УКРАИНСКИЕ РЕФОРМЫ, ИЛИ ПРИВАТИЗАЦИЮ НИКТО НЕ ЛЮБИТ

Приватизация как зло

Резко негативная оценка нашей приватизации не просто типична. Только такую оценку и можно найти в СМИ. Никто из политиков и, шире, публичных представителей элит не позволяет себе позитивные высказывания о приватизации. Они часто и многословно даже не критикуют, а обозначают приватизацию как всеми согласно понимаемое, неотвратимое по какой-то причине и поэтому как будто мистическое зло. Отметим, что большинство власть имущих ругателей активно и не без выгоды участвуют в приватизационном процессе.

Когда столь большое число несомненно разумных людей, кардинально отличающихся интересами, принципами и поступками, высказываются одинаково, есть причины для размышлений. Простое и лежащее на поверхности объяснение: украинская приватизация действительно неудачна, разорительна и не реализовала целей, ради которых осуществлялась. На самом деле это не так.

Выполнена главная политическая задача массовой приватизации — стимулировать ускоренное развитие негосударственного сектора экономики и обеспечить его преобладание. В 2001 году доля негосударственного сектора (приватизированных и новых предприятий) составила (Статистичний щорічник України за 2001 р.):

— в прибыли от основной деятельности до налогообложения 62,8%

— в среднегодовой численности работников (с учетом малых предприятий) 56,1%

— в инвестициях в основной капитал 56,7%

— во вводе в действие основных фондов 57,4%

— в производстве промышленной продукции (с учетом малых предприятий) 79,5%

— в производстве продукции строительных предприятий (подрядные работы) 78,1%

— во внутреннем оптовом товарообороте 93,0%

— в экспорте товаров 83,8%

При учете реальных масштабов теневой экономики доля негосударственного сектора по приведенным показателям была бы существенно выше. Но с точки зрения целей приватизации важно преобладание негосударственного сектора именно в легальной экономике.

Сравнение эффективности работы предприятий государственного и негосударственного секторов было проведено В. Дубровским и Т. Шигаевой по данным за 1997—2000 гг. Оно показало, что поведение негосударственных предприятий даже в условиях падения производства являлось более рыночным. В период кризиса у этих предприятий была меньшая кредиторская и дебиторская задолженности, на неблагоприятную конъюнктуру они реагировали ускорением оборота денежных средств, имели бoльшую склонность к инвестированию. В условиях роста промышленного производства в 1999 году наблюдалась слабая положительная корреляция между глубиной приватизации отраслей и их ростом; в 2000 году эта положительная корреляция стала существенной.

Приватизация, таким образом, явилась важным фактором формирования рыночных отношений и продолжающегося четыре года роста экономики. Однако доказав свою значимость в этом плане, она проигрывает как социальный процесс, вызывая к себе все более негативное отношение населения. По мере расширения масштабов приватизации и знакомства граждан с этим процессом негативные оценки ее населением неуклонно растут, причем, в наибольшей степени, когда речь идет о продаже больших предприятий.

Доля населения, негативно относящегося к приватизации, составила в % к общему числу опрошенных (табл. 1):

При этом население четко и осознанно различает процесс развития частного предпринимательства в целом и приватизации — в частности.

Не одобряют развития частного предпринимательства,% к общему числу опрошенных (табл. 2):

(Українське суспільство: соціологічний моніторинг 1994—2003. Исследование Н. Паниной и Е. Головахи)

Сравнение приведенных динамических рядов недвусмысленно показывает: с 1995 года по мере развития частного бизнеса негативное отношение к нему уменьшается, причем такое мнение разделяет явное меньшинство; негативное же отношение к приватизации больших предприятий устойчиво растет на протяжении всего периода ее осуществления, и, что особенно опасно, меньшинство противников превратилось в большинство. Этот фактор должен быть изучен, объяснен и учтен при выработке стратегии модернизации украинской экономики.

В основе недовольства населения приватизацией лежит разительное несоответствие ожиданий и реальности, особенно при продажах за приватизационные сертификаты.

