Один умный человек как-то сравнил искусствоведческую критику с лаковой росписью. Самые свежие впечатления от выставки, концерта, презентации нужно покрыть тонким слоем вербального лака. Тогда краски жизни не потускнеют и через много лет будут продолжать радовать интеллект. С классикой музыкальной мысли все так и происходит. Читая Энгеля, Лароша, Лапшина, Ганслика, удивляешься не только общей гуманитарной эрудиции авторов, но и гибкости и свежести их слога. Сейчас, спустя столетие с небольшим, так не пишут. Да есть ли в этом необходимость? Возможность порассуждать на эту тему предоставил «круглый стол» «Проблемы современного композиторского творчества, исполнительства и музыкальная критика». Мероприятие прошло 10 апреля в помещении Киевской организации Союза композиторов Украины в рамках киевского фестиваля современной академической музыки «Премьеры сезона».
Информация о «круглом столе» появилась в кулуарах задолго до самого фестиваля. Публикация доктора искусствоведения, профессора Елены Сергеевны Зинькевич «Подпоручик без лица, но с фамилией» («Критика», октябрь 2001), посвященная вопросам украинской музыкальной критики и журналистики, как на компьютере, активизировала реальную проблему. Складывалось впечатление, что какая-то невидимая гигантская программа начала поиск и сортировку файлов среди тех, кто пишет о музыке. Музыковеды испытали потребность в самоидентификации.
На «круглый стол» пришли в основном члены Союза композиторов, гость из Великобритании композитор Кевин Меллоун, а также редактора газет «Культура і життя», «Столица» и «Украинский форум». Заседание вела искусствовед, пресс-секретарь многочисленных фестивалей Галина Степанченко. По форме акция напоминала научную конференцию. Перед аудиторией по очереди выступали докладчики. Вопросы практически никому не задавались (за исключением экспромта Кевина, обаятельного человека и интересного композитора, после которого атмосфера заметно оживилась). Говорили о наболевшем: газеты материалы о культуре не публикуют, телевидение и радио называют сюжеты о современной музыке рекламой и требуют за их показ деньги, гонорары очень маленькие, писать некуда, а то, что написано, не берут, необходимы квоты на материалы об академической музыке, деньги на специализированное музыкальное издание и вообще нужно выработать саму концепцию музыкальной критики. На представленную в выступлениях докладчиков ситуацию можно смотреть по-разному.
Действительно, редактора отделов культуры нередко сами дают повод думать об их осведомленности в профессиональной сфере все что угодно. Показателен эпизод с начинающим критиком П. и редактором газеты Д. Однажды критик П. посетил лекцию Игоря Ивановича Блажкова, приуроченную к столетию Марии Вениаминовны Юдиной, крупнейшей пианистки ХХ века. В России Юдину тогда чествовали почти как Пушкина — фестивали, конференции, вечера, темы «Юдина и серебряный век», «Юдина и Хлебников», «Юдина и Пастернак», готовился выйти в свет двухтомник писем. Игорь Иванович Блажков был лично знаком с Юдиной, она писала. В письмах были бесценные рассуждения о духовности в искусстве, некоторые фрагменты из них Игорь Иванович и зачитывал на своем вечере. В Киеве акция Блажкова оказалась единственным откликом на интересную дату в истории музыкальной культуры. Вдохновленный событием и материалом, критик П. буквально за вечер написал добротный материал и понес в редакцию. Реакция редактора шокировала: «А кто такой Юдин? Это современный композитор? Если нет, я имею право не знать. Думаю, моим читателям эта информация будет не интересна». Критик П. написал еще пару материалов, один из которых был о современном композиторе Т. Его опубликовала тогда еще молодая газета «Влада і політика». Больше критик П. ничего не писал, а украинская музыкальная критика потеряла думающего и чувствующего автора.
В целом сетования критиков-специалистов на непрофессионализм редакторов газет понятны. Но вряд ли эта проблема разрешима императивным путем — приказано от музыковедов брать все, потому что им виднее. Что виднее? И вообще, что могли бы сказать сами журналисты (если бы пришли) по поводу выступлений «круглого стола».
От выступления к выступлению накапливались фактологические нелепицы. Мысль о том, что газеты вообще не публикуют серьезных выступлений, завершалась словами: «Зеркало недели», «День», «Факты» нас вообще не слушают!» О «Фактах» сказать ничего не могу, они работают в специфическом жанре, газетной версии телевизора — свои новости, боевики, ужастики, мыльные оперы, анекдоты и намеки на постель. А вот с «Днем» казус вышел. Это издание одним из первых откликнулось на «Премьеры». Буквально накануне «круглого стола» в газете уже появилась достаточно большая информация об открытии фестиваля. Примечательно, что написал-то ее не музыкант. А где были специалисты? О «ЗН» читатель может судить сам.
