Картофель как цивилизационное измерение и выбор

Его время — до Покрова, а там уже можно и свадьбу играть — картофель выкопан, огород готов под «шалаш».

Лет тридцать назад его начинали копать в конце сентября. Но теперь — то ли сорта более раннего созревания пошли, то ли климат стал жарче, или же условия для хранения даже картофеля с трущейся кожурой улучшились, либо же просто людям в сентябре и без того есть чем заняться — временем массового сбора этой культуры стал конец августа.

Поэтому сейчас уже можно вздохнуть с облегчением: выкопали! И подумать: куда же столько девать? Нынешний год урожайный для картофеля — клубни, как голова: хоть одни только деруны ешь.

«Скажи, чем ты занимаешься, и я скажу, как ты будешь жить». Это аксиома. И какой же вывод делаем мы, украинцы?

Царица и угнетательница

Хмельницкий ресторатор, которой принадлежит один из самых престижных ресторанов в городе, жалуется: «Так устала вчера! У мамы картошку копала. А там сорок соток огорода — можете себе представить!»

Она запросто может покупать маме по мешку картошки ежедневно. Но огород — это святое. Его нужно засадить, и только картофелем. Так у нас принято. И так у нас делают все, от мала до велика, копаясь в том огороде. Картошку сажают, ухаживают за ней и копают учителя и врачи, ученые и государственные служащие, бизнесмены и студенты... Потом ее едят — иногда трижды в день, ну, а первых блюд без картошки у нас вообще почти не бывает. И люди, особенно сельские, и вся домашняя живность в значительной степени держатся именно на этом «втором хлебе».

От него, правда, мы активно толстеем. И с удивлением замечаем, что с заработков в далеких Италиях—Испаниях—Израилях наши соотечественницы обычно возвращаются стройнее и от этого как будто моложе. И честно признаются подругам, которые здесь, дома, так и остались «склонными к полноте», что похудели не только от тяжелого труда или тоски по дому, но и от другой кухни, где картофель — нечастый гость, зато на столе всегда свежие фрукты. Впрочем, в Италии даже так называемая паста, которую мы называем по-ихнему макаронами, а по-нашему — вермишелью и которая считается коронным блюдом их стола, производится из сортов пшеницы, от которой практически не толстеют.

А у нас картошечка, как ни крути, кормилица, и все тут. Иногда непонятно даже, как жили, то есть что ели наши предки до ХVІ века, до того, как Колумб открыл Америку и завез оттуда в Европу эти странные клубни. Сначала как цветы, кстати, для садов и оранжерей богатых вельмож. Только со временем европейцы распробовали и «корешки» — и оценили их вкусовые качества так высоко, что начали разводить для массового употребления. А кто помнит нашу историю, точнее, историю Российской империи, тот хотя бы краем уха слышал о «картофельных бунтах» в начале ХІХ века — отчаянном сопротивлении крестьян против заокеанского агрессора, которым их заставляли засаживать поля.

Кто мог бы подумать в те далекие от нас времена, когда крестьяне выбирали лучше каторгу, чем эти корнеплоды, что через два столетия не мы будем выращивать картофель, а он будет диктовать нам образ жизни. Хотя и это можно легко объяснить. Ведь советская власть, отобрав у крестьян землю, оставила им только приусадебные участки и право содержать домашний скот и птицу исключительно для собственных потребностей. Для этих потребностей среди всех культур более всего подошел картофель. И стал определять не только меню.

Просто культура

В конце августа в Швейцарии, преодолевая сотни километров по ровной, как стол, автостраде, я не могла налюбоваться окружающими пейзажами. Села, то здесь, то там раскинувшиеся на холмах широкой долины, напоминали пасеки: домики под коричневой черепицей сходились вместе ровными улочками, а вокруг расстилались геометрически правильные земельные участки с ровными, будто расчесанными гребнем, полосами виноградников, яблоневых садов, кукурузы. Глаза не уставали от этих словно расчерченных под линейку пространств — наоборот, такая цивилизованная правильность вызывала зависть и не очень веселые воспоминания о наших заброшенных полях.

Но через несколько часов некоторое смятение поселилось в душе и начало нарастать волнение. Чего-то мучительно не хватало в этом идеальном совершенстве чужого сельского хозяйства, и я никак не могла определить, чего именно — пока не поняла: никто не копал картофель!

