СЕРДЦА ДВУХ «ДЕЛО РОЗЕНБЕРГОВ». POST SKRIPTUM

Они любили друг друга. Жили счастливо, но недолго. И умерли в один день. 19 июня 1953 года. Он в 20 часов 6 минут. Она в 20 часов 16 минут. И похоронили их рядом. На большом еврейском кладбище Вэлвуд в Лонг-Айленде, неподалеку от Нью-Йорка.

Их совместная могила мало отличима от других. Смерть всех ровнит. В изголовье невысокая цементная стелла. На ней в обрамлении черной рамки черным же написано лишь одно слово: «РОЗЕНБЕРГ». Под ней ухоженный низкорослый самшитовый кустарник. В ногах две небольшие плиты. На левой — «Этель. Родилась 25 сентября 1915 года. Умерла 19 июня 1953 года». На правой — «Юлиус. Родился 12 мая 1918 года. Умер 19 июня 1953 года».

Юлиус и Этель Розенберги...

Незадолго до казни Юлиус писал своей Этель: «Ничто не сможет отнять нас друг у друга — даже разлука и угроза смерти. Врагам не сломать нас...» В другом письме: «Что можно написать любимой, когда через 18 дней, в четырнадцатую годовщину свадьбы, нас ожидает смерть... Перед лицом приближающегося самого страшного часа наших испытаний мы должны собрать все силы, чтобы сохранить спокойствие и здравый смысл».

В последнем письме своему другу и защитнику Эммануилу Блоку Юлиус писал: «Наши дети — наше счастье, наша гордость и наше самое большое достояние. Люби их всем сердцем и защити их, чтобы они выросли нормальными здоровыми людьми». Этель просила Блока передать детям её медальон с десятью библейскими заповедями, цепочку и обручальное кольцо, как символ её бессмертной любви к Юлиусу и к ним, детям, Майклу и Роберту. В письме детям писала: «Всегда помните, что мы невиновны и не можем пойти против своей совести».

За две недели до казни, когда окончательно решалась их участь, Юлиус и Этель сделали совместное заявление: «Мы раз и навсегда заявляем, что даже под угрозой смерти нас не заставят пойти на лжесвидетельство. Истина, совесть и человеческое достоинство не продаются».

В день казни им дали возможность в последний раз побыть вместе в камере тюрьмы Синг-Синг. На видном месте был установлен телефон прямой связи с министерством юстиции. Стоило только снять трубку и покаяться — сказать, что они были советскими агентами, — и помилование последовало бы незамедлительно. Но даже любовь к детям не заставила их воспользоваться этим последним шансом.

За несколько минут до казни Этель написала: «Я оставляю свое сердце всем, кому дорога. Я не одинока и умираю с честью и достоинством, знаю, что мы с мужем будем оправданы историей. Позаботьтесь, чтобы наши имена всегда были светлы и незапятнанны ложью».

На следующий день газета «Нью-Йорк таймс» писала, что Юлиус и Этель Розенберги приняли смерть с поразительным самообладанием и хладнокровием. С достоинством. Не проронив ни слова. Не издав ни звука...

Они были первыми

Войн без жертв не бывает. «Холодная война» — не исключение. А на войне, как на войне. Так уж распорядилась судьба, что на долю Юлиуса и Этель Розенбергов выпал жребий открыть бесславный мартиролог сорокалетней войны. Но и это еще не все. Во второй раз в XX столетии американское правосудие покрыло себя несмываемым позором, вынеся смертный приговор по сфальсифицированному делу.

Первый раз в 1927 году. Тогда казнили двух невиновных итальянских эмигрантов Николо Сако и Бартоломео Ванцетти, единственная вина которых была в их принадлежности к анархистам. И во второй раз — в 1953 году. Жертвами подмены правосудия политикой стали Юлиус и Этель Розенберги, чья вина вообще не была доказана.

