Попытка №?

В минувший понедельник в здании на Михайловской был маленький праздник: после встречи с министром иностранных дел Борисом Тарасюком президент Ющенко, как сообщила его пресс-служба, принял решение в ближайшее время подписать указ об усилении координирующей роли МИД в осуществлении внешней политики Украины, которым, в частности, возложит на это министерство задание координации деятельности всех структур исполнительной власти в сфере внешней политики.

За годы независимости Украины МИД пережил уже не один указ о своей роли, которую то усиливали, то низводили до уровня информационного придатка администрации президента. С победой демократической революции дипломаты вроде как расправили крылья, и МИД устами своего тогдашнего официального спикера Маркияна Лубкивского (ныне заместителя государственного секретаря Украины) немедленно выразил надежду на то, что роль министерства в координации внешней политики страны отныне возрастет. Вскоре президент Ющенко, представляя 8 февраля Бориса Тарасюка в качестве нового главы МИД, однозначно заявил, что «единственным каналом формирования дипломатических отношений будет Министерство иностранных дел» и что этим отныне не будут заниматься ни СБУ, ни администрация президента.

Окрыленные мидовцы, не теряя времени, в том же месяце направили в секретариат президента свои предложения по поводу оптимизации механизма осуществления внешней политики, но… Никакой реакции на эти предложения не последовало. Тогда на Михайловской подготовили новые предложения и, оформив их в виде проекта указа президента, снова отправили на Банковую. Увы, скорого ответа снова не последовало. И вот только 15 августа Борис Тарасюк (как и другие члены правительства, включая премьера, нечасто имеющий возможность лично и обстоятельно обсудить с президентом актуальные, а порой и просто горящие проблемы в своей сфере) получил твердое обещание главы государства издать долгожданный указ.

Конечно, радость на Михайловской была бы куда большей, если бы президент не просто пообещал, а взял да и подписал этот указ. Тем более что времени на его доработку и оформление у канцелярии главы государства было достаточно, ведь, как свидетельствуют источники в СП, проект документа лежит на Банковой уже около трех месяцев… Но во внешнеполитическом ведомстве весьма надеются на то, что к совещанию послов, которое начнется на следующей неделе и на котором ожидается выступление президента, указ таки будет подписан. Поскольку его необходимость назрела уже давно.

И не только потому, что члены новой правящей команды часто вразнобой комментируют тот или иной внешнеполитический вопрос, что зачастую приводит к недоразумениям и проблемам в отношениях с той или иной страной. А еще и потому, что в Украине снова ощущается влияние не одного внешнеполитического центра. Впрочем, как раз во времена Кучмы—Медведчука—Орла центр был один — на Банковой, а МИД тогда исполнял лишь формальные функции. Теперь же их, по крайней мере, три с половиной, и ассоциируются они с именами Тарасюка, Рыбачука, Зинченко и Порошенко. И если поначалу эксперты и журналисты прогнозировали «конфликт интересов» между министром иностранных дел Тарасюком и вице-премьером по вопросам евроинтеграции Рыбачуком и с интересом отслеживали развитие их отношений, то на сегодняшний день, насколько мы можем судить, Борис Иванович и Олег Борисович уже притерлись, согласовали полномочия, и особых трений между ними не возникает.

Зато значительный интерес к внешнеполитической сфере, особенно на российском направлении, стали проявлять секретарь Совета национальной безопасности и обороны Украины Петр Порошенко и госсекретарь Украины Александр Зинченко. И ничего плохого в этом, в общем-то, не было бы, если бы они действовали лишь в рамках своих полномочий, не забираясь в «чужой огород». Ну, скажите, пожалуйста, зачем и на каких основаниях госсекретарю Зинченко понадобилось ехать в Штаты «готовить визит президента», если из Вашингтона только что вернулся министр иностранных дел, побывавший там с той же целью и выполнивший всю необходимую подготовительную работу, которую в любом демократическом государстве положено выполнять как раз главе внешнеполитического ведомства? И как на этот «дублирующий» визит отреагировали американцы? По нашей информации, они пребывали в недоумении. Или что означает словосочетание «рабочий визит госсекретаря Украины»? Подразумевается ли при этом, что могут быть «официальный визит госсекретаря» или даже «государственный визит государственного секретаря»? Какие полномочия были у А.Зинченко во время его рабочего визита в Москву? И в каком качестве его принял президент России Путин? Если в качестве известного гражданина Украины, как, например, в свое время Леонид Кучма принял известного гражданина Франции Пьера Ришара, а Виктор Ющенко не менее известного гражданина того же государства Жерара Депардье, то нет никаких проблем. Но если целью визита в Москву было «содействовать нормализации и постепенному улучшению общей атмосферы украино-российских отношений», то возникает сразу несколько вопросов. Например, кем и когда были утверждены директивы для этого визита? Каким документом и когда президент уполномочил главу своей канцелярии «улучшать атмосферу»? Каковы были темы встречи на таком высоком уровне и каковы ее результаты? И кому, кроме секретариата президента, об этом вообще известно? Кстати, журналистов и экспертов до сих пор также терзает любопытство, что делал глава президентской канцелярии в Ливии?