Никто, действительно, не горбился на огородах, не таскал мешки на спине, не жег сухую ботву... Там вообще не было людей! Но их присутствие, точнее — их разумное влияние и уход ощущались во всем. Везде царил порядок. Хотя в аграрном секторе швейцарской экономики преобладают мелкие хозяйства, но для них характерны высокие урожайность и производительность труда: они обеспечивают страну продукцией на 57%. Поэтому в супермаркетах фрукты, овощи — и картофель тоже — продаются каких угодно сортов, цветов и размеров.

В Женеве, где мы жили несколько дней, дважды в неделю, по средам и субботам, на одной из площадей разворачивался продуктовый рынок — и демонстрировал еще более широкий выбор еще более свежих и поэтому более дорогих, по сравнению с магазинами, даров полей, садов и ферм, то есть мелких и крупных фермерских хозяйств. Индивидуально выращивают фрукты-овощи-зелень в своих хозяйствах разве что большие любители агрономии, да и то не для пропитания, а ради удовольствия.

Картофель там — рядовой овощ, популярный в меру, не более. Поскольку, естественно, настоящий предмет гордости швейцарцев — сыры, а значит, и символ страны, и базовая составляющая сельскохозяйственного производства — веселая корова черно-рябой породы (преимущественно белая с лоснящимися черными пятнами), которая вытанцовывает на сувенирах, вывесках и просто возвышается во весь рост (муляж, конечно) у придорожных ресторанов. А для ее рациона картофель не основной ингредиент.

Не родил мак — перебудем так. А картофель?

А мы без картошечки ну почти как без воды: и ни туды, и ни сюды. Самый неурожайный на нее год — 1980-й — в подольских селах до сих пор помнят как бедствие. Тогда клубни были как бобы: только зря огород перекопали. Чуть большие люди оставляли на семена, а сами ели то, что обычно свиньям варят. А как те свиньи тогда зиму пережили — по сей день вспоминать не хотят. На свекле и комбикормах вытянули — так тогда ж еще СССР был, комбикорма тогда не были проблемой.

О том, что сама картофельная проблема вообще была возможна только потому, что мы жили в тоталитарном государстве, никто до сих пор не задумывается.

Впрочем, об этом уже только старожилы помнят. Хотя, собственно, с тех пор в картофелеводстве изменилось только то, что в колхозах этот овощ уже не выращивают. То есть в тех хозяйствах, которые возникли (если возникли) на месте колхозов. Только в некоторых сохранилось по несколько гектаров — в «Проскурове» Хмельницкого района или в Самчиках Староконстантиновского — ну, там опытное хозяйство, картофель выращивают на семена. А на частном предприятии «Самобранка» — на чипсы.

Есть еще несколько фермерских хозяйств, которые не отказались от картофеля. Однако это те, которые давно наладили партнерские связи с крупными постоянными потребителями: медицинскими, образовательными учреждениями, военными частями, пенитенциарными учреждениями. Хотя и здесь еще нужно выиграть тендер, но длительное сотрудничество, очевидно, помогает угадать с ценой и другими требованиями покупателя.

Областная больница, скажем, закупает каждый год 60 тонн картофеля. Тендер проводится раз в год, а привозят поставщики продукцию по требованию потребителя: то есть и хранение, и транспорт их. А участковые или районные больницы вообще зачастую получают картофель, да и другие дары огородов и садов, бесплатно: по мешку со двора соберет сельсовет — вот больнице и экономия средств, и экологически чистые продукты питания.

Нынче все диктует рынок, точнее, то, что у нас ним называют. Профессия заготовщика практически умерла. Павел Голобородько, заместитель председателя правления Хмельницкого облпотребсоюза, говорит о нем как об архаизме: «Нет в этом потребности. Есть тендеры — «Укоопсоюз» рассылает адреса потребителей, и мы предлагаем их тем, кто, скажем, выращивает картофель. А дальше уже их проблемы. Чтобы мы складывали в кагаты картофель — такого давно нет. Можем быть посредником, но только под конкретный заказ с 50-процентной предоплатой. Сейчас райпотребсоюзы делают внутреннюю закладку только для своих потребностей — кафе, ресторана. И все».

