НЕВЫДУМАННЫЕ РАССКАЗЫ О ЛЮБВИ

— Переходим к следующему вопросу повестки дня, — предлагает отец и молчит.

Переходить к следующему вопросу Жене не хочется.

— Мне ситуация не нравится, — наконец выжимает из себя отец. — Ты достойна лучшего.

— Ну да, я ведь принцесса.

— Считаю сложившееся положение ненормальным. Почему твой молодой человек...

— Молодой? Ха-ха! — смеется Женя зло.

— Почему молодой человек вот уже шесть лет не придет в дом познакомиться с родителями, поговорить, объяснить свои намерения. Какие бы ни были обстоятельства, порядочные люди поступают так.

— Порядочные! Я передам ему приглашение, — мрачно отвечает Женя.

— Он не придет. Я вижу его стиль, и этот стиль мне не внушает доверия. Получается нехорошо. Вот что я считаю нужным тебе сказать. Это все.

— Нет, не все! — вмешивается мать. — Только когда она прекратит с ним встречаться, тогда будет все! Я этого требую. Не уверяйте меня, что это великая любовь. Романчик. Когда любят, так себя не ведут. Этот гражданин нашел себе удобную дуру!

— Выбирай выражения, — замечает отец.

— Я не могу выбирать выражения, — отвечает мать и плачет.

Смотреть на это невозможно, и Женя выбегает из комнаты. Вместо того чтобы понять, какой удар она им нанесла, какое разочарование они переживают, Женя сердится. У нее нет к ним сострадания. Да, она развелась с Севой потому, что не любила его. Мать и отец полюбили его, а Женя вот не смогла.

С Владимиром познакомилась случайно, кинулась в эту любовь, как в омут, была счастлива, светилась вся. Но Владимир из семьи уходить не стал:

— Вот будет Светке годик, тогда...

Светка его уже в школу пошла, а он не идет к Жене, не идет и все тут.

Сидела, обхватив голову руками. Перебирала в памяти последние слова Владимира и его случайные признания, веря в их неслучайность, стараясь верить...

Конечно, отец и мать ничего не могли понять в этой истории. Она представлялась им банальной интрижкой женатого человека и молодой девушки, которая на этот раз оказалась их родной дочерью.

— Надо уходить из дому, — сказала себе Женя вслух, — наступило такое время. Оно всегда наступает так или иначе. А тут эта поездка на курсы менеджеров... Очень все кстати, а я, дуреха, хотела отказаться.

...Гриша таял и изнывал, кляня себя за слабость. Пытался разумно рассуждать — о спасительном действии времени, но сердцем чувствовал, что благополучного выхода из положения, в котором оказался, не будет. Кира ушла к другому, и серый цвет навсегда окрасил его жизнь. Смириться с этим — все равно, что умереть.

Телефонный звонок вывел его из кошмарного полузабытья, и когда он услышал в трубке женский голос, ему почудилось, что это Кира. Сердце рухнуло в кишечник.

— Кира, ты?!

— Нет, это не она. Ну, узнал, бессовестный!

— Женечка! Ты в Киеве?

— Как видишь. И вдобавок сама тебе звоню, хотя должна бы на всю жизнь обидеться.

— Почему, Женька? — Гриша поддерживал разговор механически, его вовсе не заботило, почему Женя Стрельченко, генеральская дочка, могла обидеться.

— Значит, не из-за чего мне обижаться? Ну и отлично. Я рада. Как ты поживаешь, дорогой однокурсник? У тебя все в порядке? По голосу ты не больно-то весел.

Тут ему в голову пришла коварная мысль.

— Ты одна приехала?

— Одна. Представляешь, у меня командировка на три месяца. Новостей уйма...

— Приезжай ко мне, — сказал Гриша как можно спокойнее.

В трубке замешательство и молчание.

— Слышишь, Женечка, приезжай!

— Но ведь поздно. Кире не понравится.

— Ее нет. Приезжай.

Опять молчание, потом быстрый ответ, похожий на кивок.

— Хорошо, Гриша. Скажи, как проехать, я звоню с Крещатика.

Через полчаса она явилась — бледная, серьезная, красивая.

— Так что же у тебя случилось, дружок?

Не отвечая, он шагнул к ней, как утопающий хватается за спасательный круг, обхватил, впился в губы, в кожу, в плечи, присосался, как клещ. Она пахла холодом и мятой.

— Ты пьяный?

— Трезвый.