Не меньше вопросов возникает и по поводу некоторых визитов и встреч секретаря СНБОУ Петра Порошенко. Вполне понятно, когда он встречается, скажем, с грузинским коллегой — секретарем совбеза или же с руководителем Бюро национальной безопасности Польши. Но что делал Петр Алексеевич в Ираке, когда поехать туда самое время было начальнику Генштаба? Или какие срочные дела чрезвычайной государственной важности позвали Петра Алексеевича во Францию, когда там в течение двух недель побывали министр иностранных дел, премьер с пятью министрами и президент? Почему договариваться о диверсификации источников энергоносителей в Иран поехал снова Порошенко, а не, скажем, премьер или глава энергетического ведомства? И почему поднимать «на качественно новый уровень» отношения между военными ведомствами Украины и Китая в Пекин отправился не министр обороны, а все тот же вездесущий секретарь СНБОУ? Вероятно, ездить по миру гораздо интереснее, чем вести кропотливую работу в аппарате Совбеза, где Петра Алексеевича видят не так уж часто и ждут от него хотя бы основных кадровых назначений. Работа с документами, видимо, также не самое захватывающее занятие. Представители очень многих ведомств жалуются на то, что важные и срочные документы подолгу пылятся и в аппарате СНБОУ, и в секретариате президента и зачастую поступают в структуры исполнительной власти тогда, когда то или иное отдаваемое им распоряжение или поручение должно быть уже выполнено. Притчей во языцех стал указ президента о введении в действие решения СНБОУ по поводу подготовки вступления Украины в ВТО. Напомним, что указ, подписанный 15 июня, содержит План неотложных мероприятий, где датами их выполнения обозначены 3 и 10 июня. Или еще один яркий пример. Как поведали нам сотрудники одной профильной структуры, документы во исполнение договоренностей, достигнутых президентами Ющенко и Путиным 19 марта, поступили в это ведомство с Банковой… спустя более двух месяцев после встречи глав государств. При Кучме, говорят, подобные документы в обязательном порядке поступали адресатам не позднее чем через два-три дня…

Видимо, многие из этих причин и стимулировали появление проекта указа об усилении координирующей роли МИД в сфере внешней политики. За более подробными разъяснениями «ЗН» обратилось к одному из его главных инициаторов — министру иностранных дел Украины Борису ТАРАСЮКУ.

— Борис Иванович, так чем вызвано появление этого указа?

— Немного из истории вопроса. Еще в сентябре 1996 г. был издан указ президента о координирующей роли МИД. Он сначала отрабатывался в нашем министерстве, затем в администрации президента, где внешнеполитическое управление тогда возглавлял Владимир Огрызко (ныне первый замминистра иностранных дел. — Т.С.). Указ концептуально был абсолютно верным, расставлял очень четкие акценты и обозначал механизм осуществления внешней политики. Согласно этому указу, МИД действительно получал координирующую функцию. Был установлен механизм этой координации: когда представители структур исполнительной власти осуществляли зарубежные контакты, они согласовывали с нами технические задания, со стороны МИД предоставлялась методологическая помощь в подготовке этих визитов. Но сначала этот указ был секретным. То есть он не действовал как механизм координации, поскольку из-за своего грифа лежал в первых отделах, и мало кто имел к нему доступ. И когда в то или иное ведомство приходили новые люди, они просто не знали о существовании такого документа. Потом по нашему предложению этот указ сделали открытым. Это значительно упростило работу и механизм взаимодействия.

