Каторжане постмодерна: субкультура футбольных фанатов

Футбольное насилие, которое долгое время считали чисто английской болезнью, стало обычным явлением и для других европейских стран. Конечно, насилие среди болельщиков столь же древнее, как и сам футбол, но движение футбольных хулиганов (хулс либо ультрас) — сравнительно новое явление, которое уже является неотъемлемой частью европейской фан-культуры. Хотя официально хулиганскую культуру отрицают, игнорировать ее невозможно. Хулиганство в современном футболе приобрело неслыханное распространение. Идея футбольного насилия поднялась на новый уровень. Несмотря на это хулиганы все-таки составляют меньшинство болельщиков: 95% из миллионов посещающих стадион никогда в жизни никого не ударили. Фильм «Фанаты» Ника Лава, как и роман «Фабрика футбола» Джона Кинга, по которому он был снят, свидетельствуют: явление футбольного насилия имеет гораздо более глубокие социальные корни, чем это кажется на первый взгляд.

По словам британского писателя Ника Хорнби, автора нашумевшего романа «Футбольная лихорадка», футбол — это не развлечение и не способ ухода от действительности, а особый мир, естественно, не отрицающий связь футбола с социально-экономическими условиями. Мы зачастую даже не замечаем, насколько футбольное мышление врезалось в общественное сознание — скажем, насколько огромна роль футбольных клубов в жизни местных общин. Писать о футболе меньше всего нужно с позиции сноба, изображающего рубаху-парня, — как, например, нынешние интеллектуалы-неомарксисты, любящие прикинуться представителями рабочего класса, но при этом не способные подвергнуть критике настоящие болевые точки той или иной властной системы.

Кстати, эта же логика, определяющая, на что комфортнее обращать внимание, присуща и двум крупнейшим катастрофам ХХІ века — терактам в США и цунами в Юго-Восточной Азии, ярко характеризующим различие между «первым» и «третьим» миром. 11 сентября считается ключевой датой, поворотным пунктом — столько внимания не привлекало к себе еще ни одно событие во все времена и народы. В тот день в Нью-Йорке погибло около трех тысяч человек. 26 декабря 2004 года, в день повторных украинских выборов, стихия в Азии унесла около 300 тысяч жизней — в сто раз больше, но внимания к этому событию было уделено в столько же раз меньше.

Итак, почему именно футбольные фанаты отличаются своими насильственными акциями? Футбол однозначно является инициативой большинства — в отличие, скажем, от элитарного, холодного и недемократичного тенниса. Это очень жестокая игра: грубая телесность, силовые приемы, травмы, по ногам бьют беспощадно, с особым усердием — все это заводит болельщиков. Короче говоря, атмосфера на стадионе насыщена мужским духом. Любовь хулиганов к футбольной команде — это лишь повод для борьбы: они идут на матч не болеть, а драться за свой клуб с другими хулс. Можно даже сказать, что когда говорят о футбольном насилии, то при чем здесь футбол? Прежде всего, важна потасовка, поэтому исполнение спектакля перед камерами хулиганы оставляют обычным фанам. Часто без внимания со стороны СМИ остается то, что фанаты устраивают потасовки подальше от них и без лишнего шума. Поэтому одеваются они прилично, чтобы легко смешаться с толпой. Атрибутики или символики у хулиганов нет — никаких клубных шарфов или футболок соответствующих цветов. Их отличает только одно — нетерпимость.

Героям фильма Ника Лава насилие приносит самое большое удовольствие — больше, чем секс, наркотики или деньги. Это своеобразная интимность — искать наслаждение в резких нервно-физических потрясениях. Когда сексуальные утехи надоедают, индивид прибегает к утехам жестокости: физическое насилие — крайнее проявление индивидуальности — возникает после похоти. Жить полной жизнью, ощущать себя реальным, живым — это бить других и быть избитым. Подобная телесность похожа на практику каттеров, утверждающих, что чувствуют себя действительно живыми тогда, когда режут себя и хлещет кровь. Мы вообще воспринимаем все в модусе нечувствительности к телесному опыту — чужую реальную боль наблюдаем в режиме видеофильма равнодушным клипованым взглядом. Поэтому потасовки футбольных фанатов, как и некоторые проявления боди-арта, связанные с истязаниями тела или практикой пирсинга, порезов, шрамирования, вживления имплантатов под кожу, можно причислить к попыткам выхода из тупиков современности. Тело сегодня осталось единственным объектом, над которым индивид все еще сохраняет власть благодаря непосредственному доступу к «внутреннему миру» через кровь и боль. Тело продолжается с того места, откуда оно ранено, где ощущаются шок и импульс действия. Тело — это то, чего касаются, что мучает и болит реальными или фантомными болями. Тело становится последним оплотом человека, в нем пытаются обнаружить место Реального. Тело как материал, инструмент, прием...