Глаза ее сузились в странной брезгливой гримасе, но он в них, слава Богу, не смотрел. Тискал и мял ее, как подушку. Наконец, она выскользнула из объятий и, чуть задыхаясь, сказала:

— Девушка с дороги и очень устала. Хоть бы чаем напоил, хозяин!

Позже он лежал с ней рядом, опустошенный до дна, уткнувшись головой в ее голое плечо. Постель, заправленная еще Кириными руками, была безобразно смята, подушки валялись на полу. Женя курила и смотрела в потолок.

— Почему она от тебя ушла, расскажи!

— А что ей со мной быть? Я бездарен, как валенок.

— Это не причина.

— Других вроде нет. Дай затянуться.

Она сунула ему в рот сигарету.

— Я еще тогда, на вашей свадьбе заметила, у вас что-то не совсем складно. Уж очень она у тебя своенравная дама.

— Давай лучше не будем о ней говорить.

— Мне показалось, тебе хочется о ней говорить.

— Уже не хочется.

Она отобрала у него сигарету.

— Спи, милый!

— Ты не жалеешь о том, что произошло?

Женя сладко изогнулась всем телом.

— Я первый раз изменила любимому человеку. Оказывается, это совсем нетрудно. Даже приятно. Теперь, наверное, пойду по рукам. Я хоть немножко тебе нравлюсь?

— Ты ослепительная женщина.

— Спасибо и на том.

Гриша приподнялся на локте и посмотрел на Женю. Если бы он мог, он бы ее задушил за то, что она с таким нехорошим смешком назвала Киру «своенравной дамой». Но вместо этого тихо спросил:

— Ты поживешь у меня?

Женя удивилась:

— Как это? В каком качестве?

— В качестве няни. А то мне и постирать некому.

— Гриша, а ведь ты жуткий хам! Неужели ты и с Кирой так разговаривал?

— Бывало, и поколачивал, если что не по мне.

Женя тихонько засмеялась, прижалась к нему, нежно провела пальцами по щекам.

— Спи, страдалец!

— Ладно. А ты рассказывай, что там у тебя с Севой, с работой?

— Как будто тебе это интересно...

Она все же начала рассказывать, увлеклась, но его сознание уже померкло. Впервые за многие дни он уснул без снотворного, глубоко и сытно.

Утром, проснувшись, услышал Женино щебетание. Она что-то напевала на кухне кисленьким голосом. Гриша поглядел в себя. Там было беззвучно и мертво, как в выжженном поселке. Боль где-то притаилась, но не ушла. Она даже не уменьшилась, а именно притаилась, как затихает нерв в воспаленном зубе. Но это временное отступление боли все же вселяло надежду.

Женя, затянутая в халатик, жарила картошку. Стол был накрыт к завтраку. Когда она наливала кофе, он обнял ее за талию.

— Гриша, а я ведь правда, если ты хочешь, могу у тебя остаться.

— Оставайся.

— Тебе будет легче со мной?

— С чего ты взяла, что мне тяжело? Просто я думаю: а почему бы нам с тобой не пожить, наконец, вместе? У нас же к этому еще в институте дело шло. Если я не путаю.

Она взялась прикуривать и никак не могла зажечь спичку. И только тут он вдруг осознал, какого труда ей, бедняжке, стоит казаться хладнокровной. Он затеял дикую забаву, тянет за собой в омут живого человека, почему-то безрассудно поддающегося на его уловки. Ему-то теперь, конечно, как с гуся вода, но ей-то каково? Какой ей резон ставить под удар собственное устоявшееся положение, собственную судьбу, которой, судя по всему, она вполне довольна. Не ради же того, чтобы спать с ним в Кириной постели и готовить ему по утрам завтрак.

— Женя, смотри сама. Я за свои слова и поступки, кажется, отвечать не могу. А уж ты трезвым умом прикинь, стоит ли нам затеваться. Я тебе за сегодняшнюю ночь страшно благодарен. Может, и достаточно? А то ведь твой муж Сева может узнать. Такие вещи обязательно рано или поздно узнают.

— Я теперь не могу уйти так просто, — сказала Женя.

— Почему?

— Хотя бы потому, что ты сейчас слепой и слабый. Тебя легко убить.

— Ошибаешься, — возразил он горячо. — Как раз теперь я по-настоящему окреп. У меня не осталось живого места, куда можно уколоть или ударить. Я все равно ничего не почувствую. Хочешь, скажу тебе правду? Мне все равно, останешься ты или нет. Я ведь тебя не люблю ни капли. Мне все люди безразличны, и Кира, которая меня бросила тоже. От нее только угар остался в душе. Это так. Мне никто не нужен. Лучше тебе уйти...