Затем произошла смена внешнеполитической команды администрации президента. И главное управление внешней политики АП стало подтягивать под себя полномочия МИД, которые к 2003 г. стали, практически, номинальными. И в ноябре того года был издан указ, фактически превративший МИД в подразделение АП. Авторам документа, видимо, необходимо было привести нормативную базу в соответствие с фактическим положением дел, когда министерство уже ничего не решало. Таким образом, была создана ситуация, когда на внешнеполитической ниве работали две конкурирующие структуры — одна с полномочиями, другая без оных.

В результате мы сегодня очутились перед правовой коллизией: с одной стороны, существует указ о координирующей роли МИД, никем не отмененный с 1996 г., а с другой — документ 2003 года, фактически нивелирующий роль нашего ведомства.

Но когда я был назначен министром, президент сделал очень четкий мессидж о том, что отныне не будет никакой мелочной опеки со стороны секретариата президента, как это было во времена печально известной АП Кучмы. И на практике это так и происходит. Мы сразу же поставили вопрос об отмене указа 2003-го года, и никто против этого не возражал. У нас не было никаких разночтений между МИД и СП относительно нецелесообразности этого указа.

— Так почему же его до сих пор не отменили? Может, чтобы в нужный момент, воспользоваться?

— Да на него никто не обращал внимания, он фактически не работал. Впрочем, точно так же, как и указ №841 1996-го года. Поэтому мы и решили: поскольку пришла новая команда, она должна играть по правилам, и их должен определить президент. Наше предложение заключалось в том, чтобы осовременить указ №841 и внести в него новые элементы. Я рад, что в минувший понедельник президент сказал, что издает этот указ.

— Он уже подписан?

— Еще не знаю, для меня было важно согласовать этот вопрос в принципе. Кстати, президент поддержал и отмену указа 2003 года.

— В чем заключаются ваши новые предложения относительно оптимизации механизма координации во внешнеполитической сфере?

— Мы предлагаем при министерствах и ведомствах создать институт дипломатических советников, чтобы у нас была межведомственная горизонтальная связь, которой сегодня очень не хватает. Вы знаете, в странах ЕС уже пошли дальше того, чтобы была просто профессиональная внешнеполитическая горизонталь в разных ведомствах. В МИД этих государств уже работают представители других стран, и таким образом они лучше понимают механизм формирования внешней политики. Между ними нет никаких закрытых тем. Мы, конечно, еще так далеко не зашли, но обеспечить горизонтальный механизм согласования осуществления внешней политики — это требование времени. В этом мы убедились, в том числе, и в период деятельности нового правительства.

Далее. Мы считаем, что вопросы внешней политики и ее приоритетов должны доходить до регионов. Что в регионах должны работать профессионалы, разбирающиеся во внешнеполитической проблематике. Сейчас для нас приоритет — европейская интеграция, значит, необходимо, чтобы там были люди и подразделения, которые бы занимались внешними связями и европейской интеграцией. Это позиция нашего министерства. Мы выносили ее на рассмотрение правительства и предлагали в облгосадминистрациях создать отдельные подразделения. К сожалению, наше предложение не нашло поддержки.

— Каковы были аргументы «против»?

— Аргумент, собственно, был один: необходимо упростить структуру облгосадминистраций, а не до бесконечности их расширять. Хотя в структурах предыдущей власти такие подразделения существовали. Например, в Днепропетровской ОГА было управление, занимавшееся европейской интеграцией. Я считаю, что такие структуры должны быть.

— Что вкладывается в понятие «координация»? Ведь каждое министерство, ведомство могут трактовать его по-разному.

— Само слово «координация» предполагает наличие какой-то структуры, на которой замыкаются вопросы конкретной сферы, в данном случае, внешней политики. Это не означает, что должны быть какие-то мелочные разрешения со стороны МИД другим структурам. Вы же знаете, чтобы дискредитировать какую-то идею, нужно довести ее до абсурда. Для нас важно другое: чтобы знать весь комплекс отношений с конкретной страной, нам нужно быть в курсе всего, что происходит, аккумулировать всю информацию. И если кто-то встречается с зарубежными партнерами — это их право, но нас должны информировать об основных моментах, о достигнутых договоренностях. Тогда мы сможем все это учитывать и в своей работе.

