«Много вас тут таких ходит…»

…Юность Елены пришлась на смутные 90-е. Экономический кризис, девальвация обычных моральных ценностей, смятение в душах и обществе. Тогда все бросились в торговлю, потому что она хоть в какой-то степени спасала от бедности. Елена, закон­чив торговое учили­ще, решила поехать в родные ма­те­ринские края - в Азербайд­жан.

Те места не были ей совсем чужими, поскольку родилась она в Закавказье, когда ее отец Николай Скоробрух в середине 70-х работал там техником-инженером в составе летного экипажа. Но росла и училась девушка уже в Кировограде. Сюда же вернулась с мужем-азербайджанцем. В Кировограде у них родилась доченька Настуня, но семейная жизнь не сложилась - через три года муж исчез в неизвестном направлении, оставив Елене после себя, кроме дочери, довольно необычную для украинских широт фамилию в паспорте - Сулейменова. Место­нахождение мужа установить не удалось, а следовательно, ма­териальной поддержки она от него не имела. С работой в Украине было сложно, и Елена подалась на заработки в Москву.

Сначала дела шли неплохо. Устроилась реализатором, со временем стала обладательницей двух точек по продаже галан­терейной мелочи. Конечно, о том, чтобы приобрести жилье в Москве, речь не шла, но на проживание заработанного хва­тало. Очень больно по «бизнесу» ударило закрытие Черкизовского рынка, где работала. Потеряла зна­чительную часть собственнос­ти. А здесь еще и очередной кризис, потому пришлось начи­нать почти с нуля. Но у Елены был стойкий характер, и к работе ей было не привыкать. В пос­ледний раз, когда приезжала к родителям в Киро­воград, чувство­вала себя уверенно, забрала с собой в Москву до­ченьку Настю, которой к тому времени исполнилось три­надцать. Правда, отец очень просил ее остаться, словно пред­чувствовал беду, но жизнь уже покатилась по этой колее, а прокладывать другую Елена не могла и не хотела.

Не прошло и месяца после ее последнего приезда домой, как семью (у Елены два старших брата - Сергей и Виталий) ошеломила весть: их дочь и сестра убита в ночь с 22 на 23 июня. Труп нашли 24-го между 14 и 15 этажами дома на прос­пекте Волгоградском, 95, где она сни­мала квартиру. Тело обна­ружила уборщица, а соседи сообщили Елениной подруге, у которой как раз гостила Настя, и позвонили по телефону род­ным.

Мать и старший брат сразу же выехали в Москву. Уголовное дело по факту убийства (на теле найдены следы насилия: про­ломлен череп) возбудили 27 июня. Обсуждались какие-то маловероятные версии убийства (очевидно, очень популярные среди российских пинкертонов) - то якобы это дело рук чеченцев, то афганцев, то дошло до того, что Елена сама едва ли не ша­хидка - фамилия же в пас­порте нерусская! Несмотря на то что родные утверждают: кроме фа­милии, никакого отношения к мусуль­манству Елена не имела, более того, обжегшись (неудач­ное за­му­жество), обходила этих людей десятой дорогой. На­сколько «эффективно» про­должается расследование, сви­детельствует то, что соседей Елены работники Кузминского межрайонного следственного отдела опросили только после настоятельного требования матери погибшей. Они же сообщили, что акт экспертизы тела будет готов аж через полтора месяца. А опозна­вание тела почему-то было про­ведено только 11 июля, хотя мать и брат находятся в Москве с 26 июня. Тем временем в справке о смерти, выданной Рязанским отделом РАГС города Москвы, в графе о причине смерти поставлен прочерк.

Брат Елены Виталий уверен, что следствие еще так-сяк будет продвигаться до тех пор, пока мать и Сергей будут этого до­биваться, а вернутся в Украину (материальных возможностей далее оставаться в Москве нет) - дело спустят на тормозах. И здесь свое слово должно было бы сказать украинское кон­сульство, ведь Елена - гражданка Украины, и своего гражданства никогда не меняла. Туда и обратились Скоробрухи. Насилу дождались приема у заместителя консула, а тот ошарашил их вынесенной в заголовок фразой. Даже не имея возможности помочь чем-то конкретным, мог поддержать хотя бы морально.

Но и материальная помощь была бы отнюдь не лишней, ведь только чтобы привезти тело к поезду, не говоря уже о доставке в Кировоград, как сообщили им в московском морге, нужно 40 тыс. рублей. Родным пришлось согласиться на кремацию тела, что тоже стоит недешево. Но другого выхода не было.