ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА АЛЕКСАНДР МОРОЗ: «Я НЕ БУДУ ДЕЛАТЬ УГОДНИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ...»

Александр Мороз — председатель Верховного Совета Украины. Он не любит, когда его называют спикером. Это по форме, по сути его можно назвать по-разному. И консерватором, и живой мишенью, и романтиком, и упрямцем, и розовым знаменем левых сил, словом, вариантов много. Одни считают, что за время своего председательствования А.Мороз здорово вырос и гораздо лучше, чем многие, научился мыслить в государственных масштабах. Другие убеждены, что А.Мороз не вырос, а пал, и причем не куда-нибудь, а за черту закона. Третьи, категорически не желают в это верить, справедливо приводя аргумент — «за время работы прошлого состава парламента лишь два человека не воспользовались квартирно-носочными раздачами — Хмара и Мороз».

Мне же показалось, что Александр Александрович просто здорово устал. Но это совсем не означает, что он готов сдаться — Мороз из тех, кто может маневрировать, окапываться, атаковать, отступать, идти в обход, не отводя глаз от цели. Он делал массу уступок, возможно, даже слишком много, и возможно, не там, где это нужно было делать. Но он еще ни разу не сдавался по-крупному. Что придает ему силы? Думаю, сказать — вера в свою правоту, политическое тщеславие — мало. Складывается впечатление, что Морозу присущи мессианские наклонности. Возможно, что даже он сам этого не осознает. Поможет ли ему это или погубит — покажет время. А пока вернемся к дню сегодняшнему.

— Александр Александрович, как бы вы прокомментировали решение Нурсултана Назарбаева о разгоне парламента Казахстана?

— Откровенно говоря, я еще глубоко не анализировал причины такого шага. В целом если конституция дает право президенту делать такие шаги и если имели место ее нарушения в ходе выборов в парламент, то нет сомнений в том, что такой шаг был нужен. Больше ничего сказать не могу, поскольку в силу большой загруженности в связи с нашими внутриполитическими вопросами не успел глубоко вникнуть в эту ситуацию.

— Следовательно, обратимся к нашим проблемам. Каков ваш прогноз: будет ли принят Верховным Советом выработанный согласительной комиссией вариант Закона о власти?

— Какой-то вариант, конечно, будет принят. Только я сразу хочу объявить свою позицию, которая сводится к тому, что под маркой этого закона каким-то маленьким закончиком Конституция отменяться не будет. Сам Закон о власти, состоящий из 170 страниц, вроде создавался демократическим путем с учетом пожеланий и законодательных инициатив всех сторон. А за скобками остается еще один закон, который отменяет Конституцию и открывает путь для Закона о власти. Знаете, мы можем быть умными, где-то даже хитрыми (в хорошем понимании этого слова), но перехитрить самих себя — нельзя. Если Закон о власти внедряется как конституционная опора, тогда и каждая статья должна быть конституционной и голосоваться конституционным большинством. Только тогда этот Закон может рассматриваться, как изменение Конституции и сможет работать. Но в этом случае возникает вполне логичный вопрос: а не проще ли принять новую Конституцию, тем более, что она уже практически готова? Думаю, что второй вариант лучше. Но, подчеркиваю, я не отрицаю возможности и буду делать все для того, чтобы Закон о власти был принят и были разграничены полномочия конкретных структур власти. Это сделать необходимо!

— Иными словами, вы не намерены выносить на голосование сессии приложение к Закону о власти, предполагающее приостановление действия 60 статей нынешней Конституции?

— Нет, мы, конечно, постараемся включить его в порядок дня, но сначала будет рассмотрен Закон о власти отдельно. Закон только поступил в комиссии, его нужно изучить.

— Когда может состояться его рассмотрение на пленарном заседании?

— Через неделю, не раньше. Дело в том, что сейчас у нас в работе находится Закон о бюджете — документ очень сложный и спорный. И сначала нужно справиться с этой задачей.

— Может быть такое, что бюджет не будет утвержден парламентом?