Пафос героя романа «Фабрика футбола» на самом деле остро социален: «Мы хуже негров, ведь ни один политик не заступится за белого хулигана. Мы — выброшенное системой меньшинство, вышедшее из-под контроля. Те, кто у власти, не могут нами манипулировать. Мы — это то, что богатые ненавидят, а трущобные социалисты не могут принять». Но этот пафос слеп к тому, что агрессия и экстремизм всегда были коммерчески выгодны и полезны. Сегодня агрессия тоже в моде. В организованных хулиганах заинтересованы те, кто имеет отношение к политике или прибыли от футбола, ведь радикальные фанаты — тоже сегмент общественно-политического рынка. Фактически хулиганы — часть отрицаемой ими рекламной кампании. Они нужны прежде всего реакционным политическим силам. Часть хулиганов откровенно исповедует ультраправые взгляды, поэтому расистские и неофашистские настроения давно являются проблемой европейских стадионов — очевидно, потому, что хулиганство стало выражением преимущественно недовольных и разочаровавшихся белых. Однако фанат — это не обязательно бритоголовый подросток из бедного района, выросший без семьи. Это вторая жизнь для многих. Но все-таки хулиганство и расизм — разные вещи. Если с расизмом, несмотря на все его новейшие мутации, и ведется борьба, то с хулиганством бороться труднее из-за стремительного развития фан-культуры.

Конкурировали за футбольных фанатов и брэнды: такие марки, как Slazenger, Ralph Lauren, Burberry, Stone Island, Burton и другие стали их неотъемлемыми атрибутами. Некоторые компании даже пытались выпускать специальную хулиганскую одежду (марки Pitbull, Hooligan, Category C)! СМИ преимущественно представляют только одну сторону проблемы футбольного насилия — вину фанатов, избегая при этом темы полицейской жестокости. Как утверждает английский писатель, известный специалист в этой сфере и признанный авторитет по борьбе с футбольным насилием Дуги Бримсон, большинство ультрас считают самой грозной и опасной группой, с которой они могут столкнуться, людей в униформе, прекрасно вооруженных для любой драки. Вообще-то, борьба полицейских с хулиганами — один из способов продемонстрировать обществу, насколько жестоко может вести себя власть по отношению к антисоциальным слоям. Это еще раз доказывает, что насилие — чрезвычайно ценный товар, которым можно торговать и из которого можно извлечь пользу.

Один из фанатов говорит, что он по выходным бьет морды, потому что не хочет, как другие, признавать этот кошмар, выдаваемый за общественную норму. То есть мотивация в том, чтобы отвергнуть нынешнюю социально-идеологическую ситуацию, определяющую главный принцип капитализма — или ты уходишь, или тебе конец. Капитализм — это перманентная борьба за успех, борьба без конца, и драки футбольных хулс — это наглядное ее представление, демонстрация во всей ее радикальности. Насилие хулиганов — это реакция на психосоциальную разобщенность, давление повседневной конкуренции на жизнь, наполненное изнурительной работой на автопилоте и пустой потребительской культурой. Вспомним известные слова Маргарет Тэтчер об исчезновении классовой системы: «Сегодня больше нет классового общества. Теперь есть только индивиды и их семьи». Поэтому неудивительно, что возможность заявить о своей принадлежности предоставил футбол, вместо классов появились мобы — организованные фанатские объединения, а самоидентификация происходит посредством хулиганизма, — ведь стремление хоть к какой-то солидарности все равно остается.

Раймон Арон говорил: «Человечество еще не выработало такую политическую модель, которая бы предполагала одновременный прогресс свободы и равенства. Общества, провозглашавшие свободу, часто нарушали принцип равенства, и наоборот. Именно поэтому Робеспьер настоял на введении в девиз республики слова «братство»: он понимал, что свобода и равенство — понятия, противоречащие друг другу, и нужно ввести третье. Разве не из-за того, что существует потребность в братстве, футбольные фанаты организовываются в мобы, а герои романа Чака Паланика создают бойцовские клубы? Разве не потребность ощущать совместную принадлежность побуждает людей посещать нью-эйджевские групповые сеансы и определяет логику такого культурного явления, как тусовка? В отличие от холодной абстракции капиталистической субъективности, позволяющей держать другого на дистанции, драка устраняет эту дистанцию, прорывает монадическую замкнутость индивида. Но эта рискованная и сомнительная стратегия регрессирует к объединяющей мужчин протофашистской логике насилия, к традиционалистским сообществам, якобы возрождающим на практике братство и придающим смысл понятию коллективности. В конце концов, чем являются «ритуальные восстания» футбольных фанатов, как не попыткой удовлетворить потребность в коллективном теле!

А ведь насилие хулс является защитным рефлексом, скрывающим неспособность настоящего вмешательства в социальную ткань. Его интенсивность — это симптоматическая реакция на неосознанное понимание утраченной революционной возможности и вместе с тем доказательство от противного существования освободительных возможностей. Как говорит Жижек, упущенный революционный шанс может выходить наружу в приступах жестокости. Такая трансгрессия не разрушает систему и не приводит к эмансипации. Это не антиинституционная реакция, не политический акт, а псевдобахтинианская карнавальная деятельность, в которой ритм повседневной жизни лишь ненадолго («по выходным») приостанавливается. Фактически футбольные хулиганы позволяют, чтобы им указывали, кого они должны ненавидеть, направляли их гнев и агрессию. Избегая проблематизации этих вещей, они калечат друг друга ради спорта, фундаментом которого является все то же разжигание конкуренции, бессмысленное расходование ресурсов и энергии. Футбольное насилие как отвлекающий суррогат игнорирует свои же основные проблемы, а глубинные причины продолжают бурлить...

…Обысканные при входе службой безопасности, огороженные, как в концлагере, со всех сторон сеткой, окруженные вооруженными полицейскими, футбольные фанаты смотрят, как по зеленому прямоугольнику бегают 22 миллионера, и неистовствуют.