ОДНОРУКИЙ РЫНОК

Рыночная система эффективна постольку, поскольку в экономике (точнее – в обществе) полноценно действуют оба института, необходимых для создания знаменитой «невидимой руки», открытой еще Адамом Смитом: частная собственность и конкуренция. Заметим, что эффект проявляется только от их соединения. Конкуренция без частной собственности – это борьба за выбивание фондов из государства, хорошо известная своей разрушительной силой; частная собственность без конкуренции – монополия. Но если с первым из этих зол, в общих чертах, уже кое-как разобрались хотя бы в теории (соответственно, в жизни борьба как раз в самом разгаре), то в борьбе с монополизмом и вообще ограничением конкуренции наблюдается скорее позиционное противостояние, чем активное наступление. В результате по мере того, как наша экономика поднимается на ноги, в основном благодаря укреплению прав собственности (в первую очередь – приватизации), все отчетливее проявляются признаки хромоты на вторую ногу — конкуренцию.

С одной стороны, оно и понятно: собственность принадлежит конкретным людям, в то время как конкуренция нужна обществу в целом. Именно она заставляет бизнес действовать в интересах общества. Но если за свою собственность среднестатистический гражданин готов хоть своими руками драться, то ограничениями конкуренции общественность озабочена гораздо меньше, чем, к примеру, проблемой налогообложения (при всей важности последней, не все ли равно, грабят ли нас монополии или государство?) Более того, многие люди всерьез считают полезным и справедливым протекционизм, даже там, где он напрямую используется как инструмент для оголтелой монополизации – например, в том же автомобилестроении.

Конкуренция? Конкуренция!

Несмотря на неоспоримые аргументы экономической теории, практики обычно подчеркивают, что даже в развитых странах только немногие рынки приближаются к теоретическому идеалу конкуренции. Вся же остальная экономика устроена иначе. Всегда ли это плохо, и если плохо, то почему?

В реальной экономике конкурируют между собой обычно близкие и взаимозаменяемые, но не вполне идентичные товары и услуги – такие рынки, хотя и менее эффективны в краткосрочном плане, зато, при условии свободы предпринимательства, стимулируют инновации. Существуют естественные монополии, когда конкуренция невозможна по техническим причинам – например, водопровод. Иногда с ростом масштабов производства до определенных пределов растет и его эффективность, в результате оптимальный размер предприятия настолько велик, что для обслуживания маленького рынка (например, села) экономически нецелесообразно создавать больше одного, скажем, клуба. И, в конце концов, конкуренция хороша для покупателя, но плоха для продавца: немного найдется любителей добывать хлеб насущный в соревновании, большинство людей (и автор – не исключение) предпочли бы побеждать без борьбы.

Защитники монополий указывают, что сверхприбыли, полученные за счет ограничения конкуренции, дают возможность производителям накопить или привлечь дополнительные средства для инвестирования. Патент – это та же монополия, специально предоставленная на определенное время для того, чтобы автор изобретения смог получить достойное вознаграждение. Некоторые исследователи и политики убеждены, что, только вдоволь насосавшись соков отечественного потребителя за счет искусственного ограничения конкуренции – протекционизма, наши компании смогут на равных конкурировать с «китами» мирового бизнеса (здесь в пример обычно приводят Корею и Японию). Да и не столь уж, вроде бы, страшен черт: любая монополия в конечном счете вынуждена считаться с потребителями, которые просто перестанут покупать слишком дорогую продукцию, а на крайний случай – так можно и власть употребить…

И все-таки для того, чтобы рыночная экономика демонстрировала свои преимущества, конкуренция должна преобладать. Не обязательно совершенная – достаточно свободы предпринимательства, поскольку конкурентная среда существует даже если на рынке доминируют одна или нескольких крупных фирм, при условии, что их положению постоянно угрожают мелкие конкуренты или импорт. Кстати, в уже упомянутых Японии и (в меньшей степени) Корее дело обстоит именно так, да и крупные компании жестко конкурируют между собой, особенно на внутреннем рынке. Но есть по крайней мере три причины, по которым рыночная конкуренция должна быть доминирующим фактором.

