ВОЗМОЖНОСТЬ АУТЕНТИЧНОСТИ

Изданная «Духом і Літерою» работа Чарльза Тейлора «Етика автентичності» — первая книга канадского философа, переведенная на украинский язык (в издательстве также готовится к печати его труд под названием «Джерела себе» — результат многолетних размышлений философа над становлением модерных представлений о человеческой индивидуальности, ее истоках и измерениях). «Етику автентичності» можно назвать альтернативой многим аналитическим работам конца ХХ века, в которых мыслители стремятся охарактеризовать современность. Прослеживая идею аутентичности, Тейлор сквозь ее призму рассматривает замечания и предостережения знаменитых и влиятельных критиков современного общества и его культурной и социально-политической ситуации — среди них и Алан Блум («Сужение американского сознания»), и Даниэл Белл («Культурные противоречия капитализма»), Кристофер Леш («Культура нарциссизма») и Жиль Липовецки («Эпоха пустоты»). Обобщая определенным образом их аргументы, Тейлор выделяет три «болезни» современности: индивидуализм, инструментальное мышление и потерю свободы, рассматривая их, что важно, и на публичном, общественно-политическом, и на частном, личном уровнях. Автор прекрасно осознает: этим список современных недостатков не исчерпывается, но они все же во многом касаются того, что беспокоит нас в нынешнем обществе.

Тейлор считает, что за мнимой информированностью критиков и сторонников современной цивилизации с ее проблемами скрыта путаница, что мы не понимаем принципиальной природы событий, которые, с одной стороны, порочат, а с другой — превозносят. Именно поэтому искажается суть нравственного выбора, который мы должны сделать. Тейлор избирает третий путь, поскольку считает неправильными и предлагаемый защитниками, и отстаиваемый критиками современного общества. То есть предложение Тейлора отличается и от поддержки, и от критики современной культуры, хотя по духу и стилю изложения все же склоняется к последней. В отличие от сторонников современной культурно-политической ситуации, он не полагает, что в ней все так, как должно быть (соглашаясь, таким образом, с оппонентами). Принципиальное отличие его позиции от позиции критиков: аутентичный нравственный идеал следует воспринимать серьезно. Критический подход не признает, что в основе современной культуры лежит мощный нравственный идеал, хотя его реализация, выражение унижено и искажено.

В свою очередь Тейлор изображает деградировавший идеал — сам по себе довольно ценный и нужный в нашей культуре. Этот аутентичный нравственный идеал необходимо понять хотя бы для того, чтобы объяснить, почему его используют в качестве лицемерного прикрытия для удовлетворения своих интересов или дискредитируют вместе с его современными формами. Следовательно, не нужно ни полностью осуждать современное состояние цивилизации, ни одобрять без критики, ни балансировать между критикой и одобрением (мол, в современной культуре имеются хорошие вещи, но они достигаются за счет определенных опасностей) — нужна работа по восстановлению идеала: нужно определить и артикулировать высший идеал, стоящий за более или менее испорченными практиками, и потом критиковать эти практики с точки зрения их собственного идеала, то есть поддерживать лучшее, что есть в этом идеале, и стараться поднять нашу практику до этого уровня.

Тейлор выступает не за революционные или эволюционные, а за институциональные изменения, хотя они и не могут быть настолько радикальными и полными, как предлагали великие теоретики революции. Общество, говорит Тейлор, всегда будет местом борьбы между низшими и высшими формами свободы. Факт существования борьбы означает, что оно может идти и другим путем. Тейлор принимает девиз, используемый в другом смысле итальянскими «Красными бригадами»: la lotta continua — борьба продолжается. Современное положение Тейлор понимает как состояние, открытое для соревнования, как поле бесконечной борьбы. Он предлагает нам порвать с соблазном видения необратимых тенденций и понять, что продолжается борьба с неопределенным результатом, соревнование за реализацию высших возможностей современной культуры, то есть аутентичности.

Но поставим вопрос о том, что это за борьба. Существует ли она и если да, то какого она рода? Тейлор оптимистично утверждает, что как только вокруг определенной угрозы начинает формироваться климат всеобщего понимания, ситуация изменяется. Как «изменилось» положение вследствие всеобщего понимания определенной угрозы, продемонстрировала ситуация вокруг начала войны в Ираке: существовало всемирное понимание ее недопустимости, всеобщее неприятие и противодействие, но что это изменило? Современные демократические общества, говорит Тейлор, преисполнены протестом, свободными инициативами и непочтительными вызовами власти, и правительства действительно вздрагивают перед гневом и неуважением руководимых. Да, демократия действительно наиболее подвержена критике изнутри, но именно поэтому она является самой жизнеспособной системой: она принимает критику, нуждается в ней как в этически-психологической стимуляции и в идеологическом развлечении. Она не отвечает противодействием, а поддается, смягчая таким образом удар, что является лучшей защитой. Чем чаще звучит критика (а в этом заинтересована власть), тем она становится более тривиальной, обыденной, узнаваемой — люди привыкают к ней и со временем перестают замечать. Тейлор подчеркивает существование живой деятельности. Человеческая энергия все больше направляется в русло политики интересов и защиты, но не является ли это имитацией политической деятельности, симуляцией политики, псевдо/постполитикой? Разве эта «живая деятельность» — не субститут реальной политики, разве она способна влиять или что-то решать в ситуации той же угрозы, которую все понимают, но никто не может изменить?

Политикой сопротивления Тейлор справедливо называет политику формирования демократической воли: нужна сложная многоуровневая борьба — интеллектуальная, духовная и политическая, когда дебаты на публичном уровне связаны с дискуссиями в разных институциональных кругах. Будем надеяться, что этот рецепт от канадского философа в конце концов окажется действенным, ведь иного выбора не остается, кроме как впадать в крайности культурного оптимизма или пессимизма. Одно несомненно: тейлоровская идея нравственной силы культуры аутентичности дарует смысл представлению о том, что можно «делать свое дело» и можно «состояться».