За сертификаты в 1992—2001 гг. было продано 47% имущества больших и средних предприятий. Преобладающая часть в виде акций — мелким акционерам. Реальность жестоко разочаровала среднего украинца:

— цена украинского приватизационного сертификата на черном рынке (а только там они и продавались) никогда не превышала 10 долл. США и довольно быстро спустилась до 2 долл.;

— финансовые посредники, которым большинство граждан доверило распоряжение своими сертификатами, массово и бесконтрольно не выполняли своих обязательств;

— в процессе приватизации акции в обмен на сертификаты получили миллионы людей. В настоящий момент в Украине более 18 млн. акционеров. Большинство этих людей не могут ни продать свои акции по сколько-нибудь значимой цене, ни получать доход по ним, ни защитить свои права миноритарных акционеров. В последние годы роста экономики нередки случаи существенного увеличения цены акций приватизированных предприятий даже в десятки раз по сравнению с моментом их приватизации. Растет число фирм, скупающих акции в розницу. Но доля подобных случаев ничтожна.

Крупные пакеты акций средних и больших предприятий продавались на коммерческих и некоммерческих конкурсах за деньги и аккумулированные сертификаты (17,5% стоимости всех приватизационных сделок). Проведение подобных конкурсов сопровождалось непрерывными скандалами местного и национального значения, обвинениями в закулисных договоренностях, коррупции, нечестной конкуренции, заниженных ценах. Эти по большей части достоверные обвинения сформировали соответствующий образ самого приватизационного процесса. Часто наблюдаемые сговор будущих собственников с дирекцией предприятия, целенаправленное снижение эффективности его работы, вплоть до разорения в предприватизационный период и уничтожения социальной инфраструктуры после приватизации дополняют этот образ.

Негативное отношение к массовой приватизации высказывают не только украинские граждане, но и профессионалы. Критики сертификатной (ваучерной) приватизации — украинские, восточно- и западноевропейские — едины в своих претензиях. Массовая приватизация была проведена слишком рано; сначала нужно было создать рыночные институции и соответствующие негосударственные организации, способные взять на себя ряд государственных функций административной экономики. Если этого не сделать, раннее сокращение государственного сектора ведет к развитию теневой экономики, коррупции, соответствующему ослаблению государства и присвоению приватизированного имущества представителями власти.

В Украине все отмеченные негативные, разрушительные процессы проявились, может быть, наиболее выразительно и полно среди европейских посткоммунистических стран. Действительно, именно в период массовой приватизации (приблизительно 1994—1998 гг.) достиг своего максимума системный социально-экономический кризис, выражавшийся, в частности, в:

— резком ослаблении государства;

— развале государственной хозяйственной системы и катастрофическом падении производства;

— неспособности выработать, последовательно и системно осуществить какую-либо стратегию посткоммунистической трансформации, в частности, быстро создать или воссоздать соответствующую правовую систему и рыночную инфраструктуру;

— превращении старой бюрократии из орудия власти во власть, приватизации ею государственных функций;

— формировании нового капитала по бюрократической матрице, в том числе и прежде всего в процессе приватизации;

— взрывообразном развитии теневой экономики и коррупции.

Но как связана массовая приватизация с этими явлениями? Является ли она причиной кризиса (одной из существенных причин)? Если бы подобной формы приватизации в это время не было, разразился бы системный кризис? Была ли реально осуществимая альтернатива массовой приватизации в Украине?

Трансформация общества только начинается. Не имея полной картины сделанных шагов, не наделать бы нам ошибок в будущем.

В отличие от критики конструктивных предложений относительно альтернатив ранней массовой приватизации очень мало. Однако подробная критика действующего процесса позволяет в общих чертах воспроизвести желательную с точки зрения критикующих последовательность действий от начала постсоветских реформ:

— пресечение горбачевской «спонтанной приватизации»;

— наведение порядка в системе управления государственным сектором экономики;

— макроэкономическая стабилизация;

— создание действенных рыночных институций и рыночной инфраструктуры;

— демонополизация и реструктуризация производственного сектора путем активной промышленной политики государства;

— дерегуляция и совершенствование системы государственного регулирования;

— поощрение развития нового (вне приватизации) малого и среднего частного капитала;

— малая приватизация;

— преодоление экономического кризиса;

— приватизация больших предприятий.

Это логичная и привлекательная схема. Каждый ее шаг последовательно снижает инвестиционные риски, способствует созданию и росту отечественного частного капитала и привлечению иностранных инвестиций. Это в свою очередь увеличивает рыночную стоимость предприятий, приближая ее к среднемировой. Большая приватизация при таком сценарии является итогом успешного процесса целенаправленного развития рыночных отношений. В этом случае большие государственные предприятия могли бы продаваться на сформировавшихся фондовом рынке и рынке промышленной недвижимости по прозрачным конкурентным схемам. Добросовестность инвесторов обеспечивалась бы всей системой рыночных институций, а социальная справедливость — например, системой льгот для работников приватизированных предприятий.

