Осип Данко — один из крупнейших исследователей церковной истории Закарпатья. Родился в селе Тростник на Виноградовщине. Учился в Праге, Мюнхене и Нью-Йорке. Доктор юридических и магистр библиотечных наук. Работал в самых престижных вузах США — Колумбийском и Йельском университетах. В последнем почти сорок лет заведовал славянским отделом. Опубликовал множество исследований по истории Закарпатья.
Несмотря на преклонный возраст, ежегодно приезжает на родину, чтобы поработать в архивах. Готовит фундаментальный труд «Новоправославное движение на Закарпатье (1900—1944)», который будет щедро дополнен документами. Во время последнего визита в Ужгород и было взято это интервью. 12 августа Осипу Данко исполнилось 80 лет.
— Господин Осип, почему вы заинтересовались церковной историей?
— Это вышло случайно. Работая в архивах, я натолкнулся на материал, свидетельствующий, что во время оккупации Закарпатья в 1939—44 годах венгерская власть помогала православной церкви. Это противоречило всему написанному раньше. Ведь до того все верили, в том числе и я, что мадьярский режим резко преследовал православную церковь. Однако оказалось, что все значительно сложнее.
Ее действительно преследовали в 1939 году — на первом году оккупации. Тогда венгры фаворизировали греко-католическую церковь, надеясь, что она — промадьярская и вскоре начнет служить венгерскому государству. Но ситуация изменилась, когда они увидели, что их представление об униатах ошибочно. Ведь за двадцать чехословацких лет греко-католическая церковь претерпела заметные изменения.
Тогда венграм и пришло в голову, что не стоит отвергать православие. Нужно просто наполнить его такой же мадьярской идеологией, как и прочие церкви. Поэтому начали организацию автокефальной православной церкви в Венгрии.
Поскольку Сербская православная церковь, под чьей юрисдикцией пребывало большинство православных закарпатцев, была все же национальной, венгры решили получить автокефалию через пражского архиепископа Савватия. Именно при его посредничестве венгерское правительство надеялось получить от Царьграда (Константинополя) автокефалию православной церкви.
— Раньше об этом было неизвестно?
— Собственно, об этом до сих пор никто не говорит.
— Таким образом, в том, что этот факт появился на свет, ваша заслуга?
— Я не считаю этой заслугой. Для меня это загадка. Чем больше клубок разматывается, тем становится, с одной стороны, тяжелее, а с другой — интереснее.
— Вы согласны, что вопрос церкви — ключевой вопрос закарпатской истории?
— Да, во всяком случае в прошлом. Возьмем такой пример. В 1902—1903 годах на Закарпатье зародилось новоправославное движение. А уже в 1936 году здесь было 140 тысяч православных. Это большая часть населения. В сущности, это был бунт, общественное восстание на церковном фоне. Это было выступление в первую очередь против мадьяризации и социального гнета. У других народов подобный протест вылился бы в форме политических акций. И это было бы логично. Но у закарпатцев подобного быть не могло.
— Почему?
— Потому что политическая культура наших земляков была столь низкой, что они не знали ни одного образца, ни одной схемы, которым можно было бы следовать. Единственным известным им общественным институтом оставалась церковь.
Большая часть греко-католических священников была мадьяризирована. Кроме того, у них сформировалось высокомерное отношение к закарпатским крестьянам. Они начали с надменностью, с презрением смотреть на своих верующих. Именно они оказывали давление и на простой народ, и на иерархию греко-католической церкви, чтобы побыстрее мадьяризироваться. Чтобы стать церковью скорее господской мадьярской, чем крестьянской русской (украинской).
Поэтому возникновение православия было своеобразным общественным бунтом. Хотя его таковым не трактуют.
— Имеется мнение, что в межвоенный период церковь была выразителем национальных симпатий. Греко-католическая поддерживала украинское направление, а православная — русофильское. Что на это скажете?
— Частично — это так, а частично — нет. В греко-католической церкви остались мадьярские элементы, и промадьярский патриотизм был заметен у значительной части священников. Они, к примеру, отказались присягать на лояльность Чехословакии.
Епископ Гебей, пришедший на место изгнанного епископа Паппа, проявил большую заинтересованность в подъеме национального русского сознания, которое мы понимаем как украинское. Он был очень активным и стремился, чтобы священники поворачивались лицом к народу. На Закарпатье пришли монахи-василиане, их отличал национальный дух. Контакты с Галицией, в частности с епископом Андреем Шептицким, стали более активными.
Греко-католическая церковь начала изменять свое лицо, становясь более народной. Народническое движение, существовавшее и при прежнем мадьярском режиме, теперь изо дня в день нарастало. И этого мадьяры, пришедшие в 1939 году, не заметили. Поэтому столь сильным было их разочарование.
Иная ситуация прослеживалась в православной церкви. Изначально церковь была закарпатской, но ее национальное лицо — российским. И не потому, что верующие были такими. Просто все священники на начальной стадии — это закарпатцы, прошедшие российскую церковную муштру в Галиции и в Украине. А в царской России, как известно, украинской православной церкви не было.
