Зелен-сад виноград
Славне місто Ленінград,
А які твої слова
Про Сергія Кірова?
Днями в «Труде» (№ 214) и в других изданиях появилось сообщение, которое вряд ли оставит равнодушными людей моего поколения.
64 года понадобилось советской, затем российской Фемиде, дабы в лице Верховного суда и Генеральной прокуратуры России поставить последнюю точку в самом, пожалуй, громком, самом кровавом по последствиям «деле» уходящего столетия. Вердикт Верховного суда и Генпрокуратуры, проделавших огромную работу по расчистке поистине авгиевых конюшен (сотни рассекреченных томов, шесть расследований, проведенных в разное время, уголовного дела об убийстве С.Кирова - выстрела, залившего кровью всю страну), однозначен.
1) Убийство Кирова совершено одиночкой - Л.Николаевым, по личным, как сказано далее, достаточно банальным - к ним мы еще возвратимся - мотивам.
2) Не подтвердилась широко распространенная версия, высказанная Н.Хрущевым на XXII съезде, о причастности к теракту Сталина.
Установлено: Сталин убийство Кирова не «заказывал», но полностью виновен в том, что, зная истинные мотивы убийства, использовал его как повод для развязывания в стране невиданного по масштабам массового террора.
За всю историю человечества не было - и хочется верить, уже не будет - такого случая, чтобы насильственная смерть, убийство одного человека (члена Политбюро, лидера ленинградских большевиков С.Кирова), потянула за собой столь длинный шлейф, вызвала такую вакханалию смертей, когда счет шел не на тысячи, а на сотни и сотни тысяч, миллионы невинных жертв.
После XXII съезда КПСС мир узнал то, что теперь окончательно подтверждается и постановлением Верховного суда и Генеральной прокуратуры. Полностью реабилитированы все репрессированные, казненные по ложным обвинениям в организации теракта. Все, кроме непосредственного убийцы - Л.Николаева. Все процессы по делу Кирова сфабрикованы. Невинная кровь сотен тысяч, миллионов жертв, казалось бы, должна была уже тогда, в 60-е и последующие годы, хоть в какой-то степени запятнать его мученические одежды. Ничего этого не произошло.
Культ С.Кирова - то верного ленинца, преданного ученика и соратника вождя всех времен и народов, то первой жертвы сталинизма - устоял в глазах народа и тогда, когда пошатнулись многие политические и нравственные авторитеты, включая В.Ленина, И.Сталина, С.Орджоникидзе, П.Постышева, С.Косиора и многих других. Он остался одним из первых среди лучших, настоящих вождей революции, партии, пролетарских вождей с человеческим лицом.
В начале 80-х годов мы с женой оказались в Баку, побывали в музее-квартире С.Кирова - до 1926 г. первого секретаря ЦК партии, лидера азербайджанских большевиков.
...Обычная городская квартира. На дверях скромная медная пластинка: «С.М.Киров». В прихожей плащ, в котором Мироныч, как любовно звали его рабочие, разъезжал по республике, посещал нефтяные промыслы. Тут же охотничье снаряжение Сергея Мироныча.
В последние годы о нем писали все меньше и меньше. Но вот в журнале «Звезда» появилась интересная, хотя, возможно, и в чем-то спорная, работа Н.Лебиной - историка, специалиста в области социальной истории. Одно время (1992 г.) Н.Лебина была научным сотрудником квартиры-музея Кирова на Каменноостровском проспекте в доме 26/28.
«Ищите женщину, или Размышления в пустой спальне (Опыт частного историко-социального расследования)» («Звезда», 1996, № 9) - статья со столь длинным, интригующим заглавием подтолкнула, заставила, осмысливая новые факты, возвратиться к вопросам, которые неотступно преследовали меня много лет.
