Наказание за коллаборационную деятельность остается социально чувствительным. На третьем году полномасштабной войны в украинском обществе существует очевидный запрос на справедливость в отношении тех, кто сознательно шел на сотрудничество с врагом. С другой стороны, факт пребывания на временно оккупированных территориях — не преступление, хотя именно этим тезисом спекулирует российская пропаганда. Дескать, «в случае возвращения Украины жителей этих территорий не ждет ничего хорошего».
До 24 февраля 2022 года у нас фактически было одно судебное дело о коллаборационизме, завершившееся приговором. Начиная с марта 2022 года, ситуация изменилась коренным образом. К этому времени Верховная Рада приняла Закон Украины «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Украины об установлении уголовной ответственности за коллаборационную деятельность». Главным образом речь идет о дополнении статьи 111-1 Уголовного кодекса Украины.
Для парламента это был вынужденный шаг — экстремальные обстоятельства требовали быстрой реакции. За неполные три года широкомасштабного вторжения по упомянутой статье открыто почти 9 тысяч уголовных производств. Большинство из них непосредственно касаются тех, кто находился на ВОТ, которые потом были освобождены. Это прежде всего Харьковская и Херсонская области, а также Киевская, Черниговская, Сумская и Запорожская.
Во время летнего контрнаступления ВСУ, начиная с августа и до ноября 2022 года, когда освобождались отдельные районы, там проходили определенные процедуры, которые можно назвать «фильтрацией». СБУ и правоохранительные органы проверяли жителей деоккупированных территорий на сотрудничество с врагом, чтобы установить, подпадает лицо под определение «коллаборант» или нет. Также учитывались сообщения односельчан и соседей, которые проживали на этих территориях или выехали, но владели информацией о том, что здесь происходило.
Статья 111-1 УКУ применялась как карательный инструмент за взаимодействие, во-первых, с вооруженными силами РФ, а во-вторых — с административными псевдообразованиями на оккупированных территориях.
На сегодняшний день продолжается сбор сведений о событиях на территориях, которые продолжают находиться под оккупацией. Устанавливается, кто проводит идеологическую работу, кто организовывает незаконные «выборы», кто прибегает к давлению, угрожая жителям преследованиями, и т.п. К таким лицам должно быть определено отношение со стороны государственных органов в случае возвращения этих территорий под управление Украины и соответствующее возможное привлечение к ответственности в случае признания совершения ими действий, которые считаются преступными.
Большое количество уголовных дел — с приговорами и реальными сроками лишения свободы — сегодня служит причиной значительной нагрузки на правоохранительную, судебную и уголовную исполнительную систему, которая чрезмерно их нагружает и не всегда несет в себе позитивные результаты.
Например, жителям деоккупированных громад известно, кто именно доносил на украинцев, которые принадлежали к силам сопротивления. По чьему указанию людей забирали «на подвал», пытали, а иногда и убивали. Но в отношении этих потенциальных преступников не всегда собраны надлежащие юридические доказательства, большую работу нужно проводить в рамках уголовных расследований, а само такое лицо считается невиновным до тех пор, пока оно не получит приговор суда. Если умножить это на 9 тысяч производств, непременно встанет вопрос о ресурсах, необходимых для качественных судебных процессов.
В то же время самая большая проблема существует на уровне самого законодательства. Какие категории субъектов подпадают под определение «коллаборант», а какие действия — под «коллаборационизм»? Определения в статье 111-1 достаточно широкие и размытые. Кроме того, есть еще и корреляция с другими статьями Уголовного кодекса — одно и то же действие лица может квалифицироваться или как «коллаборационная деятельность», или как «оправдание, признание правомерной, отрицание вооруженной агрессии Российской Федерации против Украины, глорификация ее участников» (статья 436-2). Поэтому похожие действия лица можно квалифицировать по разным статьям с разными санкциями.
Ключевой момент — на каком уровне начинается ответственность и какой она должна быть? Например, мы говорим об образовательной сфере. Подпадают ли под преследование учителя математики или физкультуры, оказавшиеся на территории, захваченной врагом? Или преследованию подлежат только завучи, директора школ, представители управленческих органов образования? Подобные вопросы возникают и по поводу медицины, системы социального обеспечения, служб по чрезвычайным ситуациям, занимавшихся ликвидацией последствий стихийного бедствия или обстрелов. Речь идет о широком круге работников, обеспечивающих жизнедеятельность городов и поселков.
Сегодня эти вопросы решаются, скорее, в негативном плане — большинство из тех, кто остался на ВОТ, подозреваются в коллаборационизме, ведь они вовлечены в определенные процессы и действия во время оккупации.
При этом известно, что РФ грубо нарушает «правила режима оккупации», определенные в IV Женевской конвенции. В то же время само государство-агрессор, начиная с 2014 года, отвергает утверждение, что оно осуществило оккупацию. Россия вводит репрессивную политику, чтобы, условно говоря, «переплавить» захваченные территории и превратить их в «часть РФ» в том или ином «статусе».
Принуждение к сотрудничеству проводится не только напрямую благодаря мерам принуждения с вынужденной паспортизацией, прохождением обязательных проверок, безальтернативным подчинением приказам оккупационной власти, но и с применением массированного идеологического и информационного влияния. Оккупанты пытаются «русифицировать» население ВОТ и изменить его идентичность, в частности через навязывание гражданства. Так называемое «патриотическое воспитание» начинается с детского сада. Происходит индоктринация, предусматривающая «борьбу со всем украинским» через накачку российской пропагандой.
К сожалению, это срабатывает, если длительное время жить в такой среде. Вспомним, что Крым, части Донецкой и Луганской областей находятся в отравленном информационном пространстве уже более десяти лет. Оно формирует соответствующее видение, угол зрения.
Давайте говорить откровенно, есть те, кто сознательно сделал выбор в пользу России — через идеологические убеждения и/или материальные интересы. Например, еще с 2014 года Россия «заманивала» представителей силовых структур и правоохранительных органов всякими льготами и зарплатами, обещая сделать их вдвое-втрое больше украинских. Коллаборанты шли зарабатывать большие, по их мнению, деньги за привычную им работу в своем же населенном пункте.
Отдельно нужно подчеркнуть, что само по себе проживание на ВОТ после возвращения их в Украину не будет основанием для какого-либо преследования или ограничения в правах, как и получение каких-либо документов на этих территориях (включая паспорта). Также не должна быть основанием для преследований уплата налогов в бюджеты администраций оккупированных территорий, поскольку это — вынужденная мера для тех, кто проживает и работает на ВОТ. Выживать в оккупации, не работая, просто невозможно. С другой стороны, налоги каждого такого работающего идут на войну с Украиной, поэтому это поднимает отдельные проблемные вопросы.
Очевидно, что не все, кто находился на оккупированных территориях, остались там по своей воле. Для этого у каждого были соответствующие мотивы, материальные ресурсы, родственные связи, другие условия и обстоятельства. Украинское государство было не в состоянии обеспечить всем возможность оставить ВОТ с дальнейшим обустройством жилья и рабочими местами на подконтрольной правительству территории.
Пребывание на оккупированных территориях не является уголовно наказуемым деянием. Как бы это ни было сложно, в каждом конкретном случае мы должны применять индивидуальный подход и учитывать условия, которых достаточно (или нет) для того, чтобы считать соответствующие действия лица на оккупированной территории коллаборационной деятельностью, как это определено сегодня в Уголовном кодексе.