ТЕРРИТОРИЯ ОДИНОЧЕСТВА

Посттоталитарные страны справедливо представляются многим территорией одиночества. Отошло в прошлое иллюзорное «мы», казавшееся нерушимым и неприкосновенным. Однако тоталитарные режимы изрядно приложили руку к разрушению старой семьи: понятие семьи, которым оперировало XIX столетие, сменилось сомнительной «ячейкой общества», где брак представлял собой «одиночество вдвоем», а дети в любой момент могли оказаться павликами морозовыми. «Ячейка общества» находилась под постоянным надзором всемогущего государства, которое могло эту ячейку расформировать или уничтожить. Тоталитарное государство всячески нарушало неприкосновенность семьи, ни на минуту не оставляя людей наедине с собственными проблемами и страстями.

Семейному одиночеству вдвоем, втроем или вчетвером тоталитаризм противопоставлял сомнительное «мы», мощную державную длань на плече у каждого советского гражданина. Прикосновение этой длани, казалось, должно было спасти советского человека от одиночества. Но он все равно был безумно, непоправимо одинок: до тех пор, пока сознательным усилием воли не «выбивал» из своего семейного круга «третьего лишнего» — государство.

Государство, вроде бы спасавшее человека от одиночества, на самом деле мешало ему преодолеть разобщенность собственной семьи, через свободу и любовь обрести подлинное, неприкосновенное тепло семейного очага. Поэтому, когда советский человек перестал ощущать неизменную тяжесть государственной десницы и вернулся в свою растревоженную, разобщенную семью, он оказался наедине с одиночеством. И от этого одиночества, как и прежде, было только одно спасение — любовь и свобода.

«Крах СССР — это крах государства усредненных полов, — пишет доктор философских наук и психоаналитик Н.Хамитов в своей книге «Философия и психология пола». — Это крах государства, порожденного одиночеством человека среднего пола, государства, уничтожающего женственность-любовь и мужественность-творчество». Человек «усредненного пола» не может не чувствовать себя одиноким. Его личность нивелирована, разрушена тоталитарным режимом, он потерял женский или мужской психологический облик.

Яркий пример тому — знаменитый рязановский фильм «Служебный роман». Директорша Калугина забыла о том, что она — женщина, каждый день она как броню надевает уродливые начальственные очки в черной оправе и ледяным тоном разговаривает с подчиненными. Но за этой утерянной женственностью прячется болезненное одиночество, то самое подспудное одиночество советских людей, которое не могло устранить назойливое и вездесущее государство. «В моей душе покоя нет, весь день я жду кого-то», — эти слова, вслед за героями фильма, повторяли многие.

Но не стоит думать, что одиночество — проблема исключительно тоталитарных или посттоталитарных государств. Увы, это проблема всемирная, хотя именно в посттоталитарных странах она ощущается особенно остро. С другой стороны, американские фильмы изобилуют такими вот проблемными ситуациями: деловой человек строил свой бизнес, стремился к успеху, но, добившись, казалось бы, всего, обнаружил, что у него за спиной — пустота. Исчез надежный семейный тыл, которым он пренебрегал во время мучительной погони за деньгами и социальным статусом. А дальше, как пел Боярский: «Успех пришел — и никого, лишь я — один за всех». И хорошо еще, если один за всех. Обычно в такой ситуации человек остается наедине с пустотой.

Считается, что одиночество наиболее остро переживает женщина. Для нее одиночество — клеймо, свидетельство собственного неблагополучия и ненужности. Аксиома «разведенный мужчина — свободный, разведенная женщина — брошенная» до сих пор довлеет над умами и душами. И даже ахматовское «Брошена — придуманное слово. Разве я — цветок или письмо?» не способно изменить ситуацию. Мужчина еще может воспринимать собственное одиночество как предмет особого шика — женщина лишена и этого утешения.

Наверное, дело тут в огромном количестве штампов и предрассудков, опутавших жизнь женщины. Л.Толстой был, конечно, великим писателем, но А.Ахматова, в сердцах назвавшая его «мусорным стариком», оказалась отчасти права. Именно толстовский взгляд на женщину как на красивую и сильную самку, существо, лишенное каких бы то ни было духовных устремлений и потому неспособное «в собственной груди искать и находить свободу», на долгое время возобладал в обществе. «Ненавижу Наташу Ростову!» — с горечью повторяли многие читательницы, предпочитавшие самке-Наташе духовную и возвышенную княжну Марью. Но это не мешало толстовцам утверждать обратное и всячески поддерживать культ Наташи. Высокое уединение, посвященное вынашиванию и воплощению творческих замыслов, надолго оказалось прерогативой мужчин. Одинокая женщина воспринималась как вызов природе и роду, одинокий мужчина — как мудрец, уставший от бабьих глупостей.