Первая и, наверное, главная в наших условиях – политико-экономическая. Монополия, если она достаточно сильна, может, по образному выражению исследователей Всемирного банка Дж.Хелмана и Д.Кауфмана, «отхватить (прикупить) себе немножко государства». Естественно, такое государство уже вряд ли «употребит власть» против монополий — скорее, они вовсю употребляют власть для того чтобы, удерживая свое выгодное положение, получать сверхприбыли за счет потребителя. Не имея особенных стимулов для эффективных производственных инвестиций, но будучи зависимыми от власти, они делятся этой прибылью с власть предержащими или расходуют ее на политическую борьбу. Справедливости ради надо заметить, что в этом Украина – не первопроходец и не лидер: подобная картина наблюдается далеко не только у нас, но во всех странах со слабой демократией и гражданским обществом, зато сильными олигархами – например, в Латинской Америке, на Ближнем Востоке, в Африке. В общем, среди аутсайдеров мирового развития.

Вторая связана с конкурентным отбором, через который должны постоянно проходить фирмы и предприниматели. Его можно было бы назвать дарвиновским, если бы сам создатель эволюционной теории в свое время не позаимствовал эту идею именно из экономики. Фирмы, хотя бы изначально отобранные в жесткой конкуренции (как, кстати, в Японии и Корее) – жизнеспособны, а выращенные в тепличных условиях государственного покровительства – как правило, нет. Поэтому монополия может быть более или менее эффективным средством для накопления производственного потенциала только с чисто механической точки зрения. В действительности, наращивая капитал за счет своего привилегированного положения, она теряет способность им эффективно распоряжаться. А эта способность, как доказывают многочисленные исследования, гораздо важнее, чем объем капитала.

Украина, в числе прочих постсоветских стран, унаследовала фирмы, созданные не просто в тепличных условиях – в абсолютном большинстве они вообще не имеют права называться «предприятиями», поскольку их никто не «предпринимал». Этот фактор, как никакой другой тянет нас в пучину латиноамериканизации. Единственный способ свернуть с этого пути – это создать условия для эффективного конкурентного отбора собственников и менеджеров. Первое из них – завершение приватизации (создание субъектов отбора), второе – финансовая дисциплина (как один из механизмов отбора), третье – предпринимательство (как источник пополнения). И, наконец, конкурентный отбор требует конкуренции!

Более того, чем дальше, тем быстрее меняются технологии и способы ведения бизнеса. В этих условиях конкурентоспособность страны все в большей степени определяется гибкостью ее экономики, способностью быстро адаптировать нововведения и адаптироваться к ним. Но только в очень схематизированной теории люди – руководители и собственники компаний – способны безукоризненно точно оценивать ситуацию и вырабатывать соответствующие решения. В действительности эволюция экономики тоже происходит в основном методом проб и ошибок, через рыночный отбор. При этом не обязательно отсеиваются конкретные персоналии и фирмы, но в итоге постоянно отбираются (и перенимаются) наиболее успешные методики и стили поведения — «процедуры» (routines), как назвали их отцы-основатели эволюционной экономики Р.Нелсон и С.Уинтер. Разумеется, монополизация выключает этот механизм, делая экономику неповоротливой.

В условиях господства монополий, особенно поставляющих жизненно важные товары, невозможна стабильная макроэкономика. С.Кораблин указал («ЗН» №9, 2002), а автор этих строк показал математически (соответствующая научная статья сейчас готовится к печати), что теоретически может существовать прямая связь между монополизацией и ростом (именно ростом, а не только уровнем!) цен. Более того, как показывает расчет, когда рынки по крайней мере нескольких жизненно важных товаров и услуг монополизированы, рыночное равновесие вообще невозможно без внешнего вмешательства. Образно говоря, монополизм и административное регулирование неразделимы.

