НОЯБРЬ. РУГОВА

Победу партии Ибрагима Руговы на парламентских выборах в Косово я, откровенно говоря, воспринял как свою личную победу. Оказывается, даже после продолжавшегося годами насилия со стороны Белграда и месяцев запугивания со стороны собственных радикалов албанское население этого края осталось предано идее первых лет своей борьбы за человеческое достоинство — идее мирного сопротивления...

Я очень хорошо помню Приштину того времени — запыленный город, где каждый — албанец, серб или турок — готов был гостеприимно подсказать тебе дорогу к любому музею или кафе, даже если для этого приходилось пройтись с туристом несколько километров. Помню впечатление от нового, очень непохожего на все, что я видел, мира албанской цивилизации (со временем Албания будет мне казаться, скорее, слишком «советской», а не албанской, а вот мир албанских книг, музыки, общественного мнения — всего того, что предстает из книг лучшего албанского писателя наших дней Измаила Кадарэ — я увидел именно в Косово). Помню молодого тогда еще Ругову, совсем недавно исключенного из партии литературоведа, о котором запрещено было вспоминать в газетах всей единой и неделимой Югославии (за исключением разве что всегда оригинальной Словении). Люди в Приштине относились к Ругове с особым чувством. Служащий на почте, откуда я звонил по телефону Ругове, чтобы договориться о встрече, предложил мне услуги переводчика, услышав, что жена будущего лидера косоваров не очень хорошо понимает мой сербский... У парня просто вытянулось лицо, когда он понял, кому я звоню, — очевидно, с этой фамилией здесь у многих связаны определенные надежды... Однако Ругова казался не политическим трибуном, а мягким интеллектуалом, с которым не очень хотелось говорить о политике. Потом я видел уже другого Ругову — жесткого, слишком официального, переутомленного — президента подпольной республики, которому удалось уговорить соотечественников не хвататься за автоматы, а жить вне системы официального режима. Жить со своими школами, больницами, университетом, автоинспекцией, даже родильным домом! Махатме Ганди не пришло в голову поселить в подполье всю страну, а Ибрагиму Ругове это удалось. Конечно, у него всегда были оппоненты, призывавшие к террору и войне. Однако Ругова сохранил и молодое поколение албанцев, и честь нации, которую воспринимают в мире как нацию беженцев, но не как нацию террористов.

Воспоминание о первой встрече с Ибрагимом Руговой в начале 90-х, его слегка несмелой улыбке и «богемном» виде всплыло в моей памяти, когда во время изгнания албанцев Милошевичем Ругова появился в Белграде, стремясь остановить этнические чистки. У него не было времени просчитывать последствия своего поступка или наблюдать, как лидеры армии освобождения Косово, считающие, что чем больше беженцев, тем лучше, — поскольку скорее придет НАТО. По-видимому, просто албанцы для него имели большее значение, нежели идея Республики Косово. И, наверное, тогда именно потому заговорили о его фиаско, о конце карьеры...

Однако после установления относительной стабильности в крае Ругова выигрывает выборы за выборами. Бывшие борцы против Милошевича сейчас охотятся на его друзей и активистов его партии, запугивают население, но ничего не помогает. В Косово живут довольно простые люди. Их нетрудно обвести вокруг пальца, однако они безошибочно чувствуют, кто их любит, кто думает о них, а не о себе в политике... Конечно, я никого не идеализирую. Если бы мне нужно было написать политический портрет Ибрагима Руговы, я нашел бы не один десяток недостатков и великое множество ошибок. Однако сам факт существования в большой политике такого человека в то же время доказывает возможность наличия в большой политике категорий нравственности...