МОЗАИКА ЖИЗНИ ПО А. БОГОМАЗОВУ, ИЛИ ПОСЛАНИЕ ВЕКА УШЕДШЕГО ВСЕМ ГРЯДУЩИМ ВЕКАМ

Прошлое особенно привлекательно для пожилых людей и детей: для одних — как милые душе воспоминания, для других — как захватывающая, но вполне реальная сказка.

...Мы с семилетней внучкой любим перебирать старые семейные фото. На одном в поле зрения попадает трамвай. И она удивляется: «Ведь это же улица Воровского? Там трамваи не ходят». — «Да. Сейчас. А когда-то...» Среди альбомов с репродукциями картин любимых художников выбираю тот, где изображена та же улица: «Ты посмотри, какой трамвай у Богомазова». — «Раньше были такие, с треугольной кабиной?» — «Нет, там просто спуск крутой и бешеная скорость. Трамвай, врезаясь в воздух, рассекает его, как, помнишь, лодка воду? И кажется, что кабина такая же узкая и острая, как нос лодки». Задумавшись, припоминает, сравнивает, а затем соглашается: «Точно».

«Нет пророка в своем отечестве»

А когда-то даже знатоки искусства не вполне понимали (потому и отвергали) ход мыслей художника-авангардиста. Было это в начале прошлого века, когда на Западе, во Франции и Италии, в искусстве только зарождалось авангардное движение под непривычным названием кубофутуризм: предметы окружающего мира изображались совсем по-новому, в виде геометрических фигур — куба, конуса и т.п. Непременно — в движении. К примеру, у того же Александра Богомазова кабина неудержимо мчащего трамвая — в виде треугольника; фигурка электромонтера — на столбе-трапеции, в пересечении линий-проводов; многочисленные портреты любимой — из ломаных линий, в одном варианте — со знаменитым черным квадратом (квадрат для футуристов идеальная геометрическая форма)...

Формализм, — презрительно заявляли авторитетные мэтры соцреализма и ничего не понимающие в искусстве, но облеченные властью чиновники. И надменно клеймили работы молодого неординарного киевского художника Александра Богомазова, как «искусство, чуждое народу», были инициаторами долголетнего запрета на показ его работ в Украине, не позволяли вывозить и выставлять их («на посмешище миру») за границей...

Тем не менее после каждой очередной экспозиции вынуждены были признавать достижения безусловно талантливого художника-новатора: еще накануне Первой мировой войны, после этапной для тогдашнего изоискусства выставки группы «Кольцо», киевская пресса отметила: «Новостью (на вернисаже. — Н.Р.)... стали, прежде всего, произведения Богомазова».

И даже в брежневские годы, все еще не самые лучшие для художников-авангардистов, масштаб творчества А. Богомазова вынуждал составителей шеститомной «Истории украинского искусства» и «Словаря художников Украины» сказать хотя бы по паре добрых слов о выдающемся кубофутуристе А.Богомазове. Ведь к тому времени мировая общественность безоговорочно признала именно в нем (гордитесь — нашем соотечественнике) величайшего мастера, который стоял у истоков тогдашнего Нового искусства, был одним из — троих! — основателей европейского кубофутуризма, и, окрестив его «украинским Пикассо», называла теоретические выкладки еще молодого мэтра пророческими.

А тогда, в начале ушедшего века, его, как и всех авангардистов, огульно обвиняли во всех смертных грехах. На картины, сейчас признаваемые гениальными, накладывали табу. Открыто издевались, унижали, фактически уничтожали.

Даже отец, вырастивший сына без матери, но давший ему хорошую — земную и хлебную — профессию агронома, искренне возмущался: «Картины твои «мазанина». Прекрати общаться с пустыми людьми. Ты не видишь, как глубоко пал». И, желая Саше только добра, отказывал ему в крове и дальнейшей материальной поддержке.

И только молоденькая девушка Ванда Монастырская, учившаяся с Александром Богомазовым в том же художественном училище и впоследствии ставшая его музой и женой (по определению мужа, посвятившего ей одну из своих самых значительных теоретических работ — трактат «Живопись и элементы», «чуткой спутницей по жизни»), поверила в любимого. «Как хочется мне сказать, — писала ему еще в 1916-м, — что ты не обычный смертный в искусстве, что произведения твои величавы и глубоко прекрасны, что в них страстная сила линий, движение всех молекул мира, что они загадочны, как бывает загадочной сила всего сущего на свете видимом и том, который видят мысли и душа».