После революции на Закарпатье начали приходить российские священники-эмигранты, имевшие здесь большое влияние. Ведь их богословское образование было значительно выше, чем у местных священников, проходивших, как правило, лишь краткий курс при монастырях Киева или где-либо еще. А первые были уже кандидатами богословских наук.
Значительным было влияние и российских эмигрантов-мирян. В частности, таких, как братья Геровские, приехавшие на Закарпатье из Черновцов и проводивших здесь активную русофильскую политику. Кроме того, Сербская православная церковь была весьма пророссийской.
Саватиивская православная церковь, получившая автокефалию от Царьградского патриархата, была более толерантной, склонной к украинскому направлению. Но чехословацкая власть поддерживала Сербский патриархат. Белград был важен для Праги как часть малой Антанты. Поэтому чехи согласились поддержать сербскую юрисдикцию. Таким образом 18 православных священников-саватиивцев на Закарпатье перестали получать правительственное жалованье, выплачиваемое другим священнослужителям.
— Говорят, вероисповедание до войны свидетельствовало не только о национальном характере, но и о социальном. Мол, греко-католическая церковь была богаче, а православная — беднее...
— В общем, это так. Прежде всего у православных священников — и у саватиивцев, и сербского подчинения — материальное положение было хуже. И объяснение этого простое. Чехословацкий режим определял жалованье священнослужителям в зависимости от уровня образования. Если за вашими плечами была гимназия или учительская семинария, а затем еще и теологическое образование, то получали полную ставку. Православные попы, как правило, подобной подготовки не имели.
В общем можно утверждать, что православное движение базировалось на социально более бедных слоях. Ведь сначала это были исключительно крестьянские массы. Вплоть до 1921 года православные не имели ни одного священника, перешедшего к ним из греко-католицизма. Первым стал отец Михаил Мейгеш.
Но во времена Чехословакии студентами становились уже и выходцы из села, в том числе и православные. С получением образования их социальный статус повышался. Таким образом, в 1938—39 годах общественное положение православных и греко-католиков начало выравниваться.
— Как относились обе церкви к Карпатской Украине?
— После Венского арбитража 1938 года греко-католический епископ остался в Ужгороде, который отошел к Венгрии. То есть Закарпатье оказалось без владыки. Тогда Ватикан назначил епископом Дионисия Нярадия, украинца из Югославии. Своей обителью он сделал Хуст.
Это был человек украинских взглядов, и священники украинского направления получили сильную поддержку. С правительством Августина Волошина у епископа сложились очень хорошие отношения.
С православными ситуация была сложнее. Сербская юрисдикция в целом отнеслась к ним отрицательно. Были попытки доктора Николая Кушниренко и еще нескольких интеллигентов создать Украинскую православную церковь. Эта группа вместе с 12 священниками подписала перед выборами призыв к православным голосовать за украинскую власть. Подписание этой декларации стало успешным шагом организаторов Украинской православной церкви.
— Чем объяснить, что Московский патриархат, пришедший на Закарпатье позже всех, имеет здесь наибольшее количество приходов в Украине?
— Корни этого следует искать еще в досоветском периоде. На Закарпатье и у крестьян, и у части интеллигенции давно сформировалась вера в Россию как в сильный славянский центр. Мол, в беде она поможет. Это ошибочные надежды. Поскольку в 1948 году, когда Москва помогла Вене подавить мадьярское восстание, она могла продиктовать свои условия и по Закарпатью. Но не сделала этого.
Вот это народное русофильство стало основой. Сербская церковь ничего не делала, чтобы избавить закарпатцев от этой установки. Она тесно сотрудничала с Московским патриархатом и в 1945 году с готовностью отдала наш край под его юрисдикцию. Кстати, российская власть очень внимательно следила, чтобы это совершилось с соблюдением всех формальных признаков и имело совершенно легальный вид.
— Не сработали ли здесь, кроме исторических предпосылок, еще и ментальные особенности?
— Здесь больше причин. Главная из них — инерция самих закарпатцев. Во-вторых, недостаточно инициативная позиция Киевского патриархата. Только теперь он начал проявлять активность. Вполне вероятно, что со временем здесь будет столько общин независимой украинской православной церкви, что на Закарпатье назначат епископа.
— Когда в Украине решится вопрос с созданием поместной православной церкви?
— Кроме всего прочего, в Украине продолжается процесс украинизации верующих. Митрополит Сабодан их теряет. Теряет не революционно, а постепенно. Поведение московской церкви во время визита Папы Римского было крайне неразумным. Оно было вредным для самих ставленников Москвы, поскольку продемонстрировало их косность и высокомерие по отношению к другим конфессиям. Между тем патриарх Филарет обратился к Папе с речью, которая и по форме, и по смыслу была очень доброй.
— Какие выводы следует сделать из церковной истории Закарпатья?
— Что она очень сложная. Что необходимо избавиться от нетолерантности. Что между христианскими церквями должны быть, как минимум, братские, добрососедские отношения. Тогда и объединение церквей было бы более легким. Христиане не должны зарекаться, что это невозможно и в будущем. Я в это искренне верю.