассчитывали при вступлении в ЕС.

Впрочем, далеко не все из «старичков» разделяют эту позицию. Например, Ирландия, имеющая опыт привлечения мощного потока иностранных инвестиций за счет 16-процентной ставки корпоративного налога, снизила его до 12,5%. В Нидерландах сейчас рассматривается предложение тоже прибегнуть к аналогичному сокращению. Правда, на совсем другом уровне — с 34,5 до 29%. Австрия, которая еще раньше снизила налог с 34 до 25%, уже отмечает возвращение некоторых производств, в свое время перенесенных в Чехию.

Не спешит жаловаться и Великобритания, которая обходится пока без сокращения налогов, но и роста безработицы не допускает. Как ей это удается, на страницах International Herald Tribune рассказывает Эрик Пфаннер. В качестве примера он избрал Лидс — город, в котором именно после расширения ЕС процент безработных сократился до 4% — это самый низкий по местным меркам уровень за последние 30 лет, к тому же составляющий менее чем половину от среднеевропейского показателя. И это несмотря на то, что значительная часть производственных мощностей все же переехала в страны Восточной Европы. Тем не менее благодаря существованию особой программы микрокредитования в городе было создано более 10 тыс. новых рабочих мест, преимущественно в области высоких технологий.

Так, например, Джеф и Фран Эллиот были типичными представителями среднего класса Лидса, с совокупным доходом в 90 тыс. фунтов стерлингов в год. Джеф работал менеджером по маркетингу в одном из фотоагентств, а Френ — пиар-менеджером в страховой компании. После того, как оба они потеряли работу, им предложили взять специальный кредит в размере 60 тыс. фунтов стерлингов на льготных условиях на открытие собственного бизнеса и пройти обучение. Они так и сделали. В результате сейчас их собственное фотоагентство и цифровая фотобиблиотека процветают, супруги даже взяли к себе на работу нескольких студентов.

Общая угроза — старение

Проблема, необходимость решения которой может объединить всю Европу, существует. Вызвана она угрозой стремительного старения европейского населения. Если сейчас Старый Свет страдает от нехватки рабочих мест, то уже через пару десятилетий будет задыхаться от нехватки рабочих рук. Причем по темпам старения Европа значительно опережает остальные части земного шара. Если после расширения численность ЕС составила 455 млн. человек, значительно опередив по этому показателю США (295 млн.), то к 2050 году этот разрыв практически исчезнет: 430 млн. против 420.

Более того, по оценкам специалистов, к этому времени свыше трети населения ЕС составят пенсионеры. Увеличение расходов на выплаты пенсий и финансирование медицинского обслуживания уже в ближайшие десятилетия грозит повышением дефицита бюджета до 5—8% ВВП, а общей государственной задолженности — до 200%. Сохранение нынешних маастрихтских «потолков» в 3 и 60% может остаться лишь в учебниках экономической истории. Решение этой проблемы требует принятия неотложных, но крайне непопулярных мер.

Во-первых, резкое увеличение объемов миграции. Причем не из Восточной Европы, а преимущественно из стран Азии и Африки. Выходцы оттуда действительно способны существенно повлиять на повышение уровня рождаемости, да и экономическое оздоровление экономики в результате вовлечения их в трудовую деятельность доказано. В частности, недавнее исследование, проведенное министерством внутренних дел Великобритании, засвидетельствовало, что иммигранты возвращают в государственную казну на 10% больше тех средств, которые расходуются оттуда на их образование, медицинское обслуживание и прочие услуги. Представители этнических меньшинств в два раза чаще, чем коренное население, создают свой собственный бизнес, и гораздо менее привередливы в выборе работы. При этом в европейской армии труда их доля сейчас оценивается в 4%, а в США она достигает 15.

Более того, уровень безработицы среди европейских иммигрантов достигает 30%, и особенно трудно устроиться на работу мусульманам. Рост националистических настроений ввиду повышенной угрозы терроризма и общего ухудшения экономической ситуации в Европе, значительно усложняет решение вопроса. Только Германии для того, чтобы стабилизировать свою экономику, необходимо принимать по 3—4 млн. человек в год. В действительности же решение о предоставлении 20 тыс. разрешений на работу для иммигрантов, принятию которого предшествовали четыре года ожесточенных дебатов, так и не было выполнено. Заполнить удалось лишь 12 тыс. вакансий.

Снизить остроту проблемы может повышение занятости среди собственного работоспособного населения. Правда, это требует опять-таки пересмотра системы социальных выплат, что встречает резкое сопротивление со стороны избирателей. Такая же ситуация складывается и с попытками повысить пенсионный возраст с нынешних 60—67 лет. Решиться на такие крайне непопулярные меры могут лишь правительства-самоубийцы.

С другой стороны, именно эти факторы могут сыграть главную роль в ходе референдумов по Конституции ЕС, которые решили провести у себя 11 стран из 25. Как сложится судьба Евросоюза в том случае, если хотя бы некоторые из них дадут отрицательный результат, политики будут решать еще не скоро. Зато британские журналисты уже сейчас настойчиво предрекают неизбежный раскол ЕС.