И вновь, как и в первый раз, мир взорвался негодованием. Более 20 тысяч писем со всех концов света обрушились на Белый дом. С просьбой о помиловании туда обращались миллионы людей. Среди них были не только лауреаты Нобелевской премии крупнейшие ученые-атомщики Альберт Эйнштейн, Гарольд Юри и Джордж Кистяковски, но и папа римский Пий ХII и десять кардиналов. Тщетно.

То, что дело об атомном шпионаже было очевидной фикцией, ни у кого в мире не вызывало сомнений. Потом генерал П.Судоплатов, работавший в те годы начальником отдела «С» МГБ СССР, курировавший проблемы советского атомного шпионажа и знавший все даже малейшие источники информации, категорически отверг причастность Розенбергов к мало-мальски заслуживающей внимания категории его агентуры. Резидент советской разведки в Нью-Йорке, руководивший работой Юлиуса, полковник А.Феклисов утверждал то же самое. Что касается Этель, то она «никакого отношения никогда к разведывательной деятельности не имела». На неё не было заведено даже личного дела, не был не только присвоен псевдоним, но и справка не составлялась, как на неофициального невольного информатора. Относительно самого Юлиуса — Либерала, то он занимался совершенно иной проблематикой. И, кстати заметить, совершенно бескорыстно, не получив за все время от советской разведки ни цента.

Фемида — эллинская богиня правосудия — издавна изображалась с завязанными глазами. В знак полнейшей беспристрастности. В одной руке весы — символ взвешенности аргументов «за» и «против». В другой — меч. Символ неотвратимости карающей десницы. Увы. На сей раз американскую Фемиду просто ослепили. Из атрибутов правосудия оставили только меч.

Не потому ли в вердикте присяжных, признавших Юлиуса и Этель виновными единогласно, отсутствует самая малость: формула обвинения. Нет даже намека на формулировку судьи И.Кауфмана, что «обвиняемые украли секреты атомной бомбы США». Иными словами, отсутствует констатация факта шпионажа. И это при том, что применялся Закон о шпионаже 1917 года. И такая формулировка обязательна. Кстати заметить, в том законе оговаривался максимальный срок заключения в мирное время за шпионаж — не более 20 лет. Смертная же казнь или 30-летнее тюремное заключение допускалось только в военное время. В военное время! Но ведь тогда, как известно, США не находились ни с кем в состоянии войны.

Так что же тогда произошло в мирное время? Как писал впоследствии академик Андрей Сахаров: «Смертный приговор Юлиусу Розенбергу — это реванш, месть контрразведки США за дело Клауса Фукса, который передал СССР важнейшие атомные секреты и был разоблачен уже после отъезда из США».

Но и это еще далеко не все. Как писал по этому поводу известный американский юрист Р.Киной: «Суд над Розенбергами был краеугольным камнем плана, одним из основных авторов которого был Джо Маккарти, направленный на нагнетание в стране обстановки истерии». И все это было далеко не случайным. Правительству было необходимо выпустить пар негодования общественности, шокированной крайними неудачами США в корейской войне, унесшей более 50000 жизней молодых американцев. В войне, где напрямую произошло столкновение не только с корейскими и китайскими, но и советскими войсками.

Отнюдь не случайно, дабы погасить недовольство, молох политического мракобесия- маккартизма, свирепствовавший в то время в стране, одного за другим пожирал далеко не худших детей Америки. Розенберги были первыми.

Так что нет в том ничего случайного. Позорное судилище над Розенбергами шло под самым неослабным вниманием не только генерального прокурора страны Герберта Броунелла, но и самого президента Гарри Трумэна.