У описанной последовательности экономических реформ есть, однако, один недостаток: ее некому и не для кого было воплощать в жизнь в 90-е годы. Это технологическая схема, а не план социального действия. Для реформ как процесса развития общества нужны реальные, а не воображаемые идеологами реформ субъекты. То есть должны наличествовать новые отношения, новые развивающиеся социальные группы, острые социальные конфликты интересов, достигшие уровня настолько опасного для стабильности общества, что общество предпочитает меняться.

Трудно представить себе, скажем, принятие антитрестовского законодательства США конца XIX — начала XX вв. без бурного развития трестов и острых конфликтов, вызванных их развитием. Общественная потребность в разрешении подобных конфликтов реализуется через влиятельный спрос, то есть стремление к изменениям влиятельных социальных сил и представляющей их власти. Такой влиятельный спрос и порождает так часто поминаемую политическую волю, соответствующие идейные концепции, адекватные технологии и исполнителей реформ.

Стартовые параметры

Для Украины необходимость и неизбежность модернизации были обусловлены преимущественно внешними историческими обстоятельствами. Они определяли и момент начала, и темп модернизации, ее конкретные задачи и поведение основных социальных групп. В результате развала Советского Союза и всемирного поражения коммунистической парадигмы как политической технологии и системы хозяйствования Украине выпало решать практически мгновенно и одновременно четыре задачи: становление государства, политической нации, гражданского общества и рыночной экономики. Наше несамостоятельное прошлое предопределило противоречивый драматический характер модернизации, фактическое отсутствие заинтересованных в ней лидирующих социальных групп, относительно пассивную реакцию общества на вызовы истории.

Длительное пребывание в советской политико-экономической системе и процесс горбачевских экономических реформ предопределили характер экономических проблем, вставших перед Украиной с начала ее независимого существования.

После распада Союза Украина получила в наследство мощный индустриальный комплекс и соответствующую инфраструктуру, ориентированные на обслуживание военно-промышленного комплекса советской империи. Распад Союза и, прежде всего, его военной машины означал внезапное катастрофическое исчезновение спроса на продукцию украинского индустриального комплекса, а мгновенное многократное повышение цен на российские энергоносители парализовало возможности поиска других рынков.

Административная система управления в СССР была жестко централизованна, Украиной управляли как административным регионом. Соответственно, отсутствовали государственная элита (обладающая чувством миссии, этикой служения, историческим опытом и навыками управления государством), государственная инфраструктура и технологии, структуры стратегического планирования, банковская система, денежная система, система государственной безопасности и многое другое. Не было квалифицированного и общественно признанного слоя интеллектуалов, способного к выработке адекватных украинским реалиям концепций трансформации общества.

Тесно связанная с Россией, Украина была вынуждена в 1992—1993 гг. вместе с ней либерализировать цены, реформировать (а практически — создавать заново) денежную, финансовую и банковскую системы, систему управления государственной собственностью, внезапно ставшей украинской. Вследствие неопытности и незрелости государственной машины российские ошибки были повторены, умножены и усложнены (характерный пример: по расчетам Украинско-европейского консультативного центра UEPLAC индекс потребительских цен в 1990—2000 гг. составил в Украине 191144 раза, в России — 16563 раза). В результате управляемость экономикой со стороны государства в первые годы независимости была практически утрачена.

Потеря традиционных рынков сбыта на фоне неконкурентоспособности украинских предприятий, развал системы управления экономикой породили глубокий и всеобъемлющий кризис.

Произойди такое в рыночной экономике, субъекты хозяйствования ответили бы между- и внутриотраслевым перераспределением капитала и рабочей силы, массовыми банкротствами, реструктуризацией производств, активной инновационной стратегией. Ответом украинских государственных и немногочисленных мелких частных предприятий было создание принципиально нового типа хозяйствования, где бартер, сокрытие прибыли, неплатежи поставщику, работникам и бюджету являются формой снижения затрат производства, а согласие производителя на оплату его продукции бартером или неплатежи — формой снижения цены продукции.

