Женщина, которой не все равно

Иногда я очень благодарна судьбе за свою профессию - за встречи с некоторыми людьми и счастье бесконечно им удивляться. Сейчас был именно такой случай. На этот раз на Фроловскую, 9/11 меня привело любопытство - я не могла не познакомиться с Оксаной Сухоруковой, исполнительным директором Благотворительной организации "БФ "Свои", однажды добровольно взвалившей на свои плечи всю непростую бухгалтерию центра для переселенцев и тянущей ее по сей день. Женщиной, о которой впечатлившая меня ранее Леся Литвинова сказала: "Она действительно сумасшедшая, по-хорошему".

"Знаете, а ведь когда-то давно я считала, что волонтеры - это какие-то малахольные люди, которые подбирают собачек и моют крылья лебедям. Как будто им больше нечем заняться в жизни. Мне стало неловко, когда меня впервые так назвали. Нет у нас культуры волонтерства", - говорит Оксана. А я думаю: жаль, что наше государство - не лебедь. Уже два года волонтеры моют ему крылья, а оно никак не взлетит…

Мы беседуем, сидя на ящике у приемного окошка, с которого нас часто сгоняет волонтер Витя - то ему нужен огнетушитель, то просто что-то посмотреть. "Я обеспечиваю безопасность", - парирует он упрек Оксаны. И мне почему-то кажется, что он и в самом деле обеспечивает безопасность, во всех смыслах. Помимо пожарной, еще и проверяет, не обижают ли "наших".

Ее действительно почему-то хочется защищать - такая она женственная, смешливая, стеснительная и чувствительная к чужой боли, что от этого сама кажется очень ранимой. Но на самом деле за видимой мягкостью - женщина с крепким характером и железной силой воли. Женщина, которой не все равно. Женщина, которая не сдается, потому что сдаться для нее означает предать…

- Оксана, кроме того, что вы родом из Дружковки и на ваших плечах вся сложная бухгалтерия Фроловской, я знаю о вас не так уж много. Не поделитесь ли своей жизненной историей?

- Окончила Краматорский экономико-гуманитарный институт. Мечтала стать ветеринаром, но не прошла по конкурсу. Случайно стала экономистом. В 2002 году перебралась в Донецк, а в 2004-м с сыном (сейчас ему -
22 года) переехала в Киев. В селе под Киевом построила дом.

- Моя подруга в 2004-м тоже перебралась из Макеевки в Киев. Говорила, что оставаться там ей было психологически и идейно тяжело. Вы тоже так чувствовали?

- Нет. У меня не было таких мыслей. Все, можно сказать, получилось случайно. Я просто искала новые возможности для профессионального роста - закончила курсы международной сертификации бухгалтеров, и мне было интересно внедрять полученные знания. Разместила в Интернете резюме, и первый звонок по нему оказался из Киева: "Можете завтра приехать к нам на собеседование? Станция метро "Нивки". Приехала, прошла пару собеседований и проработала там потом больше десяти лет.

В 2004-м я даже дважды ездила домой, чтобы проголосовать за Януковича…

- Почему?

- Мой сын был увешан оранжевыми ленточками с головы до ног. Мама была за Юлю, папа - за Ющенко. Я - против всех. У сына в школе начался конфликт. Обычный конфликт между мальчишками, но закончился он словами: "Донецкий выбл…док!" Одновременно с этим в мой почтовый ящик попала брошюрка: мол, Киев - для киевлян. Понаехавшие должны платить за проживание в нашем городе. С этих денег мы поднимем зарплаты учителям, врачам, инженерам…

И тогда я поехала домой. Голосовать за Януковича. Не за, а вопреки. Потом эта дурь прошла, и 10 лет я жила, не задумываясь, кто, где и откуда.

- На Майдан с друзьями пришли?

- Нет. С братом, сыном, мамой, невесткой. Евромайдан я не поддерживала. Пришла туда 1 декабря, после избиения студентов. И меня поразило огромное количество собравшихся тогда людей.

Делала, что могла…

Помню баррикады, бочки, девчонок с бутербродами, людей в строительных касках, бабульку с брусчаткой, метро, полное людей с вязанками дров в руках… Тогда это казалось страшно. Сейчас кажется, что это было так давно. И это было только начало…

19 января мальчишка из "Правого сектора" говорил: "Воля або смерть. Я до смерті готовий, а ви?"