Инфаркт правосудия

Страсти в стране были накалены. Политики неистовствовали. Пресса билась в истерии. Обществу внушалось будто выживание Америки требует чрезвычайных мер. И когда 6 марта 1951 года в Нью-Йорке, на Фоли-сквер, в федеральном суде начались слушания по делу Розенбергов, о правосудии думали меньше всего. Только о его видимости. «К счастью, — как писал в своих мемуарах Аллен Даллес, — требование безупречных доказательств не представлялось, когда речь шла о секретных данных, связанных с законом об атомной энергии». Цель процесса была сформулирована политиками: убедить американский народ, что именно Юлиус и Этель не просто нанесли стране непоправимый урон, лишив её атомной монополии, но стали первопричиной всех её бед. Как настоящих, так и будущих.

Судебный процесс, рассчитанный не менее чем на полгода, — уложили в 14 дней! Задолго до его начала стараниями прессы было навязано мнение Белого дома, что виновность Розенбергов не должна вызывать ни у кого сомнения. Иными словами, априори был предрешен обвинительный приговор. Тем самым, пользуясь медицинской терминологией, провоцировался обширнейший инфаркт всей системы правосудия.

Суд планировался как политическое шоу, сделавшее его «историческим». В преддверии его открытия государственный обвинитель прокурор Ирвинг Сейпол провел рекламную пресс- конференцию. И сообщил американской и мировой прессе, что со стороны обвинения выступят сто с лишком свидетелей. Были названы Роберт Оппенгеймер, Гарольд Юри, Джордж Кистяковски и другие имена не менее знаменитых ученых. Как и приличествует в подобных исторических процессах, было обещано предъявить суду сотни вещественных доказательств.

Мир затаил дыхание в предвкушении сенсации века. Тем паче, что в своей первой речи уже на самом процессе тот же Сейпол клятвенно заверил, что докажет, дескать, именно Розенберги создали на территории Америки советскую агентурную сеть, позволившую СССР заполучить американские атомные секреты — главного гаранта выживания не только Соединенных Штатов, но и всего цивилизованного мира.

Гора родила мышь. В судебных заседаниях не принял участия ни один из анонсированных именитых ученых. Да и вообще ни о какой сотне свидетелей речи и быть не могло. Ограничились маловразумительной семеркой родственников и приятелей Розенбергов, подготовленных адвокатом Джоном Рогге под руководством ФБР. Им загодя выдали вопросы, которые прозвучат в судебном заседании. Заставляли заучивать ответы, которые готовили им специалисты из ФБР и Комиссии по атомной энергии. Так, к Дэвиду Гринглассу, основному свидетелю по «атомным секретам», была прикреплена группа специалистов из той комиссии. Ведь «главный забойщик» был полнейшим профаном не только в атомной энергетике, но и в простой физике. Гарри Голда, бывшего первопричиной провала Розенбергов, натаскивали в течение нескольких месяцев в ФБР. Максу Эленбергу гарантировали не только освобождение от судебной ответственности, но и предоставление впоследствии «соответствующе оплачиваемой должности». То же самое проделывали и с другими свидетелями. Ведь каждый из них в той или иной мере имел отношение к разведывательной деятельности Юлиуса. Но им всем было обещано применение судебного снисхождения. И те старались вовсю.

С самого начала ФБР намеревалась провести свою излюбленную «стринг-оперейшн». Т.е. с помощью засланного или перевербованного агента тщательно проследить за ходом разведывательной операции. Выявить всех её участников. Потом захлопнуть мышеловку. Однако в стремлении потрафить начальству многоопытный шеф ФБР Эдгар Гувер, следуя политическому давлению, установкам и указаниям Белого дома, поторопился. Проявил непозволительную для профессионала спешку. В качестве «главного вещественного доказательства» суду был представлен примитивнейший схематический рисунок, который Дэвид Грингласс передал в январе 1945 года Юлиусу Розенбергу. И именно этот рисунок якобы схематически иллюстрировал принцип устройства атомной бомбы.