— В принципе, как вы помните, мы три года жили без утвержденных бюджетов. По идее эта печальная традиция могла бы получить продолжение, но я бы не хотел, чтобы так случилось. Надеюсь, что бюджет будет утвержден, но какой — это другой вопрос.

— В кулуарах все чаще и чаще слышны разговоры о необходимости обсуждения на сессии вопроса о замене президиума, а также руководства ВС. Возможно ли рассмотрение этого вопроса в марте?

— Этот вопрос не стоит в повестке дня, но в нее внесен пункт об отчете президиума. Я думаю, что здесь не возникнет никаких сложностей, тем более, что уже три недели назад, если не больше, я отдал отчет президиума в комиссии и все комиссии уже высказали свое суждение по этому поводу. В основном оценка положительная. Другое дело, что отчет президиума некоторыми депутатами и даже фракциями используется как повод для отзыва руководства Верховного Совета и президиума. У меня на этот счет есть свои суждения: действительно, надо бы поменять некоторых председателей комиссий, некоторые комиссии стоило бы объединить. Кроме того, необходимо ввести и новые комиссии, например, нам нужно создать контрольную комиссию, которая бы занималась контролем использования бюджета. Затем нам нужна комиссия по проблемам региональной политики. Возможно наличие такой комиссии избавило бы Верховный Совет от наложения функций структур ВС и исполнительной власти. Далее, бюджетная и финансовая комиссии у нас сущестуют отдельно. Совсем не мешало бы их объединить, ибо они занимаются по отдельности двумя сторонами одной медали.

Поэтому можно вести разговор о ротации президиума. Но мне этот принцип не по душе, т.к. предполагает временное пребывание человека на должности. Посему если возникает проблема в отношении замены кого-либо, то это должна быть не ротация, а именно замена.

— Александр Александрович, сколько у вас шансов победить в этой чистке?

— Вы имеете в виду — не проиграть? Достаточно много. На этот счет я спокоен. И не потому, что я себя переоцениваю, а потому что, объективно анализируя ситуацию, прихожу к выводу, что моя кандидатура оптимальна для нынешнего состава парламента и нынешнего периода. Поэтому я думаю, что весьма непродуманно ведут себя те депутаты, которые нагнетают обстановку, требуя замены председателя. Они должны были бы здраво подумать над тем, стоит ли кричать, если еще не знаешь, что выкричишь в результате для себя и в целом для парламента? У меня уже есть немалый жизненный и политический опыт. Я без работы не останусь. Поэтому роспуск парламента, который может последовать в случае, если они добьются своей цели, для меня опасен меньше, чем для них. Мне иногда хочется спросить: ты что, уже работу себе нашел? Дело в том, что это имеет не последнее значение. Я как председатель знаю, как трудоустроены бывшие депутаты, среди которых есть и члены президиума. Многие из них в воздухе...

— Есть ли, по вашему мнению, реальные шансы или возможные ситуации, при которых парламент может быть распущен?

— Конституция очень точно трактует этот вопрос — таких ситуаций нет. На сегодня для этого нет ни правовой основы, ни причины. Есть желание отдельных политиков в разных структурах власти, но это еще не все.

— А если не будет принят Закон о власти?

— Ну и что? Я на него смотрю, как на предмет деятельности Верховного Совета. Закон находится в работе, изучается. Я не знаю, в какой редакции его примут, но думаю, что он все же принят будет. Не слишком выверенными я бы назвал суждения типа: принятие закона — путь в светлое будущее, а непринятие — путь к тяжелым последствиям...

— Есть и другие суждения. Например: непринятие закона — это эскалация войны между ветвями власти, а принятие — это диктатура с уже совершенно определенной ответственной стороной.