Я была не готова. Совсем… Самые страшные дни - 18 и 19 февраля. Я не посмотрела ни одного фильма про Майдан, и, наверное, никогда не смогу. С тех пор моя жизнь делится на до и после…

После я увидела смерть, выучила "Пливе Кача", лишилась родины моего отца (Крым), на моей родине идет война, я потеряла многих родственников и некоторых друзей. Я потеряла "братский" народ и нашла свой, научилась гордиться своей страной. У меня появилось много новых друзей - людей сильных духом и с несгибаемой волей.

- А с Лесей Литвиновой вы встретились уже после Майдана. Знакомство с ней началось с какого-то склада?

- В апреле-мае 2014 года волонтеры занимались всем - и армией, и переселенцами. Сначала был Крым, потом Славянск, Краматорск. У каждого дома образовался склад. И тогда Арсений Финберг собрал волонтеров, чтобы мы познакомились и как-то скоординировали свою работу. Было предложено свезти на один склад все домашние запасы и оттуда распределять их централизованно. Вокруг Киева тогда было много поселений. Самопоселенцев немного, либо мы о них просто не знали, и ими никто не занимался.

Первый склад был метров на 40. Литвинова забила его доверху за сутки. Мы вылезли сначала в коридорчик, потом в холл и на улицу. Потом нам привезли 20 тонн воды "Боржоми", и через неделю мы поняли, что места слишком мало. Приехали на Фроловскую. Здесь тоже быстро все забилось, и пришлось расширяться. Уже не помню, кто привез первый контейнер. Обустроить территорию помогали киевские предприниматели. Затем появился второй, третий вагончик. Потом еще несколько мы выбили у "Київблагоустрою". Так и разрослись.

- Сколько людей начинали Фроловскую?

- Сложно сказать. На постоянной основе здесь находились Арсений Финберг, Леся Литвинова, Елена Лебедь и я. Были волонтеры, которые с самого начала приходили сюда ежедневно. Работали и уходили, без лишних слов. Например, Оксана Савчук вообще не разговаривала. Приходила, сортировала и выдавала вещи, уходила. Она была тут с первого дня и оставила нас совсем недавно.

Были люди, которые пришли немного позже. Среди них, кстати, очень много переселенцев, получавших здесь помощь. Одни приходили, желая отдать долг другим людям. Другие - потому что не могли сидеть дома и смотреть телевизор, понимая, что мир вокруг рушится. Как раз тогда была активная фаза. Людям хотелось чувствовать себя полезными и кому-то нужными, а не выброшенными из жизни за борт.

Учет волонтеров мы начали сравнительно недавно. Договоров с волонтерами подписано 79.

- Вы подписываете с ними договора? Я думала, все происходит по зову сердца.

- По зову сердца, конечно. Мы сюда никого не затаскиваем. Но есть контролирующие органы - налоговая, охрана труда и т.д., поэтому мы стараемся формализировать любые отношения.

- Но вы же не платите людям зарплату?

- Нет. Зарплату здесь никто не получает. Для этого и нужны волонтерские договора - как подтверждение, что люди здесь не работают, а волонтерят на безоплатной основе.

- У многих Фроловская ассоциируется с Лесей Литвиновой. Как получилось, что именно она стала лицом общей работы?

- Мне сложно сказать. В любой команде, наверное, есть лицо, ярко выраженный лидер.

- Вас и других координаторов это никогда не обижало?

- Нет. Мы же сюда не за пиаром пришли, а, как вы сами только что сказали, по зову сердца. Леся очень талантливый человек и замечательный организатор. И она очень хорошо пишет. Я, например, экономист. Мне ближе сухие цифры.

Кроме того, каждый из нас занимался еще каким-то делом: Лена работает завучем в школе, у Арсения - свой бизнес, я тоже работала. И Фроловской мы уделяли внимание в основном ночью, в свободное от работы время. Леся же отдавала ей все свое время - находилась тут безвылазно и больше общалась с людьми.

- Вы сказали "работала". Уже не работаете?

- Нет. У меня есть свой небольшой бизнес - бухгалтерский учет небольших предприятий. Но он, к сожалению, загибается и с каждым днем дает все меньше дохода. Это, конечно, сильно угнетает.

- С нового года Фроловская переформатируется. Какие изменения грядут?

- Мы отказались от выдачи одежды для взрослых. Больше ориентированы на совсем социально незащищенные слои населения. Жизнь становится сложнее, поэтому мы остановились на тех, кто действительно не может найти себе работу по объективным причинам - многодетные семьи, инвалиды 1 и 2 нерабочих групп, сироты, матери-одиночки. Приняли решение, что будем помогать им более качественно и весомо - не вещами, а, например, раз в месяц выдавать продукты, бытовую химию…

Программы "Детская площадка" и курсы украинского языка продолжают свою работу.

