Помпадуры и помпадурши: иные времена — песни те же...

«Общественная вакханалия, которая называется выборами, или, иначе, школа аморальности [...] убедила всех в полнейшей несостоятельности принципа городского самоуправления. Сбор поручений, спаивание, причастие даром избирателей, клевета практикуются самыми низкими хищническими элементами — прохиндеями, которые берут верх». Не спешите переворачивать страницу. Вы не ошиблись — это было написано в газете «Киевское слово» в 1887 году, однако актуальности не потеряло и ныне. А вот цитата из газеты «КиевлянинЪ» за 1906 год: «Можно отрицать многие черты наших политических недорослей, но одного таланта у них не отнять: таланта устраивать политические скандалы». Сказано более ста лет назад, но как метко, по-современному.

В общем, если некоторые наши власть имущие считают, что их маргинальное публичное поведение является эксклюзивным изобретением, то они ошибаются. Нет, даже представить трудно, чтобы царский министр внутренних дел, скажем генерал-адъютант Александр Тимашев, двинул с ноги по «причинному месту» киевскому городскому голове Павлу Демидову, князю Сан-Донато, или какой-нибудь директор полицейского департамента или, страшно подумать, его заместитель показал председателю Государственной думы (эта должность в империи появилась в 1906 году) неприличный жест. Такого не было и не могло быть — воспитание, а главное — происхождение не позволяли (даже если очень хотелось). Впрочем, чиновники низших рангов все-таки порой давали волю рукам. Но кроме стыда и судебной волокиты никаких дивидендов эти поступки им не приносили.

«Одесский листок» пересказал уголовную историю, рассматривавшуюся 15 января 1886 года в Кишиневском окружном суде по обвинению запасного отпускного, рядового Константина Беркова, 36 лет, в том, что он в ночь на 27 апреля 1885 года в Кишиневе «без обдуманного заранее намерения, а в запальчивости, однако же и не случайно, нанес запасному отпускному рядовому Ефрему Харченко увечия, при чем зубами откусил часть левого уха Харченко, чем причинил неизгладимое на лицо обезображение» (все-таки гуманно — на лице, а не где-то в другом месте). Обвинительный акт уголовного дела свидетельствовал, что ночью в Кишиневскую земскую больницу привезли городового пятого участка Кишинева Охрима Харченко с многочисленными повреждениями, которые, впрочем, как видно из «скорбного письма» больницы, угрозы жизни пострадавшего не представляли. Харченко объяснил, что сослуживец городовой Берков пригласил его в гости. Они выпили несколько бутылок вина и, конечно, захмелели. Вдруг Берков набросился на товарища с кулаками, впился зубами в его ухо и откусил. Харченко считает, что причиной этого досадного случая была ревность Беркова, подозревавшего его в любовных отношениях со своей женой, которые, впрочем, Харченко отрицал. Врач-эксперт Сефер сделал вывод, что «потеря раковидного вещества уха причисляется к неизгладимому обезображению, но слуху и здоровью не вредит». А если бы откусил что-то другое? Не знаю, не знаю. Впрочем, присяжные, после пятиминутного совещания, подсудимого оправдали.

В 1885 году в Киеве приключилось со служилым другое происшествие. Хотя один из «героев» инцидента и не был чиновником, нас заинтересовала эта история потому, что в деле в качестве доказательства фигурирует неприличный жест. На Андреевской улице у цейхгауза 131-го пехотного Тираспольского полка в карауле стоял солдат Петлицкий. Соседский двенадцатилетний мальчонка Добржанский, игравший неподалеку, начал заглядывать в окно цейхгауза. Караульный попытался его отогнать, на что подросток ответил оскорблениями, стал бросаться грязью и показал старшему «дяде»... кукиш (был бы повзрослее — изобразил бы, возможно, другой жест). Караульный пожаловался его матери, но мама, естественно, встала на защиту своего чада и к тому же обозвала Петлицкого «молокососом». Уличное происшествие дошло до окружного суда. Если бы оскорбление было нанесено лишь словами, то дело бы рассматривали без участия присяжных заседателей, но поскольку речь шла о кукише, что по тогдашним законам считалось символическим оскорблением действием, то подсудимые (мать и сын) предстали перед присяжными. Свидетель — фельдфебель Вошаткевич заявил: Добржанская и ее сын обзывали караульного, но чтобы мальчик показывал кукиш — не видел. Обвинитель в своей речи назвал действия подсудимых оскорблением должностного лица при исполнении служебных обязанностей. Защитник наоборот — считал действия мальчика детскими шалостями, а в том, что за него заступилась мать, не усматривал никакой вины. Присяжные подсудимых оправдали. Впрочем, даже в случае признания вины по закону мальчика должны были отдать на перевоспитание родителям, то есть его маме, которая тоже была подсудимой. А как известно, ворон ворону глаз не выклюет. Имею в виду не эту конкретную семью, а другую — чиновничью.

