Мир держится на одержимых

Недавно в киевской школе № 175 появился уникальный музей, посвященный короткой, но яркой и светлой жизни одного из выпускников этого учебного заведения, известного во всем мире правозащитника Валерия Марченко. Его деятельность (как и все, чем самоотверженно и бесстрашно занимались его идейные побратимы — советские диссиденты) по праву можно назвать предтечей исторических событий конца 2004-го: Валерий Марченко мечтал о том же, что так дружно отстаивали на майданах мы, граждане новой, независимой Украины, — о торжестве свободы, правды, демократии…

Сейчас ему было бы только 57. Возраст житейской мудрости и расцвета творческих сил. Но прожил он всего лишь 37 лет, из которых больше десяти провел вдали от Украины: в заточении, в ссылке.

В октябре 1990 года Верховный суд УССР вынес постановление: приговор отменить, а дело прекратить за отсутствием состава преступления. В судьбе Валерия это ничего не изменило — его уже не было в живых.

Говорят, внешне Валерий был похож на кумира его ровесников киноактера Жана Поля Бельмондо. Кудрявый, в модных свитерах и неизменных джинсах. Спортивный, статный. Слегка ироничный. И отважный: как-то в одиночку не побоялся сразиться с четырьмя хулиганами. Говорил то, что думал, аргументированно отстаивая свою позицию. Повергал всех в изумление феноменальной памятью и эрудицией.

Многие ровесницы отдавали ему предпочтение перед другими парнями. А Валерию нравились девушки постарше — поумней и посерьезнее. Возможно, искал девушку, похожую на его маму. Тем не менее обзавестись семьей так и не успел. Не по своей вине.

Сын

Один из известнейших советских правозащитников, патриот Украины Валерий Марченко родился 16 сентября 1947 года в Киеве. Он рос в окружении настоящих украинских интеллигентов: дедушка, Михаил Иванович Марченко, был известным профессором-историком, первым советским ректором Львовского университета, а потом (что по тем временам не очень-то и удивляло) — узником ГУЛАГа; мама, Нина Михайловна Марченко-Смужаница, в молодости преподавала в школе украинский язык и литературу, потом стала ученым-педагогом, активным общественным деятелем; две ее сестры профессионально утверждались на той же ниве. Да и глубоко уважаемый и любимый отчим Валерия (по определению Марченко-младшего — «добрий геній нашої сім”ї»), Василий Иванович Смужаница, достиг вершин в педагогике.

Естественно, все это не могло не сказаться на формировании личности Валерия: ученика — студента — журналиста — переводчика. По окончании университета, работая в газете «Літературна Україна», он пишет статьи, в которых отстаивает чистоту родного языка, душой болеет за развитие украинской культуры, мечтает о пробуждении национального самосознания своих сограждан. К тому времени это были смелые и опасные взгляды. Кое-кто из коллег и редакционного начальства воспринимал их прямолинейно, как антисоветскую пропаганду и агитацию. И немало из написанного Валерием просто не допускалось к печати. Поэтому Марченко стремился передать собственные наблюдения и раздумья в заграничные издания. Чтобы правда — хотя бы оттуда — донеслась и до нашей страны. Чтобы одурманенные официальной пропагандой люди узнали о действительном положении дел, а затем, в конце концов, начали бы что-то менять. К лучшему. К нормальному.

Казалось бы, «органы» вышли на Валерия совершенно случайно: в тот день он договорился со знакомой машинисткой о встрече в центре города, возле гостиницы. Из-за неожиданно полученного срочного редакционного задания прийти не успел. Пока женщина ожидала его, к ней подошел прохожий — расспросить, как проехать по какому-то адресу. Оказалось, иностранец. За ним, как тогда за любым иностранцем, был установлен надзор соответствующих органов, и «ребята в гражданском» на всякий случай решили проверить эту женщину, а просматривая содержимое ее сумочки, обнаружили там три экземпляра статьи Валерия Марченко. Догадаться о цели ее размножения было несложно... Так появился повод для его ареста.

Впрочем, впоследствии выяснилось, что еще «до того» на Марченко донесла знакомая стюардесса, которой он искренне симпатизировал: и умна, и красива... Казалось, взаимно.

Поначалу Валерий Марченко был осужден на шесть лет сурового режима и два года ссылки. Во время короткого арестантского досуга втайне продолжал оттачивать публицистическое перо, описывая истерзанные преступной властью человеческие судьбы, преимущественно — украинских патриотов; рассказывая свободному миру, который находился по ту сторону колючей проволоки, всю правду об издевательствах над заключенными, прежде всего политическими.

За это и был повторно осужден. Еще на пятнадцать лет.

Фактически это был уже смертный приговор. В скором времени, 7 октября 1984 года, Валерия Марченко не стало. Он умер в ленинградской тюремной больнице. Прах сына Нина Михайловна перевезла в Киев, а похоронила неподалеку, в селе Гатное, рядом с его «дорогим дідиком».

С самого начала он прекрасно понимал, на что идет: «Виступивши проти цілої імперії брехні, — писал из ссылки матери, — я мав одну підпору — свідомість, що ярмо — нестерпне».