- Новые переселенцы сейчас появляются?

- В день мы принимаем 30–35 семей, из них человек пять - новые. Но идет вторичная миграция, когда люди вначале приехали, к примеру, в Харьков, а потом уже в Киев. Это трудно отследить.

- Вы как-то сказали, что, уезжая из Донецка 12 лет назад, основной целью ставили никогда туда не вернуться. А теперь хотите вернуться. Это правда? Зачем?

- Прожив в Киеве десять лет, уже не сможешь жить так, как жил до этого - в депрессивном регионе. В последние несколько лет я в Донецк даже в гости к друзьям и родственникам перестала ездить. Вытаскивала их к себе.

Я не думала, что все это ударит по мне так больно. Не думала, что будет так больно от того, что весь регион называют ватой, рассказывают, что все там сепары, все дурные, необразованные и невоспитанные. Я уверена, что это не так - я знаю этих людей. Люблю Донбасс, его людей, его традиции. Сама не знала, что так люблю. И хочу, чтобы он был не хуже других регионов Украины. Я знаю, что могу делать, на что способна, и уверена, что должна туда ехать, работать с людьми.

- А как же "для друзей - по понятиям, а для врагов - по закону"? Это искоренимо?

- К сожалению, сегодня так живет практически вся Украина.

- Как-то в переписке мы коснулись с вами темы ненависти. По моим ощущениям, сейчас многие путают ненависть, желание отомстить и необходимость не забывать причиненное зло. Кто-то считает, что ненависть - это потребность пробуждающегося народа. Я же считаю, что ненависть легко становится инструментом в нечистоплотных руках. Что вы думаете об этом?

- Не могу сказать, что меня захлестывает ненависть. Нам главное не забывать, что Россия - не друг, а такой же хищник, как все остальные вокруг, и живет только своими интересами. Никто и никогда не выйдет и не скажет: мы - за Украину, и готовы отдать за нее все. Ни Европа, ни Америка, ни уж тем более Россия. Нам нужно больше верить в себя, и не ждать, что кто-то придет и поможет - царь, гетман, внешнее управление. Мы должны себя любить, уважать и понимать, что живем в недружественной среде, что мы - приграничная территория на стыке двух идеологий, двух систем. И нам будет очень тяжело. Но надо верить в себя и самим менять страну. Пока каждый не ощутит, что мы живем в состоянии войны, и нельзя сидеть, сложа руки, не будет ничего. Мы должны менять свой менталитет. А не опять выбирать Вилкула, Добкина, Кернеса, Бойко и т.п.

- Кто-то голосовал за Януковича…

- В 2010-м я за него уже не голосовала.

- Что поменялось?

- Увиделось с другой стороны. Что может быть по-другому. Это настолько разные миры, что мне трудно объяснить. В Киеве все-таки всегда было больше прав и возможностей их отстоять, больше законности. Там люди живут в вакууме. Как начальник сказал, так и сделали. Совсем другой уклад жизни.

На Майдане для меня, например, стало открытием большое количество предпринимателей, работавших на себя либо ездивших на заработки в Европу. Их удивляло, что я хожу на работу с 9:00 до 18:00. И уж тем более им было сложно понять, что все детство я просыпалась под заводской гудок в 7 утра, когда на работу шел весь город - восемь крупных предприятий на 60 тыс. человек.

- Недавно вы написали: "Мир раскололся на тысячи мелких кусков…" Это особенно острая боль, когда друзья детства, хорошие в общем-то люди, вдруг оказываются по другую сторону баррикад. Видите ли вы пути сближения? С чего начинать? И возможно ли?

- Мне очень сложно ответить на этот вопрос. Я вообще не понимаю, что дальше.

Летом к нам приходил парень. Воевал под Мариуполем, под Волновахой. Был ранен. Приехал на дембель. Две недели просидел в депрессии: "Я не понимаю, за что воевал". Мы вытащили его на Фроловскую. Он пришел, посмотрел, сказал: "Я понял". И начал разговаривать. А две недели перед этим из него вообще нельзя было вытащить ни слова - просто сидел молча. Потом ему предложили вернуться в АТО. И он сказал: "Я поеду".