В дальнейшем при благоприятном течении событий можно было бы ожидать постепенного уменьшения подобных деформаций при проведении системных либеральных реформ: совершенствования правового поля, развития рыночной инфраструктуры, снижения налогового и регуляторного бремени, развития новых частных капиталов вне приватизации, их естественного укрупнения. Однако подобный путь не был реализован набирающей силу государственной бюрократией. Она с самого начала формировалась не как орудие легитимной власти, а как ее сосредоточие, как субъект власти.

Такая трансформация обусловлена уничтожением политической целезадающей подсистемы власти в советской системе. Эту роль играла Коммунистическая партия. Тотальная власть партии обеспечивала стабильность социально-экономической системы в целом и в этих рамках задавала алгоритмы поведения бюрократии, в том числе формы и границы допустимой коррупции.

В соответствии с исторической тенденцией система однопартийной власти была демонтирована, но достаточно быстро создать демократическую альтернативу Украина не смогла. На то есть объективные причины. В демократических государствах такой блок создавался в процессе исторического развития и имеет сложную структуру: механизмы партийно-парламентской демократии, независимого судебного контроля, контроля средств массовой информации и общественных организаций. Массовость, активность, даже агрессивность такого контроля — непременный атрибут западных демократий. Не следует ожидать от неконтролируемой обществом власти эффективности и честности. Отдельные политики на протяжении короткого периода могут быть такими, но не власть в целом.

Ценности и стереотипы населения Украины далеки от гражданской зрелости. Советское государство, подобно феодалу, выступало собственником средств производства и частично рабочей силы граждан, законодателем и судьей, патроном — распределителем основных благ, хранителем уравнительной справедливости и гарантом социальной безопасности. Эти свойства государства глубоко запечатлелись в стереотипах наших граждан и в профессиональных навыках государственной бюрократии. Принудительный коллективизм, насаждаемый советским режимом, обернулся атомизацией общества. В течение 70 лет преследовались и были уничтожены все формы независимой от государства самодеятельности граждан. Соответственно, были утрачены традиции самоорганизации, коллективной самозащиты, солидарного действия.

Отличия в гражданской зрелости общества ясно проявились в том, что более или менее эффективные механизмы политической демократии были быстро созданы в странах Восточной Европы и Прибалтики и не были созданы в Украине, России, Белоруссии, Молдове.

Бесконтрольность власти осложняется глубокими историческими традициями неуважения Закона. Во всех слоях общества, если неисполнение Закона полезно, оно и морально, и социально допустимо. Как будто существует негласный социальный договор по этому поводу. Люди не готовы к законопослушанию, а государство не способно ни стимулировать, ни принудить их к этому. Все страдают от несовершенного законодательства и от практики его применения. Но отсутствие активного общественного спроса тормозит развитие законодательства. В результате — его противоречивость и неразвитость в Украине. Часто украинское законодательство в принципе невыполнимо.

В этих условиях бюрократия спонтанно заняла освободившуюся от Коммунистической партии политическую нишу. Из орудия политической власти она сама стала властью. Не обладая ни развитой идеологией, ни другими атрибутами политического блока государства при фактическом отсутствии контроля со стороны общества, бюрократия стихийно приватизировала свои государственные полномочия и направила развитие государства на реализацию своих внутренних интересов. Это нашло выражение в гипертрофическом развитии «взяткоемких» государственных функций и редуцировании «невзяткоемких» (подробнее см.: Пасхавер А. Перспективы частного предпринимательства в Украине: бюрократия против капитала. Зеркало недели. № 25. 1999).

Системная коррупция, поразившая государственную машину нового государства, имеет вполне определенные исторические корни в технологии чиновничьего управления дореволюционной России, но более всего в брежневской эпохе. Хорошо исследован феномен так называемого «административного рынка» брежневского периода, на который поступали все решения и чиновничьи блага и где происходил в основном натуральный обмен между решениями или решениями и благами. К «административному рынку» была подключена всепроникающая система законных и незаконных льгот и привилегий. Натуральный, бартерный характер обмена не менял коррупционной сущности подобных сделок. Рыночные преобразования лишь сменили форму коррупции, переведя ее преимущественно на денежную основу. Открытость экономики, частное предпринимательство в точках контакта с государством увеличили поле приложения коррупции, а снятие идеологического контроля КПСС взрывообразно увеличило ее масштабы, но не создало системную коррупцию как новый феномен.

Таким образом, процесс посткоммунистической модернизации Украины характеризуется тремя принципиальными особенностями.

Во-первых, преимущественно внешним характером причин модернизации, которые определяют момент ее начала, задают направленность и темп.