— Я останусь, — холодно сказала Женя. — Пока тебе не надоем, я останусь.

И они стали жить, как муж и жена. Утром она уходила на занятия, а он — на работу. Вечером ужинали — Женя оказалась мастерицей по части кухни. Смотрели телепередачи. Потом он брел в ванную, оттуда прямиком в постель. С нетерпением ждал, пока Женя приготовится ко сну, и жадно набрасывался на нее, свежую, безотказную, охочую до ласк. Разговаривали они мало, и больше о ерунде. Часто вспоминали студенческие годы, разные смешные случаи.

Ее постоянная ласковая покорность, готовность угождать, так не похожая на Кирину, потихоньку стали делать свое дело. Он привязывался к Жене все больше и больше. Единственное, что его смутно мучило, так это ощущение, что Женечка совсем не та, какой прикидывается. Она вела с ним какую-то сложную игру, а у него на руках ни одного козыря.

Он как-то сказал ей в святую минуту:

— Я смог бы тебя полюбить, Женечка! Смог бы! Боюсь, что это скоро наступит.

— Да ладно, спи, милый, не нужно серьезных разговоров. Нам хорошо и все тут, — засыпая, прошептала Женя, чмокнув его в щеку.

На исходе второго месяца совместной жизни Гриша сказал:

— Только ты мне нужна, все ясно.

Она промолчала. Ей с утра до вечера и с вечера до утра приходилось повторять, вдалбливать в себя: «Умный, красивый, надежный, любая другая была бы счастлива». Но тут обязательно возникал внутренний голос и подленько добавлял: «Другая, но не я».

Гриша строил планы, рассказывал, как они будут жить. Всегда будут прыгать на ходу в троллейбус, хранить верность друзьям, не покупать много тряпок и мебели, чтобы не омещаниться. Потом менялось насчет мебели, но прыгать на ходу — оставалось. Женя не спорила, ей было все равно.

Тот единственный, который был ей нужен, ею пренебрег, во всяком случае на письма не отвечал, а звонить на работу и слышать скрипучий голос секретарши Симы: «А кто спрашивает?», а потом ее решительное: «Уехал, будет после обеда», — Женя больше не могла. Но думала о Владимире постоянно. Понимала с ужасом, что ей уже не оторвать от себя Володю, что Гриша никогда его не заменит. Она все обманывала Гришу и обманывалась сама, а он ласково говорил ей, какие у нее честные глаза.

...И вот им осталось домолчать пятнадцать минут, чтобы ничего не испортить. Не будет у них ни телефонов, ни адресов, ни почтовых отделений с окошками «до востребования», ничего в будущем уже не будет. Еще десять минут.

На перроне останется незнакомый чужой человек, хотя она старается быть любезной и говорит всякие глупости, вроде: «Спасибо за все! Гора с горой не сходятся, а человек...»

Поезд трогается. Она стоит у окна и не понимает, куда эти три месяца деть, как их зачеркнуть и забыть. Но чем ближе к ночи, тем больше она удаляется от Гриши, его судьбы, его жарких объятий, его клятв и обещаний. И уже кажется, что все это было не с ней, а с какой-то другой Женечкой, которая сбежала от мужчины, вынуждена была сбежать — ведь поняла наконец-то, что он не любит.

Лишь только поезд подошел к станции, она выскочила и сразу же к телефону. Сдерживая сердцебиение, набрала номер:

— Можно Владимира Евсеевича? Это говорят из редакции газеты «Новости», — торопливо добавила она.

Сима недоверчиво помолчала и сказала сухо:

— Соединяю.

— Володя! Я вернулась! И очень соскучилась... Звоню с вокзала... Давай встретимся побыстрее.

— Я сейчас перейду к другому телефону, — ответил он отчужденно, и она поняла, что Володя пошел во внутреннюю комнату, которая часто была для них раем, куда они прятались от всех на час-другой.

— Ты уже приехала?

— Да-да!

— Ну и прекрасно. Я думал, что ты только «туда и обратно», а ты маленько задержалась.

— Володя! Меня ведь не было целых три месяца!

— Правда, а я и не заметил. — Он помолчал: — Давай встретимся!

— Когда? Сейчас? Сегодня?

— Нет, сегодня не могу. Занят. Лучше в пятницу, в шесть у меня на работе. Как всегда.

И в трубке послышались частые гудки.

Счастливая Женя села в трамвай, который медленно и долго вез ее к дому, и все представляла себе долгожданную встречу, радостно улыбаясь...