Естественно, это требовало подтверждения квалифицированной и самой авторитетной экспертизы. Однако все не только именитые, но и просто сведущие в этих делах специалисты из «Манхэттенского проекта», дабы избежать позора, от участия в этом судебном трагифарсе отказались. Но на безрыбье и рак рыба. С трудом склонили двух рядовых сотрудников отдела взрывчатых веществ Уолтера Коски и Джона Дарри из Лос-Аламоса, где простым механиком работал Д.Грингласс, дать свои заключения. После многочасового изнурительного допроса, который вели прокурор И.Сейпол и судья И.Кауфман, их все же дожали. Вопросы формулировались таким образом, что в итоге в протоколе было записано: «Наброски Грингласса имели отношение к бомбе, создававшейся в Лос- Аламосе» и «в самой грубой форме изображен принцип, на котором она основывается». Вот и вся экспертиза...

Ученые, имевшие самое непосредственное отношение к созданию атомной бомбы, в своих заявлениях для прессы отреагировали иначе. Так, знаменитый Джордж Кистяковски, кстати, в мастерской которого работал Д.Грингласс, заявил: «Ценность для СССР сделанных Гринглассом набросков равна нулю». Его коллега по атомному проекту известный физик Виктор Вайнкопф назвал наброски Грингласса «ничего не стоящим детским рисунком». Еще один американский ученый Филипп Морисон, тоже работавший в Лос-Аламосе, заявил, что, «если полученная от Клауса Фукса информация носила законченный характер и имела количественные параметры, информация Грингласса была никчемной». Более того, эту схему он же назвал «грубой карикатурой». Подобные же оценки дали и другие не менее именитые ученые-атомщики США. Наконец «без количественных данных и другой необходимой технической документации, — констатировал тогда специальный журнал «Selentific American», — бомба Грингласса не представляет никакого секрета. Лишь наивные читатели газет могут подумать, будто бы секрет атомной бомбы легко изобразить в небольшом простом чертеже, который любой механик может украсть или реконструировать по памяти». Таким образом рисунок Грингласса, из-за которого разгорелся весь этот судебный сыр-бор, оказался сущей безделицей. Основа государственного обвинения рушилась на глазах изумленного мира. Но именно это меньше всего занимало американские власти. Ставка делалась, в первую очередь, на «наивных» читателей газет. На обывателя. На электорат, как ныне принято говорить.

Право было изначально подменено политикой. А значит, здесь все средства хороши. А раз так, то можно идти напролом, пускаться во все тяжкие во имя достижения поставленной цели. Судья И.Кауфман и обвинитель И.Сейпол ревностно отрабатывают социальный заказ. Вердикт о виновности должны были вынести присяжные. Значит, надо взывать к их эмоциям. Это главное.

Полет фантазии в гневных обличениях Ирвига Сейпола был поистине неукротим. Свой главный тезис обвинения он свел к тому, что именно из-за Розенбергов, передавших секреты атомного оружия Советскому Союзу, началась война в Корее. А посему они повинны не только в гибели более 50 тысяч американских парней, но и в том, что «поставили под угрозу свободу и жизнь целого поколения». Но и этого ему показалось недостаточно. Необходим был совершенно сокрушительный аргумент. И он был найден. Его истерическая ложь навзрыд должна была довести присяжных до исступления в ненависти к предателям. Так вот, оказывается, Юлиус со своими сообщниками украли у США «самые важные научные секреты, когда-либо известные человечеству». А дабы никто не сомневался в этом, для вящей убедительности сотворил миф о похищенной Розенбергами информаци о доселе неизвестной человечеству «небесной платформе» и фантасмагорическом использовании атомной энергии для самолетов. Зал охнул. Но никто не засмеялся. А вдруг... Чем черт не шутит. Все- таки государственный обвинитель вещал...