«И как один умрем в борьбе за это»

Они встречались почти пять лет. Но, даже поженившись, вынуждены были подолгу жить в разлуке. Поиск элементарного заработка — в прямом смысле, на кусок хлеба — вынуждал Александра Богомазова за гроши работать учителем рисования то на Северном Кавказе, то в Золотоноше, то пригороде Киева Боярке. Кстати говоря, это были для него самые плодотворные годы. Может, потому, что других ему выпало слишком мало. Он прожил всего-то 50 лет!

Вот только в Париже, признанном тогда Меккой художников, Александру Богомазову так и не удалось побывать. Зато первая персональная выставка нашего выдающегося художника состоялась... именно во Франции. В Тулузе. Правда, спустя много лет после его смерти. В 1991 году.

...Советскую власть Александр Богомазов принял с надеждой на лучшее будущее. И охотно включился в его строительство. Стал первым секретарем профсоюза художников Украины. Увлеченно работал инспектором секции художественно-просветительного комитета изобразительного искусства, старшим мастером государственной декоративной мастерской. Руководил известной художественной выставкой 1919 года. Принимал в ней участие...

Но времена-то были непростые, неспокойные.

Накануне прихода деникинцев Александр Богомазов, тогда ответственный художник 12-й армии, занимается оформлением агитационных парохода и поезда. Именно там — в холоде и сырости, при постоянном недосыпании, недоедании — он «подхватывает» извечную болезнь бедняков — чахотку. Тогда это было смертельно. Молодой, плечистый, высокий парень таял прямо на глазах. Ему бы на юг, на курорт. Но кто тогда думал о курортах? Ему бы просто теплую одежду и нормальное питание. Но даже за его — купленные за бесценок — гениальные картины государство расплачивалось годами, доводя художника до унизительных неоднократных напоминаний и просьб: «Прошу предоставить мне материальную возможную помощь, так как я болен туберкулезом»...

Тем не менее он продолжает трудиться. Разрабатывает учебные программы по живописи и «фортеху» (формальные технические дисциплины). Многие положения этих программ до сих пор не утратили актуальности, их изучают в соответствующих вузах. Преподает в Киевском художественном институте, становится одним из любимейших студентами профессоров. Ирония судьбы: создает плакат «Чахотка излечима», а сам чахнет. Но кисти из рук не выпускает. На выставке «10 лет Октября» появляется его знаменитая картина «Пильщики», находящаяся сейчас в Национальном художественном музее Украины.

Пятидесятилетнего (по жизненной логике — время самого бурного расцвета человеческих и творческих сил!) художника не стало 3 июня 1930 года.

Овдовела преданно любившая мужа Ванда Витольдовна Богомазова-Монастырская. Осиротела их единственная дочь Ярослава. Много позже она напишет бесценные воспоминания об отце. Как, спасая семью от голода, соорудил стульчик, приспособил его на своей спине и так нес ее, трехлетнюю малышку, от Киева до Боярки. О своих первых игрушках, вырезанных из дерева и раскрашенных отцом: «очень условной кукле», стаканчике для карандашей, шкатулке-ведерке... Все это хранится в семье поныне. Как память о любимом и почитаемом предке.

Когда подошло время подготовки Ярославы в школу, отец сам нарисовал ей азбуку и сделал кассу цифр — на бумажных кружках и квадратах, на фоне соответствующих рисунков. Благодаря такой домашней подготовке девочка сразу же поступила во второй класс.

Отец прекрасно разбирался в музыке. И учил дочку играть на фортепьяно.

Но главное — приучал смотреть на мир глазами художника: различать игру света и теней; понимать, что в природе не существует какого-либо «чистого» — черного ли, белого ли — цвета, непременно присутствует примесь каких-то других цветов (скажем, отблеск неба на голубоватом или сероватом снегу). И всегда подчеркивал, что мир постоянно находится в непрерывном движении, он изменчив и непредсказуем. И именно так его следует воспринимать.

Она не стала художницей. Но до сих пор, в свои 87 лет, любит рисовать. А вот одна из ее двух дочерей — Татьяна — занимается этим профессионально: пишет маслом сама, учила этому детей и подростков в одной из художественных школ Киева. Вторая — Рогнеда — стала кандидатом технических наук. Это внучки гения. А их бабушка...

