КОМАНДИРОВКА В БЕССМЕРТИЕ

О композиторе Виталии Губаренко думать и говорить в прошедшем времени невозможно. Его музыка настолько полна жизни и эмоциональной теплоты, что просто не допускает поминальных слов в адрес её автора. У многих, знавших Виталия Сергеевича, до сих пор ощущение, что он вот-вот вернется, словно его смерть — всего лишь служебная командировка. Вот и на прошлой неделе в Колонном зале Национальной филармонии вечер, приуроченный 70-летию со дня рождения композитора, начался со странной паузы-ожидания, будто композитор должен был выйти для заслуженных оваций.

Программа концерта включала три произведения, которые относятся к позднему периоду творчества композитора и являются своеобразным итогом его поисков. Национальный симфонический оркестр Украины под управлением Владимира Сиренко исполнил In modo romantiko — лирическую поэму для симфонического оркестра ор.42, симфонию-балет Liebestod (Любовь-смерть) ор.53 и хореографические сцены «Вий» ор.57. Премьера последнего сочинения состоялась уже после смерти автора. Но к ней Владимир Сиренко готовился ещё вместе с композитором. Дирижер вспоминает, что тогда Виталий Сергеевич лечился в Феофании и обсуждение партитуры проходило по телефону. Композитор пояснял, какие эпизоды оперы-балета вошли в симфоническую версию, какую функцию они выполняют в опере, напевал темы, чтобы показать нужный темп и характер исполнения. На этом этапе совместную работу оборвала смерть композитора.

Такое сотрудничество Сиренко с Виталием Сергеевичем было не только трогательным, но и символичным. Многие музыканты, в частности Роман Кофман, отмечали высокую профессиональную требовательность Губаренко. Как автор он бывал необычайно жестким, бескомпромиссным и принципиальным. Он сразу устанавливал планку, ниже которой опуститься было просто невозможно, поскольку стремился к безукоризненному воплощению своей идеи. В то же время такая жесткость сочеталась у композитора с влюбленностью в исполнителя, с которым он работал. И, ощущая эту влюбленность, многие исполнители прощали «жесткость», как прощают взрывчатый характер друг другу любящие люди.

Несмотря на то, что личностные отношения Владимира Сиренко и Виталия Губаренко в разные годы складывались по-разному, музыка композитора имела достаточно сильное влияние на творчество дирижера. Это было особенно ощутимо, когда после исполнения «Вия» Сиренко представил «Весну священную» Стравинского. Тогда его интерпретация сложнейшей партитуры ХХ столетия была действительно самобытной, с особенно трепетной, лирической трактовкой меди. И эту самобытность во многом обусловил именно опыт работы с опусами Виталия Сергеевича. Впрочем, ощущение особой влюбленности дирижера в музыку композитора проявилось и на недавнем концерте. Оркестр и в первую очередь духовые звучали безукоризненно.

После смерти человека все им сказанное приобретает особый смысл. В прозвучавших на концерте произведениях Губаренко предстал посланником романтизма. И есть немалое искушение видеть знак в том обстоятельстве, что композитор ушел на рубеже тысячелетий, так и не перейдя в новую эпоху. Что, мол, делать старику-романтику в современном мире? Нам удобно вот так, символизируя печальную дату, одним махом покончить с романтическими «побасенками» — «любовью-смертью», традицией исповедей и монологов, мистикой, открытостью чувств и откровенностью. При этом за подобной эстетической агрессией прячется беспомощность. Современная культура нуждается в романтизме и в то же время отчаянно от него открещивается, поскольку не знает, что с ним делать. Губаренко знал. В его судьбе удивительным образом совместились жажда обновления музыкального искусства и особая правдивость по отношению к сущности музыкальных экспериментов. Он в композиции никогда не апеллировал к интеллекту — только к сердцу, и никогда не делал ставки на эпатаж. Несмотря на то, что практически все им созданное прозвучало, он зачастую оказывался изгоем в среде своего музыкального обитания... Так, доктор искусствознания Марина Черкашина в статье о харьковских премьерах композитора пишет: «Харьковчанин по рождению и воспитанию, представитель харьковской композиторской школы Виталий Губаренко последние пятнадцать лет своей жизни провел в Киеве. В течение всех этих лет его музыка очень редко звучала в родном городе... Слишком многое в его судьбе прошло помимо Харькова...» Что же касается Киева, по воспоминаниям известного флейтиста Олега Кудряшева, Губаренко писал здесь больше на мастерстве, нежели на внутреннем горении: «Он видел изменения в обществе... и как очень тонкий и ранимый человек особенно остро ощущал свою ненужность. Это больно его било. И, думаю, он переживал не столько за себя, сколько за необратимость этого процесса».

Именно о пути изгоя и рассказали произведения концерта, приуроченного к 70-летию композитора. В последовательном чередовании лирической поэмы, симфонии-балета и «Вия» проявилась своеобразная музыкальная мистерия, повествующая об одиночестве, призрачности счастья и призраках реальности. Примечательно, что в её основу легла идея иллюзии. В масштабах всего вечера — это была иллюзия музыкального театра в рамках симфонического концерта. Тематика произведений, а также психологическая аргументация музыкальной драматургии позволили даже некоторым слушателям говорить после концерта о «визуальной музыке». В масштабе произведений неоднократно возникали темы-иллюзии — монолог кларнета в поэме, стилистическая цитата мюзиклов для выражения образа любви в симфонии-балете, песня-призрак в хореографических сценах «Вия» (солировал Андрей Перебейнос). Общая эмоциональная драматургия концерта словно повторяла великий гоголевский сюжет. Запутавшись в иллюзорном мире, герой умирал...

Впрочем, вкладывать в этом случае в хорошую музыку плохую метафору не так уж и нужно.