Кто же был Киров на самом деле - антипод и жертва Сталина, человек, который смог бы, оказавшись у руля, резко изменить ход событий, найти альтернативу дальнейшего развития партии, СССР, советского общества? Так, кстати, считали и до сих пор считают многие ведущие западные ученые, в том числе и Роберт Конквест, чьи труды у нас хорошо известны.
Антипод Сталина?
Новые материалы, о них несколько позже, сама деятельность Кирова в 20-30-е годы, его многочисленные выступления, высказывания начисто опровергают эту версию.
После смерти Ленина Киров твердо поддерживает Сталина, его окружение в борьбе за власть - сначала против Троцкого, затем Зиновьева, Каменева, Рыкова, Бухарина. Киров во всех этих схватках предстает как твердокаменный большевик, твердо разделяющий идеи сталинского казарменного, гулаговского социализма.
Переехав по настоянию Сталина в Ленинград, Киров блестяще справился с задачей разгрома зиновьевского блока. Вторая попытка сместить Сталина, т.е. выполнить один из заветов Ленина, состоялась, как известно, на XVII съезде партии. Сталина, даже по официальной версии, и на этот раз спасает Киров. На съезде он проявляет большую активность. Это ему принадлежит «крылатое выражение» - «съезд победителей». Киров, распевая дифирамбы Сталину, как и другие делегаты (Косиор, Постышев, Орджоникидзе и др.) на «съезде победившего социализма», ни словом не обмолвился об организованном Центром голодоморе, унесшем миллионы жизней. Наконец, наряду со Ждановым и Сталиным, Киров - соавтор «Краткого курса истории ВКП(б)», одного из самых лживых трудов по истории большевизма.
Таков Мироныч, общепризнанный любимец партии, бакинского и питерского пролетариата. Впрочем, «славне місто Ленінград» может заметно дополнить список деяний «Великого гражданина».
Около 300 закрытых в «городе Ленина» церквей, травля интеллигенции, слежка, с ведома Кирова, установленная сотрудниками НКВД за академиком И.Павловым. «Золотые комнаты» (о них пишет в своем знаменитом письме правительству Павлов), где мучили ни в чем не повинных людей, «выбивая» из них валюту. В 30-е годы Киров от Политбюро курирует воздвигнутый на костях сотен тысяч заключенных рабочих, крестьян, цвета интеллигенции гигантское сооружение. На «съезде победителей» Киров об этом скажет так: «Наши славные чекисты построили (?!) Беломорканал».
Среди мифов, плотно обволакивающих Кирова, пожалуй, один из самых устойчивых - миф о его непритязательности, сверхскромности. Вот как это выглядело на самом деле.
Киров с женой Марией Львовной Маркус - детей у них не было, многочисленные «дети Кирова», которые то и дело всплывали в годы войны, сродни «детям лейтенанта Шмидта» Ильфа и Петрова - занимали квартиру примерно в 200 кв. метров. «Исследователи кировской биографии, - отмечает Лебина, - традиционно описывая скромность Мироныча в быту, всегда подмечали его любовь к домашним пирогам с капустой, которые пекла его жена. Но для этого нужны были мука, яйца, молоко, масло...»
Тут само собой напрашивается сопоставление норм рабочих и партийных чиновников, вечных радетелей интересов трудящихся. По карточкам самой высокой «особой категории» ленинградцы-рабочие получали в месяц 1 кг белой муки, по 5 яиц и по 200 г сливочного масла. А вот норма московской и ленинградской номенклатуры в 1932 г. (начало голодомора): в специальном магазине номенклатурные жены могли купить 8 кг рыбы, 4 кг колбасы, 1 кг кетовой икры, 15 кг сливочного масла на человека.
По воспоминаниям снохи Л.Каменева - они тоже приводятся Лебиной, - двух готовых обедов, которые получала семья в особом распределителе, вполне хватало на девятерых. Ко всему этому прилагался и сухой паек: полкило масла и полкило черной икры ежедневно. Личный повар Кирова И.Кузьмин вспоминает, чем он потчевал своего шефа в дни поездок по стране: «лещ с кашей, жареные цыплята, пассе из земляники и мороженого».