Наивно задавать вопрос: разворовывали при царе казну? Воровали, за что и поплатились дорогой ценой — государственным строем. Разворовывали и оружие, и медикаменты, и амуницию. Во время Крымской войны (1853—1856) случались неединичные случаи краж из российских полевых госпиталей медикаментов и перевязочных материалов, которые потом «неизвестным образом» оказывались во вражеском лагере. В 1884 году с чугуевского учебно-артиллерийского полигона пропала мортира. Отлитая из меди пушка весила пять пудов и 30 фунтов. Нетрудно догадаться, с какой целью ее украли.

Однако некоторые случаи казнокрадства доходили до суда. В начале 1884 года в Киевской судебной палате с участием присяжных заседателей рассматривалось дело по обвинению чиновника по особым поручениям при волынском губернаторе и секретаря губернского тюремного комитета Меленевского в должностном преступлении. Он подозревался: 1) в противоправном приобретении у эконома Житомирского тюремного замка Сагайдачного муки, хлеба, риса; 2) в неправильном расходовании денег, которые были выделены на приобретение канцелярских принадлежностей и печатных бланков для тюремного комитета; 3) в присвоении пяти рублей, предоставленных в присутствие для бытовых нужд православного духовенства; 4) в незаконном получении в Житомирском отделении государственного банка 436 рублей под видом необходимости передачи денег острожско-кременецкому съезду мировых посредников на обустройство почтовых помещений в русиловском приходе и в хранении этих денег больше чем полтора года. Суд продолжался несколько дней, вызывались свидетели, газеты тщательно освещали ход процесса. В заключительном слове защитник сказал: «...что касается 436 рублей (самое большое преступление Меленевского, за которое ему «светила» каторга. — В.О.), то деньги эти взяты Меленевским из банка в виду того, что он был уверен в существовании об этом постановления, и когда оказалось, что денег брать не следовало, — он их внес полностью. Вообще было бы странно, чтобы человек, имеющий большую семью и не имеющий места (т.к. по званию чиновника особых поручений он жалования не получал), мог совершать преступления вместо того, чтобы стараться зарекомендовать себя». После такой пылкой речи присяжные вынесли оправдательный вердикт по всем пунктам обвинения. Комментарии излишни, вновь сработал принцип «ворон ворону...».

Впрочем, в далеком ХІХ веке порядочных и благородных людей все-таки было большинство (да и сейчас, надеюсь, тоже). В 1870 году газета «КиевлянинЪ» сообщала: «4-го февраля в деревне Ожеговке Таращанского уезда повесился крестьянин Василий Оноприенко (75 лет). Причиною, побудившею покойника к самоубийству, был стыд, поразивший его вследствие того, что, пользовавшись в течении всей жизни репутацией честного и безукоризненного хозяина, в день смерти Оноприенко уличен был женою еврея Кренцеля, к которому он приходил за расчетом, в покушении украсть у нее курицу». Ничего не скажешь, благородный поступок. Не подумайте, что автор призывает всех мздоимцев и воров поступить так же или проводит какие-то параллели с рядом «загадочных» несчастных случаев и самоубийств, произошедших в последнее время в Украине с чиновничьим людом. Упаси Бог!

Листая пожелтелые страницы дореволюционных газет, едва не в каждом номере можно натолкнуться на странное ныне заглавие «самосуд». То ли люди не доверяли казенным судам, то ли еще жива была в памяти народа казацкая традиция вершить суд «гуртом» (Кошем), а может, уже «достали» людей преступники, однако случаи самосуда в те времена бывали довольно часто. В 1879 году в Александрийском уезде Херсонской губернии «крестьянин из с. Ружичево украл в соседней деревне корову, но был пойман. Его связали и, сильно избивши, молотком выбили все передние зубы. Присутствующие при этом крестьяне порешили, что такой способ клеймения воров очень удачен, а потому намерены употреблять его и на будущее время». Не помешал бы такой метод и в наши дни, ведь самые крупные современные воры являются вместе с тем и крупнейшими публичными лжецами. Возможно, шепелявые меньше бы лезли на трибуну.

Ныне в большую политику пришло немало женщин. Их также нелишне предостеречь на примере наших предков от желания «погреть руки» за счет народа. Вот какая драма разыгралась в 1884 году на базарной площади в Фастове. «Одна молодая крестьянка что-то уворовала у приехавших на ярмарку крестьян, но была тут же поймана с поличным. Крестьяне за такую дерзкую кражу порешили наказать ее своим судом, не доводя это дело до «суда». Они ее били прежде кнутом и руками, а потом кольями и чем попало. В заключение этой ужасной расправы крестьяне подняли юбки несчастной и, связав их на голове, повели ее по площади «для смеху». Так что, государственные озорники и казнокрады, имейте в виду: народное терпение может… лопнуть и перерасти в страшный гнев и кару.

И снова киевляне втянуты в перевыборы. Чего ради? Ответ находим в №20 «Киевлянина» за 1879 год: «Одностороннее направление выборов в думу проявляется в стремлении подготовить голоса для проведения тех или других кандидатов в должности городского головы и членов управы, причем мерилом для оценки лиц, избираемых в гласные (депутаты. — В.О.), служит способность их отречься от своего мнения и слепо подчиниться чужим указаниям при баллотировке кандидатов на городские должности. Такие выборы вносят в общество глубокую деморализацию». Без комментариев...