— Дело в том, что больше Закона о власти я ценю Конституцию. Он в любом случае ее не заменит. В любом! И потом, многое зависит от того, как смотреть на закон: как на повод или как на необходимость. Если избран первый вариант — то изложенную вами концепцию надо принимать в расчет. В таком случае и утверждение о том, что у меня ассиметричное лицо, можно расценить как причину для разгона парламента. Если это необходимость, то надо смотреть: кому не хватает власти и кому мешает парламент. Каким образом сегодня Верховный Совет смог сузить или помешал исполнению полномочий председателей облсоветов — председателей одновременно и исполнительной власти? То же самое и в Кабинете министров. Ведь он практически весь назначен Президентом.

— Но сегодня Леонид Данилович сказал на пресс-конференции, что он сменил лишь силовых министров, а остальной состав формировал парламент, причем левым большинством.

— Если на то пошло, то Верховный Совет не менял Кабинет. Мы избрали премьер-министра. «Силовиков» мы утверждали с подачи Президента. А всех остальных, вплоть до замминистров, назначал Президент своими указами. Возьмем хотя бы трех первых вице-премьеров — при чем здесь парламент?

— Александр Александрович, возвращаясь к уже вышеизложенной формуле, хочу спросить: арест Боженара — это юридическая необходимость или повод?

— Вне всяких сомнений — это повод.

— Ваше положение весьма щекотливо: с одной стороны, по идее, вы должны защищать человека, который находился у вас на службе, а с другой — что будет, если его вина будет доказана?

— Если он окажется виновен — то будет наказан по закону. Но, исходя из той информации, которой я обладаю — этого не может случиться.

— Вы хорошо были ознакомлены с печально известной программой, на которую пошел 80-миллиардный кредит, или в текучке доверились подручным?

— Нет, я был хорошо с ней знаком и занимался ею около трех лет. Не только я, но и серьезные научные круги. Академик Шидловский руководил группой по подготовке программы. У нее есть целая предыстория: программа рассматривалась на высшем уровне во времена Союза. Но тогда у нее было более узкое применение — она создавалась для ВПК на случай военного положения или экстремальной ситуации. А потом, надо отдать должное Боженару (я не интересовался, правда, тем, как он на эту программу вышел) — он смог трактовать эту программу более широко...

— То есть он сравнил нынешнюю ситуацию с последствиями ядерной войны?

— Хм!.. Нет. Хотя шутка не далека от истины. Но он смог создать конкретный проект, оторвать от России и адаптировать программу для условий Украинского государства. Не один раз я высказывал в разговоре сомнения, подчеркивая, что ее реализовать можно лишь при активном участии государства, концентрации сил. Но вы же понимаете, какие у нас условия хозяйствования, когда любое усиление роли государства в том или ином проекте воспринимается по меньшей мере как консерватизм! Поэтому опыт Боженара в бизнесе и коммерческих структурах был необходим. Он помогал найти оптимальное соотношение распределения контроля.

Моя функция сводилась к разработке некоторых позиций, особенно для подготовки программы на Кабмин. Кроме того, понимая, что многим сейчас, к сожалению, общегосударственные дела не нужны и многие, рассматривая ее, просто пытались сбыть с рук не вникая, мне приходилось помогать Боженару попадать к Президенту и председателю Верховного Совета. В частности, Иван Степанович Плющ (у меня были с ним разногласия, но я всегда ценил его способность вникнуть в проблему) в течение четырех часов, выслушав нас, сказал: «Вы первые, кто пришел ко мне по делу. Я буду поддерживать эту идею». В феврале 1994 г. парламент придал программе статус государственной. И если бы Плющ не хотел, чтобы она развивалась, то накануне выборов просто не подписал бы это решение.

— Значит вы убеждены, что кому-то нужна не голова Боженара, а ваша? Кому?

— Не мне давать этот ответ. Но с некоторыми нюансами я бы поспорил. Возьмем к примеру «ахтырское дело». Возилось, возилось оно. А в Москву к Смирнову поехали журналисты, а не кто-то из прокуратуры. Оказалось, что никуда он не исчез, а живет по месту нынешней постоянной прописки. Незаметно для наших бдительных органов он во время всей этой раскрутки выписался... И оказалось, что все деньги на месте, в Ахтырке. Залп оказался холостым. Но вся волна, поднятая в прессе, неслучайна. А теперь возникла ситуация с Боженаром. Показательно, что о санкции на арест, я узнал из прессы.