— Да, организованной сети продажи или обмена нет, — соглашается начальник отдела растениеводства областного управления сельского хозяйства Ванда Сердюк. — Но особых проблем тоже нет. Картофеля на Хмельнитчине хватает. Его выращивают около одного миллиона тонн на площади почти 70 тыс. гектаров. На 99% — население на приусадебных участках, хотя раньше соотношение выращенных на частных огородах и колхозных полях корнеплодов составляло 50 на 50. Проблема в другом: население практически не может выращивать эту культуру по современным технологиям. Ее не удобряют как следует, не сбалансированы органические и минеральные удобрения, годами не меняются сорта. Хотя мы и занимаемся просветительской, консультационной работой, но, опять-таки, влияем разве что на тех, для кого картофель — хоть маленький, но бизнес.

Иными словами, государственного заказа нет, гарантированных рынков сбыта — тоже. И все преимущественно идет, как в натуральном крестьянском хозяйстве феодальной эпохи. Только закончился сезон уборки картофеля, появляются в подольских селах перекупщики или, чаще всего, своеобразные пункты обмена на колесах. Грузовики с юга везут сюда помидоры, арбузы, лук, капусту — и все это меняют на картофель. Курс определяется урожайностью, стоимостью горючего, расстоянием или просто щедростью-жадностью сторон. Словом, процветает бартер. Крестьяне и этому рады. Не они виноваты, что в Украине в ХХІ веке — феодализм.

А те, кто его создал и добросовестно подпитывает, даже не подозревают о картофельных бунтах…

Даст Бог день — и что к нему?

Разума бы к нему. И толку. И тогда уже продукты питания мы будем добывать сами. И со временем, вполне вероятно, картофель тоже вытеснят с нашего стола не менее вкусные и более полезные продукты. Или же, скорее, уравновесят его. Ведь и сейчас, собственно, диетическое питание чаще всего уменьшает долю картофеля в нашем ежедневном меню.

Но в жизни это практически ни на что не влияет. По-старому сажаем, пропалываем, окучиваем, копаем... вечный цикл, в котором тяжелый ручной труд незаменим. Стареют наши отцы-деды по селам, не могут уже содержать большое хозяйство, а для нескольких куриц или одной коровки урожай с больших сельских огородов и не нужен. Но — не дай Бог не засадить. Люди засмеют. И назовут ленивыми. Ведь именно физический труд до сих пор определяет в общественном мнении трудолюбие человека.

Конечно, постепенно традиции все же меняются: никто уже, скажем, не оценивает богатство невесты по приданному в сундуке или зажиточность хозяина по размеру земли в его собственности. Но картофельная пуповина до сих пор прочно держит даже горожан если не возле огородов, то на дачах, которые тоже, собственно, пригородный огород.

И никто не подсчитывал, сколько сжигается килокалорий в этом тяжелом труде, и сколько теряется здоровья и пропадает производительных человеко-дней, которые можно использовать со значительно более высоким коэффициентом полезного действия. Да в том-то и дело, что в нашей стране никто ничего не считает, никто ничего не планирует и тем более никто ничего не реформирует — ни в сознании, ни в жизни. Абы день до вечера живет в большинстве народа, который считает себя очень трудолюбивым и действительно много и тяжело работает, — а толку?!

Толк будет тогда, когда мы захотим стать другими. Поскольку если будем ждать, пока нас заставит сама жизнь, пройдет не одно столетие. А хочется жить по-человечески именно тогда, когда живешь, не правда ли? Наши сельские соседи, в начале 90-х обеднев, как и все, очень быстро адаптировались к действительности и начали выращивать ранний картофель. Садили, как только сойдет снег, в начале лета уже собирали урожай (и дорого, ясное дело, продавали), а потом засевали огород какой-нибудь полезной для картофеля культурой, которая потом шла на корм скоту. И так десяток лет подряд. Трудились по-черному. Но — быть бедными перестали. Сейчас в их собственности практически все торговые точки в селе.

Дело, конечно, не только в хороших сортах и работящих руках, а прежде всего в голове на плечах. Это основное. И чем скорее мы это поймем и начнем применять, тем скорее будем жить как люди — в лучшем смысле.