Детское одиночество — следствие одиночества родительского. Когда брак родителей превращается в «одиночество вдвоем», ребенок не может не страдать. Импульсы одиночества передаются и ему, и родители, разлюбившие друг друга и решившие ради ребенка продолжать жить под одной крышей, на деле оказывают своему чаду медвежью услугу. Ребенок не хочет служить алиби для чужих друг другу людей, он мечтает о подлинной семье, надежным фундаментом которой является любовь и свобода.

И тут мы опять возвращаемся к Льву Николаевичу Толстому. Более чем странно, что в «Анне Карениной» Толстой счел ненастоящей, иллюзорной семью любящих друг друга людей — Анны и Вронского, и с прямолинейным упрямством и совершенно непонятным усердием приклеивал ярлык подлинной семьи на условный, выхолощенный, построенный на страхе и авторитете союз Анны и Каренина. Дело в ребенке, скажете вы. Но Сережа Каренин не мог не ощущать импульсов одиночества, исходивших от его родителей. «Одиночество вдвоем» никогда еще не было надежным фундаментом для семьи. Строить семью на таком «грунте» все равно что жить у подножия на время притихшего вулкана. Не избежать извержения…

Но бывает и так: одиночество становится воротами, ведущими к любви и свободе. Осознав себя мучительно, безумно одиноким, человек приходит к необходимости найти «кого-то», свое «ты», говорила Надежда Мандельштам. И если это «ты» найдено, эпоха одиночества бесповоротно уходит в прошлое. Наступает время любви и свободы.

Комментарий психолога:

Назип Хамитов, доктор философских наук, психоаналитик, автор метода андрогин-анализа — глубинной коррекции отношений мужчины и женщины.

«Если в начале ХХ века центральной была проблема вытесненных сексуальных желаний и невротических состояний, то на сегодня проблема совершенно иная, и связана она с одиночеством. Одиночеством на фоне гиперреализованных желаний. В ХХ веке рушилось одно табу за другим, желания выходили на поверхность и исполнялись, но от этого людям не становилось легче.

Люди вдруг ощутили, как скрытое, подавленное одиночество стало явным. Исчезла иллюзия, что, избавившись от нереализованных желаний, можно стать счастливым. Исчезновение этой иллюзии и является, на мой взгляд, главной причиной обострения чувства одиночества в планетарном масштабе.

Если говорить о посттоталитарном пространстве, то обострение чувства одиночества связано с тем, что государство перестало быть той большой матерью, которая всех содержит в своем лоне. Худо-бедно, но тоталитарное государство брало на себя заботу о гражданине с момента рождения до момента смерти. Другое дело — какой оказывалась эта забота и к чему она приводила…

Человек знал, что отдает государству свою свободу, а взамен получает социальную и психологическую защиту вкупе с освобождением от ответственности. Человек передавал свою свободу ответственным лицам — они назывались «ответственными работниками» — и мог расслабиться. Такая ситуация не удовлетворяла очень небольшой процент людей, но основная масса была вполне довольна.

Сейчас государство отвернулось от своих граждан. Оно сказало: стройте гражданское общество, где каждый свободен и ответственен, занят своим делом, зарабатывает деньги и платит налоги. Люди оказались не готовы к такому повороту событий. Более того, они осознали случившееся как ситуацию острого одиночества. Особенно пострадало старшее поколение. Эти люди оказались в ситуации социальной изоляции, и то, что они ходят с плакатами на коммунистические митинги, показывает, что для них очень важно ощутить чувство локтя, убедиться в том, что кто-то снова готов взять на себя ответственность и взамен забрать у них свободу. Отсюда и ностальгия за тоталитарным обществом, где не было свободы, но, казалось, не было и одиночества.

На самом деле одиночество было, но скрытое, глубинное. И замечательный режиссер Эльдар Рязанов все свои лучшие фильмы посвятил проблеме скрытого, глубинного одиночества советского человека в мужской и женской его ипостаси. Вообще искусство интересуют только две темы: любви и одиночества. Все остальное — вторично, и даже тема власти.

Власть же представляет собой попытку суперкомпенсировать одиночество, которая на деле приводит к ощущению одиночества космического. Отсюда глубинные психотические состояния Нерона, Сталина, Калигулы и Гитлера, которые приводили их к абсолютно иррациональным, на первый взгляд, действиям. Но эти действия можно объяснить с точки зрения моего андрогин-анализа, анализа психологической мужественности и женственности внутри человека. Этот анализ выводит проблему власти из проблемы глубинного одиночества. Антитезой одиночеству является не общение (оно может только отягчить ситуацию), а любовь».