ПОСТСКРИПТУМ. Так все-таки почему Владимир, имеющий семью, ребенка, не собирается расставаться с женой и ищет (а в данном случае — имеет) любовную связь на стороне? «Увы, это загадка для науки», — скажут психологи. Они лишь констатируют факт: мужчина — существо полигамное (в отличие, кстати, от большинства животных).Мужчины легче, чем женщины, переносят двойственные ситуации в своей жизни. Возможно, это объясняется опять же природой мужчины. Ведь проблема «или-или» обычно перед мужчиной не стоит, он вполне довольствуется состоянием «и-и».

Что же касается Женечки, то она — любит. Любит и все.

У фантаста Рея Брэдбери есть большой рассказ, почти повесть «Пересадка сердца». Двое влюбленных уже много лет встречаются тайно. Для единственной ночи им приходится преодолевать на самолетах немалые расстояния. Вот и в этот раз все было как всегда. А потом вдруг возник разговор. Очень странный разговор.

— В тебе есть то, чего нет у моего мужа, а во мне — то, чего нет у твоей жены. Значит, нужно второе — пересаженное сердце! — Она сдавленно всхлипнула.

— Тут прямо сюжет для рассказа, — пытался шутить Он.

— Это рассказ про нас с тобой, мы потонули в нем и нет пути выбраться из этой трясины. Разве что...

— Разве что?

Она подошла к нему, опустилась на колени и заглянула в лицо.

— Мой муж и твоя жена сейчас в разных концах страны, один — в Нью-Йорке, другая — в Сан-Франциско. У нас в распоряжении целая ночь. Но... но что если, перед тем как уснуть, мы вместе загадаем желание, я — для тебя, ты — для меня?

— Желание, — усмехнулся Он.

— Давай пожелаем чтобы во сне каким-то чудом, по приказанию Божьему, мы вновь полюбили — ты — свою жену, а я — своего мужа...

Они еще долго обсуждали, как все это лучше сделать, как пересилить в себе любовь друг к другу и заставить вновь испытать прежнее чувство. Оба поверили в волшебство, оба жаждали его. Наконец, заснули. И чудо свершилось.

Утром Он, проснувшись, услышал, как Она радостно говорит по телефону:

— Боб! Я прилечу к тебе? Буду к вечеру, любимый. Что на меня нашло? Не знаю. Но скажи «да», и я прилечу на край света. Чудесно! До встречи!

Потом Она вошла в спальню и увидела, что Он уже не спит.

— Как прекрасно, что сбылось желание! Свершилось невозможное!

— Потому что мы оба поверили, — сказал Он. — Я очень сильно хотел, чтобы у тебя все получилось.

— А я — чтобы сбылось у тебя. Ну разве это не чудо, что мы оба смогли стать другими всего за одну ночь?! Как было ужасно, если бы изменился только один, а второй остался бы прежним!

— Ужасно, — согласился Он.

— Спасибо, что ты постарался для меня.

— Спасибо тебе, ведь если бы не твое старание, я бы не полюбил Энн вновь.

— Привет Энн.

— А ты передай привет Бобу.

И Она исчезла в дверях. А Он глянул в зеркало и увидел, как из глаз безудержно текут слезы.

— Ну, ты и врун, — сказал Он своему изображению. — Врун! — И зарыдал уже громко...

Таков сюжет, канва рассказа Брэдбери. Казалось бы, фантастике подвластно все — самые невероятные научные достижения, самые безудержные полеты человеческой фантазии. Да вот только заставить человека полюбить (или разлюбить) не в силах никто. Ни страстное желание, ни чудо, ни Бог.

А что же на сей деликатный счет говорит наука? Психологи разных стран, изучая счастливые и несчастные семейные пары, пришли (не сговариваясь) к следующему выводу: счастливыми чаще всего бывают супруги (девять из десяти!), которые по своему психологическому типу контрастируют друг к другу. Грубо говоря, общительные любят замкнутых, доверчивые — подозрительных, беспечные — комплексующих, романтики — реалистов, интраверты — экстравертов... Казалось бы, странно, но — научный факт, ничего не поделаешь.

И в любви, оказывается, не столь важно, чтобы влюбленные говорили о духовном, о своих возвышенных чувствах, тонких переживаниях, читали друг другу собственные стихи, или же разговаривали приблизительно так:

— Ты меня любишь?

— Люблю.

— Правда любишь?

— Правда люблю.

— Правда правда?..

Главное, любить по-настоящему.