Дальше больше. В одном из выступлений прозвучало, что в киевских газетах вообще исчезла рубрика культуры. Присутствующие промолчали, чем вызвали сомнения относительно осведомленности. В украинской периодике спрос на качественные материалы о музыкальной культуре есть. Показательно, что любое уважающее себя издание заботится о профессиональных музыкальных рецензентах. Так, материалы о музыке заказывали и продолжают заказывать журналы «Критика», «Российско-украинский бюллетень», «Сучасність», газеты «День», «Зеркало недели», «Столичные новости». Немаловажно, что российские издания на рынке усиливают благоприятный контекст для развития музыкальной критики. Своих, фирменных рецензентов имеют «Московские новости», «Коммерсант», «Журнал», «Известия». Иной вопрос, что качество материалов по культуре российских изданий стоит на порядок выше отечественных.
Как-то прочитав при мне одну музыкальную рецензию на хоровой фестиваль, меня спросили: «Слушай, а почему музыковеды пишут в газеты диссертации?» Речь шла не об объеме, а о форме подачи. Сегодня материалы не «берут за душу». Они тяжелы, инертны по отношению к читателю, а должны бы вести себя, как сказал один поэт о хороших стихах, подобно хищникам.
Литературная работа в музыкальной критике считается само собой разумеющейся, но при этом почему-то необязательной. Речь идет не только об удачно найденных риторических фигурах, метафорах, лирических отступлениях. Пожалуй, самое слабое место в современных музыкальных публикациях — отсутствие интеллектуальной интриги, интересной композиции текста, его характерной, внутренней организации. Событие состоялось, для многих критиков это уже сюжет. Беда только, что этот сюжет в нашей культурной среде чаще всего обречен на повторения. Фестивали проходят и в девятый, и в десятый, и в одиннадцатый, и в двенадцатый раз (что замечательно!). В филармонии опять играют Бетховена (почему бы и не послушать?). Вновь и вновь звучит романтическая музыка со своим героем и типом содержания (эстеты смакуют детали). О чем тут писать? Информационное сообщение даже под гроздьями эпитетов всегда останется сообщением, причем, скорее всего, эпитеты при редактуре сократят. Поэтому редакторы относятся к музыкальной критике как подательнице новостей культуры, не более, что вполне объяснимо. Между прочим, они так и говорят — в культуре (имеется в виду рубрика) хороши информашки. Но можно ли иначе?
На «круглом столе» по вопросам критики от заинтересованного лица украинских композиторов взялся говорить Сергей Зажитько. В это время Кевин Меллоун как раз собирался покинуть зал заседания, но почему-то остался. «Все, что здесь происходит, мне напоминает партсобрание, — говорил просто и искренне композитор. — Я в Союзе 10 лет. Все эти годы здесь говорят об одном и том же — «надо обратиться туда-то», «бояться поп-культуры», «потребовать того-то». Почему мы не заглянем в себя? У нас закостеневшее мышление, мышление старыми категориями. Люди, которые не умеют анализировать современные партитуры, берутся говорить о современной музыке. Поэтому я согласен с мыслью о том, что критика у нас непрофессиональна».
Зажитько не единственный, кто говорит о том, что сегодня исчез аналитический параметр критики. Многие музыковеды и сами не прочь научиться анализировать современные партитуры, только вот где их брать? Издательство «Музична Україна» фактически закрыто. Все, что остается, — личные каналы, знакомства и прочее. Сами композиторы, разумеется, справедливо дрожат над рукописями.
Иная проблема — ноты и реальное звучание современной композиции. Подчас визуальная и звуковая формы одного и того же произведения отдаляются друг от друга, как запись и произношение в английском языке. Возникает вопрос, что делать в этом случае критику — анализировать интересное метание бисера в нотах или впечатление от звучания? Иногда на концертах новой импровизационной музыки часто ловишь себя на мысли, что это и есть тот самый идеал, к которому стремятся современные композиторы. Разница только в протяженности творческих мук. У кого-то это месяцы, а у импровизаторов вроде Летова или Нестерова — мгновения. Так что есть над чем подумать.
И снова о профессионализме. Если посмотреть на историю слова о музыке, ее классический фонд составили работы именно композиторов — Шуман, Берлиоз, Кюи, Серов, Чайковский, Асафьев. Современные украинские композиторы тоже пытаются работать со словом, но все больше по части литературы. Действительно критическую публикацию имеет, пожалуй, только Владимир Рунчак («Подайте на Международный пленум Союза композиторов». Арт-панорама, октябрь, 2000). Так почему же они, такие осведомленные, молчат?
Р.S. «Моя специальность — не понимать» — эти слова Виктора Шкловского покрыла лаком Лидия Гинзбург. Бывает так, что и хороший музыкальный критик, словно редкий экзотический цветок, начинает терзать себя вопросами «Хочу ли я?», «Могу ли я?»... Что поделать, найти подходящий лак для отменной работы удается не всегда.