Начитавшись в Интернете, что солдатам нельзя говорить "Возвращайтесь живыми", а надо - "Возвращайтесь с победой", я четко выполнила указание. Тогда он спросил: "А что, по-твоему, победа? Как ты ее видишь?" И вот уже полгода я не могу найти для себя ответ на вопрос, что такое победа и как я ее вижу. Убить всех сепаратистов? Сравнять города с землей? Я не понимаю, потому что противостояние, к сожалению, там уже идет гражданское. Люди, у которых от войны погибли дети, внуки, мужья, жены… Я не понимаю, как вести с ними диалог.

- То есть вы считаете, что диалог невозможен?

- Не знаю. Это вопрос, который мучает меня постоянно. Я стараюсь разговаривать с людьми. Некоторые идут на диалог и пытаются разобраться. Многие говорят, что "нас уже достала эта война, мы хотим мира любой ценой, уже все равно под чьими флагами - американскими, российскими или украинскими. Лишь бы не стреляли". Но нельзя же отрицать и того, что там есть люди идейные. Причем не идиоты, и сами по себе не сволочи. У меня есть достаточно много таких знакомых. В начале противостояния они говорили, что не знают, как будут вымаливать прощения у Украины за то, что сделали. В частности, первые-вторые замы руководства горотделов милиции, когда самоустранились от происходившего. Были такие посылы.

Но через два месяца ситуация кардинально изменилась. И я с ужасом слушала их рассказы о том, как в Донецке работают коммунальные службы, какой у них порядок. Что они примут свой УК, откроют свои банки и т.д. и все будет хорошо. И что люди уже не хотят и не пойдут в Украину…

Мне сложно сказать, что там формируется. Все-таки я больше общаюсь с проукраински настроенными людьми, либо с теми, кто хочет, чтобы все скорее закончилось, все равно как. Общаться с агрессивно настроенными против Украины людьми нет ни сил, ни желания. Видимо, к такому диалогу я все-таки не готова.

- В одном из ваших последних постов на ФБ чувствуется усталость и разочарование. Процитирую: "Знал ли мальчик в далеком 2014-м, что отвоевывать волю придется не с оружием, а с мерзнущими детьми на руках в чиновничьих кабинетах; что враг не всегда четко определен; что вместо психологов к военным придет мент с дубинкой? Знал ли он, когда отстаивал единство страны, что политики и СМИ активно включатся в игру "ватники и бандеровцы"; что миллионы людей будут неприкаянными в своей стране; что патриоты будут сидеть в тюрьме, а общество будет делать вид, что их это не касается".

- Я писала о Кустанайской, 6. Ну на самом деле не только об этой конкретной ситуации, а вообще о том, что происходит. Есть огромная категория людей - переселенцы. По большому счету, обществу на них абсолютно наплевать. По крайней мере, большей части. Никто не возмутился, когда их лишили права голоса на выборах. Но ведь никто не знает, когда закончится война. Люди сюда приехали и являются полноценными членами местной общины - работают и платят налоги в местный бюджет.

Никто не говорит о том, что Закон об обеспечении прав и свобод ВПЛ, согласно которому переселенцам должно предоставляться жилье на шесть месяцев при условии оплаты коммунальных услуг, на что и направлено Постановление Кабмина 505 (пресловутые 884 грн), не выполняется. Жилье практически никому не предоставили. И каждый выживает, как может.

А из того жилья, которое КМДА предоставило 34 семьям на Кустанайской, 6, их сегодня вышвыривают на мороз с маленькими детьми и инвалидами. Отключили свет, отопление. Выживайте, если сможете. Замминистра юстиции Петухов предложил им поехать в Донецк. Там тепло, есть вода и свет. Он знает. У него там мама живет…

И все делают вид, что ничего не происходит. Это касается не только переселенцев, но и атошников, и тех, кто сегодня сидит в тюрьме. Все это не вызывает у общества неприятия. И от этого мне страшно и больно.

- Многие волонтеры, видя, что государство так и не заработало, чувствуют разочарование и уходят. Вас посещают такие мысли?

- Возможно, в этом есть и наша вина, что государство расслабилось и позволяет себе писать, что переселенцев надо вселить в помещения волонтеров других областей. Это же нонсенс. Есть закон - выполните его. Но он прописан так, что некому даже предъявить претензии за то, что он не работает.

Я убеждена, что волонтерство не может быть основным видом деятельности, не может быть смыслом жизни. Такой надрыв должен был быть первые полгода, а потом государство должно было сгруппироваться и сделать какие-то потуги.