Судья И.Кауфман старался не ударить в грязь лицом по сравнению с прокурором. Его изобретательность тоже не знала границ. Естественно, он обвинил их в развязывании войны в Корее и гибели десятков тысяч американских парней. Но этого было мало. Он знал, чем можно поразить сердце «человека с улицы», рядового обывателя-налогоплательщика. А ведь именно из таких людей формируется состав присяжных. Так вот, взывая не к разуму, а к карману этих людей, он обвинил Розенбергов в том, что многие миллиарды долларов, полученные от американских налогоплательщиков, были из-за этих отщепенцев потрачены не на социальные нужды, а на строительство бомбоубежищ и создание системы противовоздушной обороны. И все для того, чтобы подготовить страну к атомным бомбардировкам советских самолетов. Но и это еще не все. С трагическим пафосом он изрек, что именно Юлиус и Этель изменили ход мировой истории в ущерб США. Ни больше, ни меньше!

Америка оказалась в плену сотворенного ею же мифа. Миф манит, упрощает понимание жизненных реалий. Но исключает истину. Злую шутку сыграла и извечная американская амбициозная гигантомания. Если уж пойман шпион, то непременно супершпион. Обязательно атомный. Ведь это было тогда у всех на слуху, это было главным. Самоослепление мифом сослужило Соединенным Штатам плохую службу. История все расставила по местам.

Руководитель научно-технического направления советской резидентуры в Нью-Йорке во время войны Л.Квасников в интервью американскому телевидению в 1990 году со всей категоричностью заявил, что Розенберг и его группа никакого отношения к серьезным материалам по атомной проблематике не имели. Но преуспела в помощи Советскому Союзу информацией по авиации, радиотехнике, электронике и химии. И в этом они, пользуясь американской терминологией, были действительно безусловными супершпионами.

Атомный капкан

Странное дело. В американских полицейских боевиках, как правило, стоит появиться агентам ФБР или военной контрразведки Джи-2 — просто оторопь берет. Диву даешься — обалдуи обалдуями. Законченные недоумки и неумехи. К тому же с непомерными амбициями. Если прихлопнуть кого- либо, взорвать что-либо — это пожалуйста. Никаких проблем. Но едва дело дойдет до филигранной работы, где нужно проявить изощренную изобретательность, где даже малейшая поспешность нетерпима, а требуется хладнокровная выдержка, наконец, где надо проявить глубину мысли и интеллекта, — все идет наперекосяк.

Откровенно говоря, не верю в это. Здесь что-то не так. Но все же, чем объяснить этот кинематографический феномен? Быть может, не самыми лучшими воспоминаниями голливудской элиты о бесчинствах ФБР на «фабрике грез» в бесславные 50-е годы — годы разгула маккартистского мракобесия. А, быть может, извечным соперничеством между американскими правоохранителями, хоть пути полиции и ФБР не так уж часто пересекаются. Не исключено, что это отражение нелюбви «копов» к привилегированной «белой кости», чурающейся черновой работы. А может быть, нечто иное, ведомое только американцам, но непонятное нам. Неоднократно я задавал этот вопрос в Голливуде, различных кинокомпаниях, журналистам, пишущим о кино, но вразумительного ответа так ни разу и не получил.

И тем не менее американские кинематографисты, если судить о ФБР в разработке группы Юлиуса Розенберга, не далеки от истины. Непозволительная поспешность и несомненное верхоглядство ведомства Эдгара Гувера в том деле были более чем очевидны. Пусть в стране политическая ситуация была накалена донельзя. Пусть американским властям позарез был необходим ошеломляющий сенсационный процесс над «советскими шпионами», дабы явить миру тем самым, что «холодная война» не их прихоть, но спровоцирована кремлевским коварством.

Погоня за сенсациями в «тайных операциях» до добра не доводит. Даже из самых благих побуждений. На то они и «тайные операции». Стремление же поспособствовать властям в проведении «процесса века» загнало американскую контрразведку в безвылазный капкан непрофессионализма. Ими был напрочь отринут основной постулат любой подобной операции; арест одного, даже самого главного вражеского агента предполагаемой разведывательной группы погоды еще не делает. Необходимо выявление всех его связей. Надежда же на то, что он сам добровольно или под давлением «расколется», более чем призрачна и наивна. Для этого требовалось не только неусыпное наружное наблюдение, но и агентурная разработка. Именно это, не исключено, позволило бы установить все связи Розенберга. И с членами его группы. И, что не менее важно, с советскими нелегалами или резидентами-дипломатами. Зациклившись на «атомном шпионаже», ни ФБР, ни Джи-2 ничего подобного не сделали. Даже их излюбленная «стинг-оперейшн» с засылкой агента или опорой на коллаборациониста не сработала.