Монополии и макроэкономическая стабильность

Если в экономике задает тон одна-единственная монополия, она, даже не будучи ничем ограничена в своих аппетитах, не станет поднимать цену до бесконечности по двум причинам. С одной стороны, раздетым до нитки потребителям вовсе нечем будет платить, что означает потерю прибыли. С другой — поскольку установленная такой монополией цена определяет издержки всех остальных производителей, чем фактически диктует уровень цен в экономике. Соответственно, повышение этой цены влечет за собой пропорциональное обесценение денег, а значит, и полученной прибыли. Поэтому, если государство проводит ответственную макроэкономическую политику, оптимальная цена всегда существует. Подобная модель экономики, конечно, далека от эффективности и справедливости, но, по крайней мере, стабильна.

Гораздо хуже, если монопольных жизненно важных продуктов (товаров и услуг) много, а соответствующие рынки контролируются разными структурами. В этих условиях, как показывает наш расчет, каждая из монополий будет стремиться поднять цену, пользуясь тем, что ее собственная прибыль (до определенных пределов) при этом возрастает быстрее, чем общий уровень цен. Поэтому в каждый момент времени выигрывать будет тот, кто первым поднимет свою цену. Причем такая беспредельная ценовая гонка может происходить при фиксированной денежной массе, замороженных зарплатах и полном отсутствии инфляционных ожиданий!

Заметим, что речь совсем не обязательно идет о привычных, стереотипных монополиях типа железных дорог. С тем же успехом жертвой пагубной ценовой гонки может стать регион, область или любые товарные рынки, закрытые естественными или протекционистскими барьерами от внешней конкуренции. Чем меньше доля монополиста в ВВП, тем меньше он страдает от им же спровоцированной инфляции, тем безответственнее себя ведет.

Разумеется, в такой ценовой гонке не бывает победителей. Чтобы предотвратить неминуемый развал экономики, монополии, наверное, попытаются договориться. Например, если они зависят друг от друга, то понимая, что никто не будет работать себе в убыток, теоретически могли бы остановиться на ценах, которые обеспечивают партнерам безубыточность. Однако для этого каждая из фирм должна была бы думать «за себя и за того парня», рассчитывая затраты и доходы партнеров, что на практике весьма проблематично. Более того, такой расчет в принципе возможен только если взаимозависимых монополий всего две. Тогда фирма А хотя бы теоретически может полностью рассчитать затраты фирмы Б с учетом цены, которую А собирается установить. Но если игроков больше, задача становится неразрешимой, поскольку никто не может предсказать действия других, третьих и т.д. участников игры.

Таким образом, неявные договоренности и расчет на инстинкт самосохранения не проходят. Ситуацию могло бы спасти специальное многостороннее соглашение, но для того, чтобы оно выполнялось, необходима внешняя сила, например государство. Впрочем, даже если оно и заставит «гонщиков» остановиться у последней черты, радости мало. Ведь это не та общественно-оптимальная точка безубыточности, которая достигается за счет насыщения рынка, а совсем наоборот – та, где объем производства настолько мал, что монополии едва покрывают постоянные затраты. В подобной ситуации экономисты «кейнсианской» школы обычно предлагают поддержать производство путем денежной эмиссии, рассматривая инфляцию как меньшее из зол. Для конкурентной экономики такой подход, в разумных пределах, иногда действительно оказывается правильным. Но монополизированная экономика реагирует на эти меры прямо противоположным образом: как показывает расчет, денежная эмиссия ведет только к дальнейшему сокращению производства и доли затрат на заработную плату.

В этой до боли знакомой ситуации страдают все: фирмы-монополисты остаются без прибыли, а общество довольствуется минимальным объемом товаров по монопольно высоким ценам. Как ни странно, но сговор монополистов о согласовании ценовой политики – меньшее из зол в такой ситуации. Проблема в том, что согласовать цены тысяч монополий, оставшихся в наследство от плановой экономики, можно только возродив Госплан, а заодно и КГБ – иначе вряд ли удастся заставить всех соблюдать ценовую дисциплину. Это очень напоминает белорусско-узбекскую модель...