Во-вторых, фактически бессубъектностью начального периода модернизации, то есть отсутствием влиятельных социальных сил, осознавших свой интерес в таких переменах и готовых их политически выразить и осуществить. Партийная элита устраняется от власти (не лично, а именно в качестве партийной элиты). Бюрократия, директорат, околовластный слой интеллигенции социально дезориентированы сменой ценностей. Влияние частных собственников и идейных государственников было ничтожно малым. Слоя идейных реформаторов, готовых представить обществу реалистичные концепции реализации, не существовало. Общество в целом поражается аномией — разложением системы ценностей.

В-третьих, начало процесса модернизации Украины было осложнено рядом факторов, обусловленных ее историей:

— наличием неконкурентоспособного мощного производственного комплекса, потерявшего вследствие распада СССР рынки сбыта;

— исторически обусловленной гражданской пассивностью населения, отсутствием навыков, потребности и институциональной возможности осуществлять гражданский контроль над деятельностью государства;

— традиционным непослушанием Закона всеми слоями общества, особенно во взаимоотношениях «государство–граждане»;

— отсутствием опыта государственности, соответствующей инфраструктуры, кадров, технологий;

— доминированием советской бюрократии, ее технологии управления, «приватизацией» ею функции государства;

— отсутствием признанных обществом системных стратегий модернизации страны.

Перечисленные факторы в условиях неотвратимых вызовов истории породили системный социально-экономический кризис и длят его существование. Все трансформационные процессы в Украине протекают в темпе и формах, обусловленных взаимодействием этих факторов.

Плохие реформы или успешная революция?

Развитие частного капитала, естественно, не является исключением из общего правила. Распространенные нормы ведения бизнеса и весь процесс формирования частного капитала в Украине далеки от идеальных как по юридическим, так и по моральным критериям. Нет нужды искать оправдания такому положению, но, понимая его причины, легче двигаться вперед.

С одной стороны, в процессе модернизации Украины развитие частного капитала является ключевым звеном и потому формально государством поддерживается. С другой — вся совокупность исторических условий нашей модернизации создала экстремально высокие риски предпринимательской деятельности в Украине. Это обстоятельство послужило причиной естественного отбора среди первого поколения частных предпринимателей: в дело рекрутировались люди с пониженным чувством опасности, авантюрного склада, а эти свойства редко сцеплены с законопослушанием и высокой моралью. Речь не идет, конечно, о поведении новых предпринимателей во всех сферах жизни, а только там, где они реализуют функцию капитала в условиях слабого государства, не способного и не стремящегося защитить права собственности и принудить недобросовестных субъектов хозяйствования к выполнению контрактов.

Украинский частный капитал зарождался и рос в коррупционном поле. С самого начала этого процесса коррупция не была просто дополнительным налогом бюрократии на предпринимательство, но формой селекции частного капитала. Бюрократ, каждый на своем уровне власти, боролся за право решать, кому быть богатым, а кому — нет, определять дозволенные формы деятельности и пределы роста. Такой тип взаимодействия бюрократии и частного капитала при отсутствии легитимной защиты предопределил формы его укрупнения путем консолидации вокруг региональных центров власти. Так образовались промышленно-финансовые политические группы — «региональные кланы».

По мере роста экономической мощи «кланов» в последние два-три года наблюдается смена ролей в паре «бюрократия–капитал». Медленно, но неуклонно капитал занимает в этой паре лидирующие позиции, бюрократия становится агентом (платным) капитала в государственной машине. Эта новая тенденция также весьма далека от идеальной схемы взаимодействия частного капитала и общества, но потенциально значительно более продуктивна, чем средоточие экономической власти у бюрократии. Во-первых, «кланы», выходя на общеукраинскую арену, активно конкурируют друг с другом, и это уже здоровее, чем бюрократическая монополия. Во-вторых, крупный капитал в отличие от бюрократии нуждается в формировании в своей стране международно принятой системы хозяйствования, так как при выходе на международные рынки доходы капитала прямо зависят от доверия не только к нему, но и к стране происхождения.

Главная заслуга массовой приватизации (для многих — главная вина), что она сдвинула в 90-х годах с мертвой точки процесс модернизации Украины. Процесс передачи собственности с применением сертификатов от государства новому частному собственнику (при фактическом отсутствии частных капиталов) носил формальный характер. Но эти формальные процедуры стимулировали и ускоряли в пассивном дезориентированном внешними вызовами истории обществе развитие активных социальных сил (в первую очередь, класса частных собственников), по своему социальному положению потенциально заинтересованных в модернизации Украины.