Поспешный арест Юлиуса Розенберга, едва ФБР вышло через Гарри Голда на Дэвида Грингласса с его признаниями в шпионаже и сотрудничестве с Розенбергом, продемонстрировал уму непостижимый непрофессионализм американских контрразведчиков. Служебное рвение сыграло с ними злую шутку. Они не только не выявили всех действующих лиц шпионской группы. Но упустили даже возможность выйти на советского нелегала Р.Абеля, внедренного в США еще в 1948 году. Ведь при его аресте в 1957 году у него была найдена фотография с кодовым именем Элен Собелл, жены Мортона Собелла, проходившего по «делу Розенбергов» и осужденного вместе с ними, но на 30 лет тюремного заключения.

А ведь о стратегической значимости группы Розенберга для советской разведки свидетельствует уже то, что о ее деятельности было осведомлено высшее кремлевское руководство. Как писал потом Н.С.Хрущев, ему как-то довелось быть невольным свидетелем разговора И.В.Сталина с В.М.Молотовым, в котором шла речь о разведывательной деятельности Юлиуса Розенберга. И это при том, что его группа практически не имела никакого отношения к атомному шпионажу. Значимость была в другом.

И в самом деле, даже самый поверхностный перечень только тем секретной информации, в которой группа весьма преуспела, без излишней детализации не может не поражать любого непред- убежденного человека. Только по электронике было переслано в Москву более 20000 страниц секретной документации. И какой документации! По новейшим видам радаров, санаров, прицельным системам, зенитному радиовзрывателю, компьютерам, по технологиям производства и образцы клитронов, магнитонов и других электровакуумных приборов. Но ведь и это еще далеко не все. Советской резидентуре было передано более 10000 страниц важнейшей секретной документации по военной авиационной и ракетной технике. Куда уж дальше, коль скоро был передан полный комплект материалов по первому американскому реактивному истребителю фирмы «Локхид» — «Падающая звезда» (П-80) и секретные материалы по американским бомбардировщикам.

Информации было так много и она носила столь исчерпывающий характер, что это сделало возможным создание советских самолетов подобного класса и различных видов боевой техники и вооружений именно на их основе. Более того, стало основой для развития такой отрасли радио- промышленности, как радиолокационная.

Юлиус Розенберг оказался не просто превосходным координатором и вербовщиком, привлекая в свою группу талантливых друзей-единомышленников, работавших в самых секретных подразделениях знаменитых фирм РСА, Вестерн Электрик, Белл, Дженерал Электрик, даже в самом НАСА, выполнявших заказы Пентагона. Но и сам проявил себя блистательным разведчиком- оперативником. С несомненным риском он не только раздобыл всю техническую документацию, но и вынес с фирмы «Эмерсон», где он работал, экземпляр секретнейшего зенитного радиовзрывателя, на разработку которого американские власти затратили 1 млрд. долларов в ценах того времени. Остается только добавить, что впоследствии с помощью именно такой системы под Свердловском 1 мая 1961 года был сбит американский самолет У-2, управляемый Френсисом Пауэрсом.

Суетливая поспешность Джи-2 в проведении «процесса века» в конечном итоге дорого обошлась Соединенным Штатам. Не только потому, что они не смогли оценить истинный масштаб ущерба, нанесенного группой Розенберга обороноспособности страны, но и прошляпили двух весьма ценных ее членов. Блистательные ученые-электронщики Джоэл Барр и Альфред Саррант бежали в СССР, где они долгие годы занимались созданием современных радаров, ЭВМ, компьютеров, микроэлектроники. И, увы, отнюдь далеко не в мирных целях. О значимости их работ для оборонного комплекса страны можно судить хотя бы уже потому, что А.Саррант, возглавлявший лабораторию, где работало около 2000 сотрудников, был удостоен Государственной премии СССР.