О бабушке (теперь пра- и даже прапрабабушке Ванде) — особая речь. Посвятив всю свою жизнь мужу, она сохранила его наследие в годы гонения на «формалистов» в нашей стране. А во время войны, когда улица, на которой она жила с мужем и потом, после его смерти (сейчас там установлена мемориальная доска), была объявлена захватчиками «зоной отселения», на тачке перевезла бесценный груз картин и рукописей Александра Богомазова в отдаленный на десятки километров от центра Киева Святошин. И таким же образом вернула все назад. Благодаря ей мы теперь можем наслаждаться работами всемирно признанного мастера.

Без табу

Почти сорок лет имя опального авангардиста Александра Богомазова было знакомо только узкому кругу специалистов. А произведения художника сохранялись его вдовой в ее крошечной комнатке. Между прочим, в доме, находящемся бок о бок с Художественным институтом.

Только в 1966 году, во время так называемой «хрущевской оттепели», киевские писатели во главе с Павлом Загребельным в своем здании на Банковой полулегально выставили небольшое количество работ Александра Богомазова. И «племя молодое, незнакомое» приняло их с восторгом. Но, как известно, оттепель, увы, недолговечна. А время солнечной весны никак не наступало.

Лишь через шесть лет промелькнула еще одна «весенняя ласточка» — вернисаж из 12 картин мастера, переданных вдовой художника на вечное хранение в Центральный госархив-музей литературы и искусства Украины. Кстати, именно старшему научному сотруднику этой организации Ларисе Скрицкой мы обязаны возможностью ознакомления с научно-теоретическим наследием нашего гениального земляка, в частности, с его перепиской с супругой. Писал-то Александр Богомазов на плохонькой бумаге. Со временем она истлела. А Лариса Скрицкая — в порыве сердца, безвозмездно — перепечатала бесценные странички на машинке. И сохранила этот фонд.

Между прочим, и последнюю свою картину мастер вынужден был писать на старом полотне, на обороте портрета, датированного 1914 годом.

«Это нужно не мертвым — это нужно живым»

В 1991 году, накануне первой персональной выставки Александра Богомазова на его родине в Национальном музее украинского искусства (наконец-то!) появился альбом-каталог произведений нашего выдающегося художника. Со вступительной статьей искусствоведа Эдуарда Дымщица. Через пару лет статья о Мастере и воспоминания его дочери вошли в первый выпуск межведомственного сборника научных работ «Украинское искусствоведение». Много лет изучает и пропагандирует творчество Александра Богомазова искусствовед Дмитрий Горбачев. А Елена Кошуба, выпускница института, где когда-то преподавал мэтр, защитила диссертацию о творчестве этого мастера всемирного масштаба.

Благодаря усилиям прямых потомков художника — матери и сына Поповых, внучки Александра Богомазова Татьяны Михайловны, и его правнука, в честь прадеда названного тоже Александром, — и в Украине увидел свет (на украинском и английском языках) уже изданный во Франции трактат «А. Богомазов Живопись и элементы».

И на родине художника, как за рубежом (во Франции, Югославии, США), стали более-менее регулярно, всегда с неизменным успехом проходить вернисажи художников-авангардистов, где непременно выставлялись и работы Александра Богомазова.

Он вернулся домой. Теперь его ценят и здесь. За мужество новатора. За доведенную до совершенства динамическую технику исполнения. За теоретические открытия. За плодотворную педагогическую деятельность. За патриотизм. За всемирную славу, которую он принес Украине.

Можно только удивляться, как все это поместилось в одной короткой жизни. Можно лишь ликовать: ведь она продолжается!

* * *

Следующий год для нас, земляков и наследников Александра Константиновича Богомазова, будет юбилейным — исполнится 125 лет со дня его рождения. Еще есть время подготовиться к торжествам. Ведь столько картин выдающегося мастера находятся в зарубежных частных коллекциях и музеях — собрать бы их вместе, пускай ненадолго! И выпустить достойный автора альбом. Опубликовать бы его теоретические работы и издать переписку со сподвижницей-супругой... Словом, воздать должное Мастеру, не растеряв при этом ни одной крупицы его поистине бесценного наследия.