— Предусматривается ли, что во время заграничных визитов того или иного министра или высокопоставленного чиновника в составе делегации должны быть и представители внешнеполитического ведомства?

— Такой порядок существовал. В принципе так и должно быть, чтобы во всех делегациях, отправляющихся за рубеж, были и представители МИД — для того чтобы обеспечить последовательность внешней политики, так называемую институционную память, которая должна накапливаться в отношениях с конкретной страной. А у нас что было? Едет какой-то министр или высокопоставленное лицо за границу и не считает необходимым даже элементарно поставить в известность Министерство иностранных дел, чтобы мы дали указание посольству помочь этому человеку в осуществлении его функций. А потом возвращаются и обижаются, дескать, посольство не уделило должного внимания, никто ими не занимался. Бывает, кто-то куда-то едет, с кем-то встречается, о чем-то договаривается. Посольство не в курсе, МИД не в курсе. Потом вдруг возникают какие-то вопросы, причем задают их МИДу, а у министерства информации нет, нет институционной памяти. Все это очень мешает реализации наших национальных интересов. Один одно говорит, другой — другое...

— И это создает атмосферу конкуренции, которую могут использовать наши иностранные партнеры. Если им не удалось договориться, например с МИД, то они могут попытаться договориться с кем-то другим...

— Абсолютно верно. И как раз координация должна обеспечить выполнение принципа, согласно которому государство говорит одним голосом. И кто какой пост ни занимал бы в этой стране, он должен говорить и давать единую оценку и интерпретацию позиции государства. А не так, что позиция зависит от ведомства, ее продуцировавшего, как у нас зачастую бывает.

— Насколько известно, выступать от имени государства и озвучивать его позицию могут только три лица — президент, премьер и министр иностранных дел.

— Это не только наше внутреннее законодательство, но и международное право, предоставляющее этим трем лицам возможность выступать на международной арене без специальных полномочий.

Вопрос координации у нас не просто назрел, он буквально кричит. Сегодня мы с некоторыми министерствами уже начинаем договариваться о встречах, межведомственных совещаниях, где мы согласовываем нашу позицию. МИД особо не вмешивается и не влияет на точку зрения того или иного ведомства, если она не идет вразрез с общей концепцией развития отношений с той или иной страной. В противном случае мы можем выступить за то, чтобы позиция этого ведомства была подкорректирована.

— А если в каком-то ведомстве возникают идеи и аналитические разработки, которые во многом вообще противоречат выбранному и задекларированному на высшем уровне внешнеполитическому курсу? Кстати, как вы прокомментируете информацию, изложенную в прошлом номере «ЗН» нашим автором Александром Сушко, о том, что в секретариате президента были подготовлены предложения, по сути, о пересмотре внешней политики Украины с тем, чтобы она больше отвечала внешнеполитическим интересам России? Нам известно, что этот документ существует. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Насколько мне известно, речь идет о внутреннем документе, который не является официальным документом секретариата президента, а тем более, госсекретаря или самого президента. Поэтому я не считаю нужным комментировать этот внутренний документ, который может быть позицией одного или нескольких людей.

— Борис Иванович, ваши оппоненты из оппозиции обвиняют вас в излишне жесткой позиции относительно России и предлагают украинскому истеблишменту избегать критических высказываний в адрес нашего стратегического партнера, а на переговорах, особенно на высшем уровне, не касаться острых и болезненных тем вроде ЧФ или делимитации, сконцентрировавшись на более «продуктивных» направлениях, например, технического и научного сотрудничества. Говорят также, что россияне на вас так осерчали, что министр Лавров даже не хочет с вами встречаться.