То, что американские спецслужбы опростоволосились с «делом Розенберга», уже давно не вызывает ни у кого сомнения. Но вот что не менее любопытно: служба внешней разведки России отказалась комментировать причастность Д.Барра и А.Сарранта к действовавшей в США советской агентуре. К чему бы это?..

Нет человека — нет проблемы

Группа Юлиуса Розенберга была провалена по вине руководства советской внешней разведки. Казалось бы, именно поэтому советское руководство должно было приложить максимум усилий, чтобы помочь им, спасти их. Увы...

Была ли у Кремля хоть малейшая возможность если не спасти, то, по крайней мере, облегчить участь Юлиуса и Этель Розенбергов, как минимум, сохранить им жизнь? Думаю, несомненно была. Но для этого пришлось бы отказаться от проведения в стране шумной антиамериканской пропагандистской кампании. Поискать иные пути. И уж ни в коем случае не открещиваться от них, от своих агентов. Не пытаться быть над судебной схваткой и с холодным безразличием ожидать исхода дела. Уповая лишь на счастливую случайность, которая пришла на помощь атомному советскому агенту Клаусу Фуксу, получившему в Англии 14 лет тюремного заключения.

В первую очередь, очевидно, следовало бы подобрать из авторитетных советских и иностранных юристов группу содействия, которая оказывала бы помощь защитнику Розенбергов Эммануилу Блоку, не имевшему опыта ведения подобных дел. Тем паче, что уже существовала Международная ассоциация юристов-демократов, подконтрольная и финансируемая советскими спецслужбами.

Но еще до этого следовало бы открыто признать сотрудничество Юлиуса Розенберга с советской внешней разведкой. И не просто признать, а категорически опровергнуть его отношение к секретам американского атомного оружия. И, дабы не быть голословными, во имя убедительности, естественно, без ущерба для собственной безопасности, хоть слегка приоткрыть плотную завесу секретности над переданными его группой материалами. При этом — и это самое главное! — сделать основной акцент на том, что все присланные ими секретные американские разработки использовались Советским Союзом исключительно в борьбе против фашистской Германии.

И, наконец, последнее. Пожалуй, самое решающее. Все пропагандистские усилия направить на то, чтобы представить мировому общественному мнению Розенбергов не как «похитителей атомных секретов», а как американских антифашистов, помогавших Советскому Союзу в борьбе и победе над гитлеровской Германией.

Несомненно все это в корне изменило бы ход судебного процесса, направив его по другому руслу. Более того, реакция мирового общественного мнения перевела бы массовое движение в мире в их защиту из стихийно-гуманистического в организованное антифашистское.

И что самое примечательное, советское руководство при этом ни на йоту не погрешило бы против истины. Ведь именно антифашизм и был главным предопределяющим фактором согласия Юлиуса Розенберга на сотрудничество с советской разведкой. Именно на этой мотивации сыграл советский резидент в Нью-Йорке С.Семенов, склоняя того к сотрудничеству. Семенов, — кстати заметить, сам еврей по национальности, — отлично сознавал, что Юлиус и его друзья, выходцы из семей еврейских эмигрантов, приехавших в Америку из России, интеллектуалы левых убеждений еще со студенческой скамьи, политически весьма активны и не смогут остаться безучастными не только к тем жертвам, которые несет их прародина в борьбе с фашизмом, но и к нацистскому геноциду евреев в Европе. Ведь у каждого из них несомненно могли быть родственники в России. И их судьба, конечно же, не могла быть им безразличной.