Сертификатная приватизация предполагала адаптацию граждан к рыночной экономике и реально способствовала ей, прежде всего приучая к явному учету рисков в хозяйственных решениях. Эта болезненная адаптация должна была происходить не на реальных сбережениях, а на искусственных приватизационных бумагах. Не вина приватизации, что параллельно происходил гораздо более болезненный мошеннический процесс изъятия у населения реальных сбережений через финансовые пирамиды.

Массовая приватизация на протяжении 90-х годов играла авангардную роль (не свойственную ей при естественном течении процесса), создавая и стимулируя развитие корпоративного сектора, рыночной инфраструктуры, слоя мелких собственников, системы финансовых небанковских посредников.

Авангардная роль приватизации в экономических реформах способствовала тому, что именно на этом процессе сосредоточились ожидания граждан и их страхи. Общественным мнением приватизация была «назначена» главной причиной кризиса, его глубины, длительности, а также социальных деформаций, этот кризис сопровождающих.

Но негативные черты приватизационного процесса, сопровождающие его социальные конфликты, вызванные им социальные патологии — это часть общей картины переходного периода в Украине как ответа на внешние вызовы истории в условиях неблагоприятных стартовых параметров общества, историей же заданных. Массовая приватизация как ускоритель трансформационных процессов, несомненно, усилила, расширила этот объективно обусловленный негатив, но не была его причиной.

Приватизация — один из каналов развития новых общественных отношений, и ее качество определяется параметрами самого общества. Это одно из зеркал, в котором общество, вынуждаемое историей к переменам, с неудовлетворением узнает себя и, в соответствии с естественным желанием психологической защиты, фокусирует недовольство на государстве, представляющей его власти, на политических силах, на отдельных политиках и чиновниках. Многое изменится, когда пассивное недовольство сменится конструктивным контролем власти. Именно массовая приватизация как важнейший фактор развития новых активных социальных сил здесь и сейчас создала реальные стимулы для развития общества в этом направлении.

Может быть, такой искусственный стимул развития, как сертификатная приватизация, — не лучший инструмент для ответа на вызовы истории, и социальная цена за использование этого инструмента слишком высока? Как пошло бы развитие Украины без массовой приватизации? Новые активные сторонники модернизации росли бы в замедленном темпе пассивного общества, старые социальные группы — лидеры советских времен вели бы позиционную борьбу. Это означало в начале 90-х либо медленный и нерешительный откат к прошлому, фиксацию советских экономических реалий под лозунгом наведения порядка, либо, что более вероятно, столь же медленное и нерешительное топтание на месте без ясно выраженной направленности развития. В 1992—1993 гг. автор по долгу службы анализировал законодательные и нормативные акты с точки зрения их идейной направленности. Наиболее характерной чертой этих актов, сразу бросавшейся в глаза, особенно если анализировать их не по отдельности, а весь их корпус, была полная идейная неразбериха. Не только один акт противоречил другому, но и части актов взаимоисключали друг друга…

Оба варианта существования означали бы отказ в ответе на исторические вызовы, тупик в преодолении системного кризиса, увод нашей страны в маргинальную зону, неспособность развиваться синхронно с другими посткоммунистическими странами. Над социальными последствиями таких вариантов должны поразмыслить социологи. Но оба они не способствовали бы успеху гуманной затеи внедрять институции до развития отношений, которые они должны регулировать, тем самым предотвращая возможные конфликты. Какая сила могла бы это сделать? Кому это было бы выгодно? Возможно, герой, вождь, подобно Солону или Моисею, мог бы изменить естественный порядок вещей и дать народу Закон. Об этом можно мечтать, но на это нельзя рассчитывать.

Можно ли оценивать трансформационный процесс 90-х годов в Украине как несистемно задуманные и некачественно проведенные реформы? Реформы по смыслу понятия — это планируемый, организованный процесс, который невозможно осуществлять без сильной и ответственной государственной власти. Отметим, что организовать реформы — вовсе не значит их жестко навязать. Они могут проводиться и путем создания условий для инициатив снизу. Но в любом случае реформы должны быть спланированы и организованы в разумном соответствии с планами. Страны Восточной Европы, где общество было внутренне готово к посткоммунистической трансформации, осуществляют ее именно как систему реформ. Но, как было ранее отмечено, у Украины не было исторических предпосылок для готовности общества к посткоммунистической модернизации и тем более для мгновенного создания сильной государственной власти, поддерживаемой обществом и способной целенаправленно осуществлять смену социально-экономического строя.