Конечно, людей надо привлекать к общественно-полезным делам. Но волонтерская деятельность начинается с "давайте уберем свой двор, поможем животным или покрасим забор". Кто-то помогает больным детям, кто-то - переселенцам. Но это не должно занимать все время. Должна работать государственная система. Волонтер должен прийти к ребенку, чтобы подарить ему радость, не дать почувствовать себя заброшенным. Волонтеры не могут и не должны подменять собой государство. Как бы там ни было, но те 884 грн., которые получают энное количество из 1,6 млн ВПЛ, волонтеры не в состоянии выплачивать ежемесячно, как бы ни старались.

Как по мне, активисты должны все силы бросить на то, чтобы заставить государство работать.

- А как?

- Во-первых, мы должны доносить до людей, что государство все-таки можно заставить работать. Формировать у людей более активную жизненную позицию, чем сегодня. Петиции, коллективные обращения и акции протеста никто не отменял. Я не говорю о каких-то более активных формах противостояния. Не дай Бог, чтобы повторилось то, что случилось под ВР. Во-вторых, общественные активисты должны идти во власть. Но массово.

- В этом вы с Лесей Литвиновой расходитесь.

- Да. Один бывший народный депутат сказал мне: "Вы - белоручки. Вы понимаете, что политика - это грязь, и что как только вы туда попадете, с вас сразу спадет ореол святых. Но не запачкав рук, не войдя туда и не сломав систему изнутри, вы ничего не поменяете в стране".

- Есть прецеденты, когда люди вроде бы хотят и заходят, а потом с ними что-то происходит.

- Такие прецеденты можно пересчитать по пальцам. Мы каждый день сталкиваемся с государственной машиной. И я прекрасно понимаю, что чиновники не хотят сдавать своих позиций, не хотят уходить и будут зубами вгрызаться в то, что у них сегодня есть.

И все же нельзя сказать, что ничего не меняется.

- Ну а вы собираетесь запачкать руки и пойти во власть?

- Наверное, пока не готова. Недостаточно уверена в своих силах, не готова к тому, чтобы весь поток ненависти и неприятия людей во власти вылился на меня. Советы давать легче.

- А предлагали?

- Да. В разные партии и структуры.

- Ну а чего хочется? О чем мечтаете?

- Наверное, как каждый украинец сегодня, мечтаю о мире. Но, опять-таки, я не понимаю, какой должна быть победа. Мне хочется, чтобы люди с большим пониманием и уважением относились друг к другу. Меня пугают сегодняшние тенденции, когда начинают делить по территориальному или этническому принципам. Пишут: "Кому вы помогаете? Сепарам? Пишу "донецк" и "луганск" с маленькой буквы, говоря о них, как о рассаднике зла, убивающем наших парней и девчонок. И с Большой буквы я пишу людей, которые этого заслуживают. И Донецк, и Луганск я напишу тогда, когда они это заслужат…"

Знаете, у меня есть две категории друзей. Одни представляют меня так: "Оксана. Из Донецка, но нормальная". Другие: "Наша, но слегка с придурью. Хотя в целом нормальная". И те, и другие делают это из лучших побуждений. Что бы, не дай Бог, меня не обидели.

А я стою и думаю: все свое детство на всех праздниках я была в украинском национальном костюме. Он был такой красивый, что мне завидовали все подружки. Мой сын учился в украинском классе, и это был наш осознанный выбор. Вся документация у меня на работе, даже внутренняя, всегда была на украинском языке, и это была моя позиция, которую никто никогда не оспаривал. Так было в Дружковке, а потом в Киеве. Всегда считала себя украинкой. Иных мыслей не было никогда. Почему я должна это доказывать сейчас? Почему меня все время пытаются поставить в позу оправдывающегося?

Наверное, нужно ехать и пропагандировать мир и на Восток, и на Запад. Но сегодня я не чувствую в себе сил подать руку людям, которые находятся по другую сторону баррикад. Вообще заговорить. Так что…

Я хочу, чтобы не было войны, но уже не понимаю, что такое мир, возможен ли он, и что означает победа...

- Леся Литвинова как-то давно написала на своей странице в ФБ: "Я с ужасом жду того дня, когда Оксана Сухорукова, которой не все равно, скажет: "Я сдаюсь. Я больше так не могу".

- Надеюсь, до этого не дойдет. Потому что сдаться - это предать. Предать тех, кто погиб, и тех, кто поверил. Потому что тогда жизнь потеряет смысл. Свою красоту и привлекательность. И останется только боль и презрение к себе. Потому что тогда это буду уже не я. Я боюсь сломаться.