Нельзя после всего этого не согласиться с выводами Лебиной: Киров - не антипод, а типичный образец большевистского вождя, лидера эпохи 30-х годов, без ложного стеснения, стыда принимавшего номенклатурные нормы жизни на фоне нищенского существования, голода основной массы населения страны.
Теперь о личных, «достаточно банальных» мотивах убийства.
Об одном из них упоминается в постановлении. За отказ от работы на транспорте по партийной мобилизации Николаев в апреле 1934 года исключен из членов ВКП(б). Считая себя незаслуженно обиженным, он решил, совершив теракт, пожертвовать собой во имя исторической справедливости.
Впрочем, был еще мотив, сугубо личный.
Н.Лебина обращает внимание на одно странное обстоятельство (впрочем, то же самое наблюдали мы и в бакинской квартире-музее). Квартиры Кирова - и в Баку, и в Питере - производят впечатление холостяцких. Пустые спальни, в Баку - солдатская койка в кабинете, никаких следов пребывания женщины, жены в доме (что идет в полный разрез с музеем-квартирой Ленина в Кремле). Нетрудно предположить, что Мария Львовна Маркус, женщина не очень образованная, неуравновешенная по характеру, занимала более чем скромное место в жизни Мироныча.
А Киров - обаятельный, будто магнит притягивающий к себе людей, великолепный собеседник, мужчина, как говорится, в соку. Он и в Ленинграде, как ранее в Баку, увлекается охотой («царской», «барской» потехой). У него неплохое снаряжение - одних ружей штук десять. Охоте отдается, по рассказам очевидцев, со всей страстностью: во время сезона ни одного выходного дня не остается в городе, а иногда проводит в Загубском охотохозяйстве или в поселке Лебяжье в Лужском районе по 10-12 дней.
И тут всплывает еще одно имя: Мильда Драуле - жена Л.Николаева. Уж кто-то крепко постарался, чтобы не сохранилось ни одной ее фотографии. Зато известно по воспоминаниям: молода, умна, привлекательна. Нужно ли удивляться, что Киров, вынужденный, как это требовало его положение, терпеть рядом уже немолодую (45 лет), некрасивую, больную жену, увлекся Мильдой Драуле. И тогда понятными становятся показания Л.Николаева на первых допросах: «убил за поруганную честь», и лишь позднее, «под давлением» следствия, появляется версия политического убийства.
Есть определенная, хотя и страшная по своим последствиям, «логика» в упорном изначальном отрицании мотива убийства истинного лидера ленинградских коммунистов в 30-е годы. Ведь эта версия начисто отрицала, перечеркивала, выбивала почву из-под большого террора, громких процессов. Но что заставляет лгать, напускать туману там, где, казалось бы, все яснее ясного?
Драматические подробности из личной жизни Кирова нарушают стройную мифологию, ореол, нимб над ним.
Человек творит своих кумиров, творит Систему, а Система, в свою очередь, - и тут нет исключений - подгоняет, ломает, перекраивает Человека, делает его, за малым исключением, таким, каким хочет его видеть.
Киров был не хуже, а, пожалуй, лучше, ярче, крупнее других. Но... Если сливки таковы, то что же молоко?
Все - без исключения - активные строители Системы раньше или позже становились такими: жертвами-палачами или палачами-жертвами - какими она их лепила и хотела видеть. Не в этом ли еще неосознанное многими из нас самое большое ее преступление?
Каков же, на наш взгляд, главный урок растянувшегося на 64 года «дела» об убийстве Кирова? Не диктатура пролетариата, партии, вождя, а диктатура Закона. Абсолютная независимость прокуратуры, суда. Неслучайно Фемида изображается с древнейших времен с завязанными глазами. Правосудие должно смотреть не влево, не вправо, не снизу вверх, а руководствоваться только Законом. Дабы навсегда избежать повторения подобных «дел».