Группа Розенберга отнюдь не считала себя примитивными агентами, добытчиками секретной информации. Нет. Даже в шутку называла себя своеобразными партизанами. Люди самых высоких жизненных принципов, они были убеждены, что являются самыми активными борцами с фашизмом. А потому с самого же начала отказались от любых форм вознаграждений. Не потому ли в истории советской внешней разведки не было более альтруистской агентурной группы. На них советская разведка напрямую не потратила ни цента.

Так что, представив мировому общественному мнению Юлиуса и Этель Розенбергов и проходившего с ними по делу Мортона Собелла активными антифашистами, Москва, учитывая послевоенные настроения в мире, несомненно не только повлияла бы на ход самого судебного процесса, но во многом облегчила бы их судьбы. Тем более, что времени для этого было предостаточно. Ведь со дня вынесения приговора и до приведения его в исполнение прошло более двух лет. Их дело переходило из одной судебной инстанции в другую. И на любом этапе Москва могла оказать решающее влияние на судебные решения. Тем более, что все это время не стихала стихийная борьба за жизнь Розенбергов?

В связи с этим возникает еще одна проблема. Могла ли Москва организовать по-настоящему действенное и мощное движение протеста по всему миру во имя сохранения жизней Юлиуса и Этель Розенбергов.

В те послевоенные годы, что бы сегодня ни говорили, на стороне Советского Союза были несомненные симпатии миллионов и миллионов, переживших кошмары войны с фашизмом, оставшихся в живых благодаря победе над ним. Но и это еще не все. Сразу же после окончания войны, используя благоприятную политическую конъюнктуру, Кремль не только стал интенсивно укреплять коммунистическое движение в мире, но и энергично плодить множество всевозможных международных организаций, охватывающих все спектры общественно-политической жизни мира, называя их «демократическими». Надеясь именно с их помощью не только усилить свое влияние в мире, но диктовать ему свою волю, а при благоприятных стечениях обстоятельств реализовать свою экспансионистскую идею о мировом господстве. Денег для этого не жалели. По данным федеральной разведывательной службы ФРГ, о чем писал в своих мемуарах ее основатель и многолетний руководитель Рейнхард Гелен, «опору Москвы в рамках глобальной коммунистической активности составляют международные организации», которые «вместе со своими филиалами и периферийными структурами охватывают сотни миллионов людей». Таких мощных всепроникающих структур, кроме пресловутого Коминформа, аналога ранее распущенного Коминтерна, было создано одиннадцать. От многомиллионных Всемирного объединения профсоюзов с членством 56 стран, Всемирного союза демократической молодежи со 180 региональными подразделениями, Международной демократической организации женщин с членством в 90 странах и Всемирного совета мира с филиалами в 100 странах до сравнительно небольших, насчитывающих сотни тысяч: Международной организации журналистов в 100 странах и Международной организации ученых в 51 стране. Кремлевские щупальца простерлись по всему миру.

Теперь представим себе на мгновение, что вся эта многомиллионная армада с сопутствующими ей истинными демократическими и религиозными организациями, — а таких, как известно, было предостаточно, — развернула бы сынициированное Москвой по-настоящему массовое и целе- устремленно организованное движение в защиту Юлиуса и Этель Розенбергов — антифашистов. Приговоренных к смерти за то, что они не совершали. Ни президент Г.Трумэн, ни сменивший его президент Д.Эйзенхауэр не выдержали бы такого давления. Дрогнули бы. Несомненно помиловали бы.

Но Москве, как это ни покажется странным на первый взгляд, была выгодна смерть Юлиуса и Этель Розенбергов. Это давало ей возможность раскручивать антиамериканизм в мире. Что же касается двух человеческих жизней, то для сталинского руководства такая мелочь значения не имела. Ведь для самого Сталина путеводным принципом во все времена было выработанное им жизненное кредо: нет человека — нет проблемы. И по такому принципу было построено отношение Советского Союза и к «делу Розенбергов».

Нет человека — нет проблемы...