Процесс модернизации в 90-е годы, по необходимости, происходил стихийно. Нормативные документы стратегической направленности создавались всеми правительствами и составами парламента. Но они не были работающими. Действительность кардинально отличалась от стратегических планов. Создавалось впечатление, что никто из творцов этих документов серьезно не рассчитывал на их исполнение, никто не оценивал и меру исполнения. До сих пор наше государство не создало действующих структур стратегического планирования и управления. Потребности в таких структурах, по-видимому, пока нет. Правительство работает преимущественно в режиме «скорой помощи». Последний пример тому — летний зерновой кризис.

Стихийность вовсе не означает хаотичность. Историческая тенденция как сумма действий объективных внешних и внутренних факторов обеспечивает некую направленность развития. Закономерность прокладывает себе дорогу через случайности. Случайности в своей совокупности становятся формой проявления закономерности. Слабая власть может то способствовать, то противодействовать исторической тенденции, но она не способна упорядочить и возглавить этот процесс.

Стихийная «системная трансформация общества в условиях слабого государства» — это не реформаторский, а революционный по своему характеру процесс (Мау В. Экономика и революция: уроки истории. Вопросы экономики. № 1. 2001). Оценивать же революционный процесс как плохо задуманные и/или исполненные реформы, как минимум, методологически неверно. Революционным (неожиданным, скачкообразным) характером происходящей модернизации в большей степени объяснима психологическая реакция населения Украины на перемены — дезориентация и аномия. Лучше объяснимы острые политические эксцессы — борьба элит в революции не отличается деликатностью и игрой по правилам.

Кто знает, какой из типичных постреволюционных сценариев нам уготован — углубление революционного процесса и остроконфликтная смена элит или закрепление результатов для победителей и изгнание идейных инициаторов перемен и сторонников продолжения процесса? Только когда общество адаптируется к новой ситуации, сформируются и станут социально и политически лидирующими силы, заинтересованные в модернизации общества, возникнет сильная и ответственная государственная власть, — революционный процесс закончится и настанет время реформ.

Вопиющие несоответствия между реформаторскими ожиданиями и неуправляемой действительностью породили тотально негативные оценки украинской модернизации. Внутри страны это несоответствие вызвало массовые поиски виновных. За ее пределами международные эксперты вместо того, чтобы признать свои прогнозы методически неверными, создали образ Украины как нерадивого ученика, плохо справляющегося с заданием.

Но если оценивать украинскую модернизацию, не равняясь на теоретические схемы реформаторов и практику модернизации стран, обладающих качественно иными стартовыми социальными ресурсами, а вести отсчет от стартовых возможностей нашего общества, успехи представляются поразительными. Переживая период рождения государства, Украина сумела избежать обычных для такого периода катастрофических внутренних и внешних политических конфликтов. В первые годы независимости в условиях бессильного государства украинцы сумели сохранить социальный гомеостаз, создав практически мгновенно народную теневую экономику. Массовая приватизация придала динамику процессу модернизации экономики, обеспечив практическую синхронность (уменьшила период запаздывания) этого процесса по сравнению с другими европейскими посткоммунистическими странами. Идет противоречивое по социальным проявлениям, но исключительно стратегически важное отмирание ресурсозатратных производств, выполнявших имперские задачи, но часто не создававших новой стоимости. На предприятиях и в отраслях, производящих пользующуюся спросом продукцию, наблюдается активная адаптация к реалиям рыночной открытой экономики. Бурно развиваются отрасли, ориентированные на личное потребление и на экспорт. Оживает машиностроение, обслуживающее эти отрасли. Что это, если не структурная перестройка? И в итоге — непрерывный четырехлетний экономический рост.

С точки зрения пуристов, оба упомянутых выше инструмента модернизации (теневая экономика, массовая приватизация) не вполне благопристойны. Неблагоприятны их социальные последствия. Но избежать ответа на исторические вызовы было невозможно, набор действенных инструментов был крайне ограничен, а позитивные результаты выбора налицо.