— Но вы же говорили, что встречались с Президентом?

— Да, но это уже было потом. Я не понимаю, почему человек, арестованный по такому обвинению, должен сидеть до суда за решеткой. Ведь он мог бы находиться дома, подписав обязательство о невыезде, если даже на то пошло, просто под домашним арестом? Зачем применять к нему такие меры, тем более, что именно Боженар добивался возвращения кредита из Одессы сюда. Я по его просьбе еще в сентябре провел совещание с руководителями силовых структур и подписал поручение им для сопровождения и юридического контроля прохождения кредита. Все заявления Омельченко о его беседе с Ермаком — это глупость вообще, поскольку известно, что я требовал возвратить кредит. Я рассказывал, что такое программа, а Боженар рассказывал, как должен работать кредит.

— Являясь председателем Верховного Совета, вам часто приходится лавировать между собственными убеждениями и интересами парламента, что вызывает нередко недовольство у левого блока, то есть говорить о безоговорочной поддержке вас единомышленниками не стоит; судя по всему, у вас нет таких денег, которые позволили бы вам чувствовать себя уверенно; да и отношения с исполнительной властью не настолько крепки, чтобы быть уверенным в своем завтрашнем дне. Почему в подобной ситуации, грубо говоря, в подвешенном состоянии, вы себе позволяете роскошь защищать ваших заместителей — Ткаченко и Демина?

— Может я и уверен в себе потому, что у меня нет денег. Соответствие своему статусу, его соблюдение определяют мотивировку моего поведения. Мне нечего скрывать от людей. Я могу говорить то, что думаю, могу прогнозировать ситуацию, отстаивать убеждения. Если кто-то не дошел или отошел, он со временем оценит это. Если я делаю какие-то ошибки, то очень болезненно их переживаю, независимо от того, в кадровой политике они сделаны или в других вопросах. Я живой человек, могу ошибаться. А Демина и Ткаченко я отстаиваю потому, что по Конституции обязан защищать честь Верховного Совета. А с другой стороны, никто пока не доказал их вины. Пока это все домыслы, не больше. Это все способы шельмования парламента. Именно поэтому я должен еще больше защищать этих людей. Я не могу сказать, что у меня нет претензий к одному или другому. Но защищать их — мое дело, дело председателя. Ведь они заместители не Мороза, а главы Верховного Совета. Каждый понедельник у нас проходят непростые аппаратные совещания, где мы в узком кругу высказываем накопившиеся претензии друг к другу. Но я не собираюсь, я не буду делать какие-то угоднические движения только потому, что кому-то хочется нацепить ярлык Верховному Совету! Поэтому я буду отметать в меру своих прав все, что будет посягать на честь этих людей.

— Грозит ли нам война компроматов между исполнительной и законодательной властями?

— Со стороны Верховного Совета и меня лично не было сделано ни одного шага для использования этого грязного оружия. Я думаю, что у нас хватит достоинства его не употреблять. Что касается другой стороны — то все, что делается идет от структур отнюдь не законодательной власти, за редким исключением тех индивидуумов, которые пытаются создать себе скандальный имидж. Но знаете, услужливые порядочным не нужны...

— Ваше отношение к предложению вице-президента США Альберта Гора, заключающемуся в том, что Украина могла бы инициировать бессрочное продление Договора о нераспространении ядерного оружия?

— Понимаете, мы уже так много сделали для мирового сообщества, что я бы хотел, чтобы эту инициативу проявила Америка. Почему Украина, по потенциалу которой уже серьезно потоптались и о которой забыли сразу после того, как мы подписали нужные документы о ядерном разоружении, должна это делать? Теперь они вспомнили, что еще не все от нас взяли и решили посулить нам за такой шаг еще каких-нибудь 100 миллионов долларов? Такое положение нас не может устраивать, поэтому я отношусь к этому предложению критически.