Мать

Что может чувствовать мать, узнав, что ее единственного сына, которого так любила и которым так гордилась, лишают свободы, клеймят как особо опасного преступника? Не за кражу или разбой, а за его любовь к родному народу, которую она сама же лелеяла в нем сызмальства.

«Вчителько, — писал ей сын из ссылки, — ти ж постійно навчала принциповості, багатьох інших чеснот, з яких складається порядна людина», «Ти мала і матимеш сина, котрий, як небагато хто, любив свою маму, котрому та любов, разом із якостями, нею виплеканими, допомогли витримати в найскрутніші хвилини, а також вибороти право називатися Людиною. Ось твій здобуток, рідненька».

Со времени ареста Валерия вся жизнь Нины Михайловны начала подчиняться одной цели: хотя бы немного облегчить положение сына.

У Валерия были больные почки. И мама с трудом доставала дефицитные лекарства. Сушила овощи и фрукты. Покупала теплое белье. И добивалась, чтобы передачи попадали к сыну. Хотя бы тогда, когда он находился в тюремных больницах.

В неволе Валерий, который уже состоялся как переводчик, продолжал совершенствовать знания английского, польского и азербайджанского языков. И Нина Михайловна регулярно разыскивала и присылала ему необходимую литературу. А он, изнемогая от усталости после изнурительной, отупляющей подневольной работы (шил в тюремной мастерской сумки, «котрих вистачило б на весь Радянський Союз»; в тонком арестантском белье — при его-то почках — слесарничал на 40-градусном морозе; что-то там сторожил), втайне от надзирателей спасался любимым умственным трудом и возможностью (пусть и через препятствия, нелегально) доносить до людей «разумное, доброе, вечное».

…Она писала ему почти каждый день. Хотя письма подлежали цензуре, хотя отвечать Валерию разрешалось лишь два раза в месяц. И это для него была мощнейшая моральная поддержка.

Он все понимал. Сочувствовал материнскому горю, проникался причиненными маме неприятностями, старался утешить: «Скільки я про тебе думав за цей час! Повір, без твоєї присутності не було жодного дня», «Слово честі, все здатен витримати, крім твоїх переживань. Виходить, строк нам дали на сім’ю», «Дивовижна річ — відданість. Щастя — зустріти людину, яка здатна на це, і народитися від такої людини — теж щастя», «З моїх знайомих ніхто не мав такої матері… Я просто не міг бути з тобою поганим». «Здається мені, наші взаємини — оптимальний варіант для батьків та дітей», «Любе моє сонечко, візьми себе в руки. Мусимо набратися терпцю і чекати змін у великій політиці»…

Нина Михайловна больше всего жаждала свиданий с сыном. Даже кратковременных. Готова была месяцами добиваться их и подолгу добираться «в места не столь отдаленные»: на Урал, в Казахстан… И превыше всего боялась застать Валерия подавленным или сломленным, поймать его затравленный взгляд. А он успокаивал: «Життя цікаве… навіть у тюрмі», «Чого я тут маю досхочу, так це розмов на літературні, мистецькі теми… Н-да, справжнісінький пен-клуб»; шутил: «Живу повнокровним життям радянського в’язня», «Мене називають найвеселішим з новоприбулих», «О, сміху рятівне джерело!», «По радіо заграли «Мой адрес не дом и не улица», так ми виконали цю пісню з одним латишем у ритмі полечки. Як бачите, культурно розважаємось, працюємо над собою»; объяснял: «Визнаю, що людина має продовжуватися в ділах та дітях. Для мене, якщо лише останнє, було б нестерпною мукою»; поверял сокровенное: «Важливо не зробити з чогось комплексу. Бо інакше в тюрмі збожеволієш… Треба вміти бути в усьому обмеженим і не занепасти, не припинитись як Людина», «Моя філософія нині — нічого не мине безкарно. Нехай тимчасова скрута, нехай «злії люде», я вірю в себе і в життя»; заверял: «Настане день звершення сподівань. Тільки не треба чекати, що ось-ось, бо так кожний день приноситиме розчарування і біль»…

День свершений настал. Жаль, — без Марченко. Без Тихого, Стуса, Светличного… Насколько же светлее он был бы, сегодняшний день торжества взлелеянных в мечтах свободы и демократии, если бы — с ними..

Post scriptum

Почти 12 лет в нашей стране существует основанная Украинско-американским бюро защиты прав человека премия им. Валерия Марченко, которой раз в году удостаиваются журналисты-правозащитники. Те, которые «трагічно сприймають нинішній день, щоб мати кращий завтрашній» (слова друга-«однолагерника» Валерия Марченко — Семена Глузмана). Как правило, ежегодно на эту премию выдвигается лишь один претендент. Ну, а в конце прошлого — поистине революционного — года лауреатов стало сразу двое: корреспондент «телеканала честных новостей», автор серии фильмов «Закрытая зона» Владимир Арьев и полтавчанка Людмила Кучеренко. Всех лауреатов сыновьей премии Нина Михайловна считает своими духовными детьми. А учеников и педагогов 175-й школы — своей семьей.

Предшествующие премии она вручала в помещении международного фонда «Відродження», последние — в Доме учителя. А отныне будет это делать уже на Нивках, в музее своего бессмертного сына.