Обречена ли Украина и далее переживать процесс модернизации, применяя сомнительные инструменты и передавая в будущее их тяжелые социальные последствия? Или цена слишком велика, следует если не свернуть с этого пути, то притормозить, приостановиться, дождаться позитивных социальных перемен, социальной зрелости, развития соответствующих институций? Ответ неизменен. Приостановка модернизации означает отставание в развитии (и экономическом, и социальном) от других посткоммунистических стран, потерю конкурентоспособности, маргинализацию страны. А хорошие институции и гражданская зрелость — это всегда следствие конфликтного развития, они не расцветают в болоте, как бы благородны ни были намерения реформаторов.

Когда перемены не являются естественным следствием развития общества, а обусловлены внешними вызовами, побочные, крайне болезненные социальные деформации, по-видимому, неизбежны. Власть обязана предусмотреть их и стремиться максимально понизить ущерб. Но это невозможно сделать, не глядя открытыми глазами на проблему, не изучая закономерности таких деформаций.

Чужеродный характер новых институций закономерно вызывает реакцию отторжения. Затем, если их внедрение неизбежно, наступает стадия их извращенного использования, когда пользователи стремятся приспособить новые институции к своим старым стереотипам и навыкам. На этой стадии результаты внедрения новых институций часто противоположны ожидаемым, а сами институции претерпевают самые неожиданные изменения. Наконец, по ходу исторического развития наступает стадия адаптации. И только здесь новые институции начинают проявлять свой потенциал. Все три стадии могут протекать одновременно, дело в пропорциях. Тем, кто ожидает более благополучной малоконфликтной модернизации, остается искать виновных, врагов или другую страну, более подготовленную для проведения реформ.

Если же власть настойчиво и безостановочно стимулирует требуемые исторической тенденцией перемены и притом такие, которые способствуют созданию сил, заинтересованных в подобных переменах, прогноз развития положителен не только в экономической сфере, но, что может быть важнее, в социальной. Оптимизм основан на том, что новые социальные силы превращают внешние вызовы во внутренние источники развития страны.

Концентрированно повторим для возможных критиков основные защищаемые тезисы.

1. Для Украины необходимость и неизбежность модернизации была обусловлена по преимуществу внешними факторами глобального характера.

2. Влиятельных социальных сил, заинтересованных в модернизации и осознавших этот свой интерес в Украине, к началу переходного периода не существовало.

3. Социальные стартовые условия, отражающие зрелость общества, его готовность к модернизации, были неблагоприятными.

4. Перечисленные обстоятельства стали причиной системного социально-экономического кризиса.

5. Расчет на бессубъектную модернизацию общества (сначала формальные институции, потом новые субъекты, наполняющие их жизнью), опирающуюся на волю вождя и/или группы идейных реформаторов, в принципе не верен и практически нереализуем.

6. Для адекватного ответа на исторический вызов в этих условиях, в первую очередь, необходимы действия, стимулирующие максимально быстрое формирование социальных сил, по своему месту в обществе заинтересованных в модернизации.

7. Массовая и в том числе сертификатная приватизация изначально была предназначена и фактически явилась мощным ускорителем модернизации общества за счет формирования сил, заинтересованных в ней, прежде всего слоя средних и крупных частных собственников.

8. Негативные черты массовой приватизации — часть общей картины переходного периода, объективно обусловленной историческими обстоятельствами. Массовая приватизация, ускоряя модернизацию, усилила конфликты переходного периода, увеличила масштабы социальных патологий, но не была их причиной.

9. Авангардная роль массовой приватизации способствовала тому, что общественным мнением она была «назначена» главной причиной системного кризиса переходного периода. Но приватизация — лишь одно из зеркал, в котором общество, вынуждаемое глобальной историей, но не готовое к фундаментальным переменам, с неудовольствием узнает себя в новых ролях. Не осознавая этого, общество фокусирует свое недовольство на власти, которую оно пока не научилось контролировать.

10. Процесс модернизации Украины по своей природе ближе к революционному, чем к реформаторскому. Поэтому оценки трансформации украинского социально-экономического строя как несистемно и некачественно проведенных реформ методологически неверны, так как оценивают несуществующий процесс.

11. Оценивать прошедший 12-летний путь необходимо, отталкиваясь не от реформаторских схем, а от исторически обусловленных стартовых параметров украинского общества. При такой оценке ясны объективные причины исключительно высокой социальной цены, которую платит общество за модернизацию, но очевиден и высокий уровень достигнутых результатов. Мы развиваемся синхронно с другими посткоммунистическими европейскими странами и медленно, но неуклонно, уменьшаем различия в социальных параметрах общества, характеризующих его зрелость.