Может показаться, что выход – в национализации монополий. Увы, в условиях слабого демократического и гражданского контроля государственные монополии ведут себя ничуть не лучше частных, разве что имеют больше возможностей для воздействия на чересчур ретивых контролеров. Более того, в условиях коррумпированной власти на фоне судебной системы, не способной эффективно ограничивать произвол контролирующих органов, госмонополии можно рассматривать как своего рода слабо контролируемые монополии в сфере принятия решений и применить к ним точно те же самые рассуждения.

Демонополизация без демонизации

Таким образом, развитию конкуренции и гражданскому контролю за монополиями (который невозможен без раскрытия информации об их деятельности, в том числе и такой, которая для всех остальных компаний относится к коммерческой тайне!) реальной альтернативы нет. А как же быть с приведенным в начале этой статьи аргументом насчет сильных отечественных компаний, которым конкуренция якобы мешает расти и перевооружаться? Уж не пытается ли автор, прикрываясь благими побуждениями, обезоружить отечественный бизнес перед лицом международных конкурентов?

Комплексный статистический анализ данных опроса предприятий, проведенного МФК в 2001 году (разные аспекты этой работы финансировались ФГИ, EERC и Freedom House), выявил как раз обратную зависимость. Может быть, где-нибудь в иных частях света дело обстоит по-другому, но в Украине конкуренция совершенно определенно подталкивает предприятия к инвестированию. Неудивительно, что особенно рельефно это проявляется в негосударственном секторе, особенно по отношению к вложениям в новые машины и оборудование – то есть, техническому перевооружению. При этом те, кто находится под большим давлением рынка, инвестируют не только чаще, но, в среднем, и продуманнее: преимущественно на основании бизнес-планов, большей частью составленных на основе маркетинговых исследований.

Единственный негатив, который нам удалось зафиксировать, состоит в том, что предприятия, сталкивающиеся с конкуренцией со стороны иностранных производителей, но не экспортеры (последние как раз показывают наилучшие результаты по всем параметрам!) существенно чаще пользовались государственным патернализмом. Конечно, виновата в этом отнюдь не конкуренция.

Для большинства товарных рынков грядущее, будем надеяться, вступление в ВТО как раз и будет тем моментом истины, который заставит предприятия шевелиться. Но и это не панацея: несмотря на глобализацию, в любой экономике очень многие товары и услуги остаются локальными. Например, даже безо всяких таможенных барьеров, импорт свежего молока – занятие крайне неблагодарное, не говоря уже об услугах, большая часть которых вообще оказываются исключительно на месте. Так, даже после ликвидации печально известной ГАК «Хлеб Украины» местные элеваторы остались локальными монополиями, поскольку везти зерно в соседний район, как правило, невыгодно, а никакой реальной альтернативы поблизости нет. Впрочем, подобного рода монополии, будем надеяться, скоро станут заслуженной добычей Антимонопольного комитета: для того, чтобы поставить их вне закона, или под общественный контроль, имеющихся знаний вполне достаточно, дело за более активной позицией граждан.

Хуже обстоит дело, когда, даже при отсутствии явной монополии, конкуренция на рынке фактически подавлена протекционизмом и привилегиями, как это часто имеет место в Украине, например, с относительно дешевыми легковыми автомобилями. На многих других рынках, от угля до барахолки, даже формально независимые продавцы фактически не отваживаются снижать цены из страха перед реальными, хотя и «теневыми» хозяевами. В подобных случаях проблема монополизма выходит далеко за пределы формальной концентрации рынков производителями – основного параметра, который на сегодняшний день умеют отслеживать аналитики. Но шила в мешке не утаишь: истинную силу конкуренции можно оценить и косвенно, по экономическому поведению предприятий.

Конечно, соответствующие индикаторы, как и адекватные меры по усилению конкуренции еще предстоит разработать. Может быть, тогда рынок по-украински наконец-то перестанет одновременно вызывать ассоциации с беспомощным калекой, просящим подаяния, и «одноруким бандитом».