— Как в прошлом, так и сейчас кое-кто пытается навешивать ярлыки — и на МИД, и на министра. Как в прошлом, так и сейчас эти ярлыки не отвечают действительности. Существует профессиональная дипломатическая деятельность, которая не всегда предполагает раскрытие всех нюансов ведения переговоров, отстаивания позиции государства. Проблемные вопросы, конечно, есть, и они всем известны — как делимитация морских просторов, пребывание Черноморского флота. Если просто не говорить на эти темы, это не будет означать, что они куда-то исчезли. Если мы не будем отстаивать свои национальные интересы, то как мы сможем их обеспечить? Кто-то же должен их отстаивать и обеспечивать. А принцип международного популизма не всегда срабатывает. И не всегда в конечном результате выигрывает государство, должностные лица которого занимаются подобным популизмом. Кто из внутриполитических мотивов, кто — из внешнеполитических, чтобы понравиться и сказать, что «есть bad guys, а я — good guy и, в отличие от плохих, могу решать вопросы». Но всем нужно помнить, что существуют национальные интересы государства. Разве соответствует им отход от нашей позиции, которую Украина занимала в вопросе Керченского пролива? Разве отвечает национальным интересам государства то, что сотни гектаров украинской территории, сотни объектов используются ЧФ незаконно, а местный бюджет Севастополя не получает должной арендной платы? Кто-то выбирает изюминку в двусторонних отношениях и считает: мол, я буду решать этот вопрос, поскольку его объективно можно решить, а кого-то другого будут обвинять в том, что он занимает чрезмерно жесткую позицию относительно наших партнеров. Это неправильно и неэтично для членов единой команды.

Что касается отношений с моим российским коллегой Сергеем Лавровым, то мы знаем друг друга более 25 лет. В 1981 мы почти одновременно приехали в Нью-Йорк: он — в миссию СССР при ООН, я — в миссию Украины. И на протяжении всех этих лет наши судьбы пересекались и географически, и профессионально. Мы всегда сохраняли хорошие отношения. В том числе и после назначения министрами иностранных дел. Кстати, совсем недавно, в середине лета, я инициировал свою поездку в Москву. Поскольку меня проинформировали о том, что уже готовы два документа — очень важные для сотен тысяч украинских и российских граждан. Это соглашение относительно механизма упрощенного пересечения границы жителями приграничных регионов, а также соглашение о реадмиссии (соглашение о возвращении, приеме и транзите лиц, которые незаконно пребывают на территориях Украины и РФ. — Т.С.). Но потом выяснилось, что меня дезориентировали — согласование было сделано с нашей стороны, а с российской еще продолжается. И тогда Сергей Лавров мне позвонил и сказал: «Я слышал, что ты хочешь приехать, давай договоримся о датах» (речь шла о лете). Я поблагодарил и сообщил, что меня дезориентировали, что я хотел приехать, дабы закрыть два конкретных вопроса, а не просто встретиться (в этом проблем никаких нет). И я предложил: «Давай ускорим процесс вашего внутреннего согласования, сделай, пожалуйста, что от тебя зависит, и я готов приехать и закрыть эти два вопроса».

— Насколько мы помним, еще несколько месяцев назад возникла идея создания межгосударственной комиссии Ющенко—Путин. Но до сих пор эта комиссия не работает, как, впрочем, и ее секретариат, возглавляемый Петром Порошенко и Сергеем Ивановым. Что делается в этом направлении?

— Принципиальное решение по этому поводу, зафиксированное документально, президенты приняли на встрече 8 мая. Были даны поручения секретарям Советов безопасности разработать механизм взаимодействия. И они занимаются этим вопросом. МИД в рамках межведомственного взаимодействия подало свои предложения относительно реализации этой идеи, которые были учтены. В этой комиссии предполагается создание нескольких подкомитетов, в том числе и международного сотрудничества, который должны возглавить министры иностранных дел. Был разработан проект Регламента работы комиссии, который был направлен на рассмотрение российской стороне в июне. Так что динамика процесса есть, вопрос в том, что пока нет конечного результата.

— А что с Планом действий Украина—Россия на 2005 г. или, как теперь модно говорить, «дорожной картой»? Что это за план? Он уже существует, выполняется или только разрабатывается?

— Этот План был подготовлен во исполнение принципиального решения президентов после их встречи в марте. Затем 8 мая главы государств обсуждали эту «дорожную карту» и, в принципе, согласовали ее основные элементы. Но позднее на среднем уровне выяснилось, что в Российской Федерации ставят под сомнение сам факт достижения президентами этих договоренностей по конкретным принципиальным вопросам. Тем самым затормозился процесс окончательного согласования этого Плана. Но это не означает, что он не действует. Продолжается работа по его ключевым элементам — это и переговоры по делимитации морских просторов, и по соглашению о реадмиссии. Так что отсутствие формально утвержденного плана не означает, что нет и работы.