Когда я увидел портрет с надписью «Пророк-стукач» во всю первую страницу «Столичных новостей» — вдруг дохнуло гнилью тюремных проходов, где во всех углах молчит преступление. Не может этого быть! — поднялся во мне протест. И не потому, что Солженицын — друг, писатель большого гражданского мужества.
Давно прошло мое первое увлечение Александром Исаевичем. В лагере русские монархисты, потихоньку почитывая Ленина, дабы подучиться методам борьбы за «единую-неделимую», говорили, что Солженицын тоже с ними.
— Не может быть — Солженицын порядочный писатель, — возражал я.
— А взгляды у него наши, — отвечали мне.
Потом я узнал о несимпатичных выступлениях Солженицына, уединившегося в «своей собственной позиции». В 1990-м, уже после публикации брошюры «Как нам обустроить Россию», я написал статью, которая заканчивалась словами: «Наш ли друг Солженицын после всего сказанного? Да. Но истина дороже».
Мне по-прежнему близок образ писателя и правдоискателя, питавшего энергией смелой мысли поколение 60-х годов и являвшего пример раскованного ума. Мы благодарны ему навсегда.
На меня повеяло холодом от мелкого политиканства «охранительного направления» и от забот Солженицына, как сохранить «подбрюшье» России в Казахстане и обкарнать Украину…
По правде говоря, жаль было великого писателя, растерявшего великие проблемы свободы и духа, разменявшего их на хлопоты предусмотрительного управдома.
Еще раз пришлось мне откликнуться на выступления А.Солженицына статьей, опубликованной в «Зеркале недели» под заглавием «Свобода пера под покровительством имени». Итак, мое напряженное несогласие с Солженицыным, теряющим чувство правды вместе с потерей высоты, с человеком, чьи мысли порой трудно читать до конца, — это несогласие остается.
Но всякий раз я боялся поскользнуться на этих камнях и очутиться так низко, чтобы уже не видеть, кто такой Солженицын, автор целой библиотеки книг сопротивления в ХХ веке. Можно отвернуться от Солженицына, но нельзя им пренебрегать! Культура обязывает — так же, как и благородство.
И вот держу в руках газету с портретом Солженицына и боюсь раскрыть, чтобы не упасть в бездну. Но раскрываю и чувствую знакомый запах кагебистской лужи, в которой копошится корреспондент... Смрад этот воспринимаю даже с облегчением. Но все же с ужасом: до какой же «свободы слова» мы докатились, если вот так среди бела дня можно оплевывать великое имя, макая его в желтую лужу — просто так. А может, и не просто: писатель, который раскопал и собрал правду о ГУЛАГе, — он же и теперь копает...
И здесь я хочу сказать самое главное людям доверчивым, готовым принимать газетную публикацию за истину.
Большевистский эксперимент с перекраиванием умов, нравов и лиц не удался. Они извели миллионы душ «человеческого материала», исковеркали сотни миллионов судеб, десятки миллионов жизней, перемололи и смешали с грязью, а генотип человека не изменился. Когда-то во Франции последователи Ламарка, стремясь доказать свою теорию наследования приобретенных признаков, многим поколениям мышей обрубали хвосты, а мышки вновь и вновь рождались хвостатыми.
Не удалось вывести новую породу людей, способных выполнять все приказания вождя. Кагебисты перепортили множество способных людей, которых затягивали в сексоты и обещали сделать поэтами. Сексот писал доносы, а творить уже не мог. Даже не сексот, а просто малодушно продавшийся уже не мог подняться к вершинам настоящего творчества. Как писал Тычина:
Не співай, співай, поете,
бо ти вже продався.
Не верьте, люди добрые, что бывший культурный офицер в лагере стал стукачом, а потом поднялся к высокому творчеству и отважной борьбе с коммунистическим режимом. Много испытавший на переменных ветрах гражданской войны в Испании Джордж Оруэлл сделал беспощадный вывод: «Кто единожды скурвился, то уже навсегда».
Творчество сродни духу Творца. К нему нужно подниматься всю жизнь, как поднимался Солженицын — самоотверженно и бесстрашно. «Та все підіймайся до Бога» — повторял Васыль Стус.
Кагебистам кажется, что они знают все, после того как порылись в наших бумагах и распорядились нашими судьбами. Но пришло время напомнить им: вы же облепили дом бывшего зэка, как клопы — зэковские нары. У вас были власть, техника, деньги — а этот одержимый писатель обыграл вас, пользуясь минимальной свободой большой зоны и поддержкой преследуемых интеллигентных людей, которые не продаются. Ваша стократная сила — не сила против единственного человека, просветленного духом.
Всем было известно, что дом Солженицына опутан паутиной агентуры. Против него печатали обличительные статейки. Однако странно: умно ли вместо липких кляуз опубликовать «доносы Ветрова»?! По утверждению «следопыта» из «СН», «все бумаги, когда-либо попавшие в архивы госбезопасности, бережно хранились там (и хранятся до сих пор)». Какие недотепы: первый их враг Солженицын лежит готовенький в папке «Совершенно секретно», а они ходят вокруг этой папки и боятся раскрыть. И не могут сообразить, что папка эта раздавит врага!
Наконец к 1 апреля 2003 года они выдали журналисту нечто из этой папки — такое, что стыдно брать в руки. И стыдно читать о заключении эксперта (конечно, иностранного) Арнау, установившего идентичность почерка Ветрова и Солженицына, которому видавший виды бандеровец Иван Мегель будто бы открывается, когда и как собирается поднять в лагере восстание (29.1.1952), и даже привычным языком коммуниста хвастает: «Кто был ничем, тот станет всем».
Бедняги, хотя бы почитали у Солженицына о бандеровцах, как о людях испытанных и выученных конспирации, людях дела, не склонных к болтовне, но умеющих действовать организованно и смело.
Что же касается самого жанра кагебистского «документа», то он до такой степени уже дискредитирован, что его ныне даже в руки не берут. «Ксерокопии» таких «документов» о якобы сотрудничестве с КГБ изготавливались на многих епископов, депутатов и распространялись по всему миру. В свое время мне пришлось вместе с Надеждой Свитлычной опубликовать своеобразное заявление о моральной ответственности за соучастие в распространении лжесвидетельств.
Судя по акцентам публикации уже на 1-й странице, замысел авантюры «Столичных новостей» — настроить украинцев против «предателя Солженицына». Как было сказано выше, он сам настроил. Но он никогда не был человеком, способным предавать украинцев и вообще кого бы то ни было карателям! Вот как он пишет: «Мне больно писать об этом: украинское и русское во мне соединено и в крови, и в сердце, и в помыслах. Однако большой опыт дружеского общения с украинцами в лагерях открыл мне, как у них наболело. Не избежать нашему поколению расплачиваться за ошибки старших».
Говорят, нынче Солженицын в новой книге «200 лет вместе» (о евреях в России — тема весьма деликатная!) раскапывает материалы, в частности, об украинском голодоморе как спланированном геноциде.
Если это так, то у него будет вездесущий враг — путинская власть, устроившая к 70-летию трагедии Год России в Украине и замалчивающаяся причастность к голодомору Кремля; а также РПЦ, по политическим причинам не поминающая семь миллионов убиенных голодом православных христиан-украинцев. Враги будут…
Однако если бы Александр Исаевич по слабости действительно осерчал на украинский народ, все равно защищать его имя от лжесвидетельств — дело чести.
P.S. Дополнительные аргументы, касающиеся упомянутых фактов, а также нравственной позиции Солженицына можно найти в разделе «Стук-стук-стук» «Архипелага ГУЛАГ», ч. III.