Презумпция человечности

"О чем бы ни писал журналист - он пишет о себе". Эта истина нашего цеха действует в любые времена и для любых общественных формаций. Ведь, знакомясь с журналистским творчеством, читатель дает оценку компетентности или поверхностности автора, его умению аргументировать свою позицию, анализировать факты и события. В то же время он не терпит менторства и категоричности. Зато уважает искренность и объективность, любознательность и неравнодушие. Без таких профессиональных черт взять читателя "за живое" просто невозможно. Не расплескать эту воду живую журналистики в лихорадке будней - самое сложное для газетчика.

Итак, что в таком случае написал "о себе" почти за шестьдесят лет сладкой каторги (как иногда называют коллеги нашу работу) журналист Владимир Стадниченко? Десятки книг, более тысячи статей. Если сложить эти пазлы воедино - получится четко проработанный до мельчайшей черточки портрет нашего юбиляра. И тогда "золотые эполеты" - как-вот Шевченковская премия, премии имени Григория Сковороды, Ивана Франко, многочисленные отличия творческих союзов и общественных организаций - будут восприниматься как справедливая дань его вкладу в отечественную журналистику.

Поражает простор круга интересов Стадниченко: экология и философия, история и религия, персоналистика и эссеистика. Однако средоточием его творчества всегда является Человек.

Скажем, пишет он о угрозах для щедрой природе устья Дуная или о роскошном мире национальных заповедников Кении - он все равно пишет о людях и для людей. Предостерегает: давайте не пилить сук, на котором сидим - и природа нам воздаст. Давайте не считать, что все в этом мире создано для удовлетворения наших потребностей, стремиться найти свое место в гармонии окружающей среды. Иначе мир, а следовательно и мы сами, можем подвергнуться большей беде, чем от всех смерчей, тайфунов, цунами и торнадо вместе взятых.

Все соревнования автора за охрану природы начинаются и заканчиваются утверждением экологии души. Так, человек - венец природы. Но есть еще корни, ствол, ветви и листья. Выньте из этой цепи любое звено - и возникнет угроза существованию всего Дерева Жизни.

В попытках достучаться до сердец и умов своих читателей.Стадниченко не ограничивается россыпями фактов, комментариев экспертов, аналитиков. Он тяжело и упорно работает над словом, выискивая ключики, открывающих двери к восприятию читателем его размышлений и стремлений. Как тут не вспомнить слова одного из его любимых поэтов XVII века Ивана Величковского:

руду писання не зможе пізнати

Той, хто не знає, як треба писати.

Думає, легке і просте це діло:

Пишуть три пальці,

А все болить тіло.

Мало кто из нынешних журналистов придает такого значения работе со словом, пренебрегая его ролью в нашем профессиональном инструментарии. А жаль...

И все же в большом арсенале тем и персоналий, описанных Стадниченком-публицистом, есть главная, она же и любимая - Григорий Сковорода, наш перворазум. Именно ему Владимир Яковлевич посвятил несколько книг исследований жизни и творчества странствующего философа и поэта. Отмечу, что свои разведки Стадниченко осуществлял не только в тиши библиотек и архивов, а пройдя тысячи верст сковородынивскими тропами в Украине и далеко за ее пределами. Одна из книг этого цикла так и называется - "Иду за Сковородой". Хотя, отдавая должное скромности автора, думаю, ее следовало бы назвать "Веду за Сковородой". Ведь нескольким поколениям украинцев Григорий Саввич знаком, увы, только с толики страниц школьного учебника по литературе и одним-двумя стихами из "Сада божественных песен". Этого явно не достаточно, чтобы постичь величие фигуры Сковороды, понять, почему с таким душевным трепетом "списывал Сковороду" юный Тарас Шевченко. Поэтому очень важно, что проводником в жизнеописании нашего перворозуму стал именно такой мудрый и неравнодушный литератор, как Владимир Стадниченко.

Автор этих строк имел счастливую возможность знакомиться не только со сковородыновским творчеством юбиляра, но и наблюдать его творческий процесс во время совместного пребывания на малой родине Сковороды в Чернухах, Коврае, Переяславе, венгерских Токаи и Мишкольце. Скажу откровенно: меня удивляло, а иногда и раздражало, как настойчиво Владимир Яковлевич задавал одинаковые вопросы профессору филологии, музейщику, библиотекарю, историку, школьному учителю. К тому же я был уверен, что сам Стадниченко, как говорится, "сидит в материале" гораздо глубже своих собеседников. И только прочитав написанное им впоследствии, угадывал знакомые зернышка из тех разговоров, бережно собранные автором в щедрый исследовательский урожай.

Не лишне отметить, что, не довольствуясь ролью только биографа и летописца Григория Сковороды, Стадниченко инициирует проведение научных конференций, художественных выставок и пленэров, конкурсов и фестивалей, посвященных творчеству нашего великого земляка, активно поддерживает мероприятия, осуществляемые его многочисленными коллегами-сковородыновцами, возвращает живого, а не зарегламентованого дидактами, Сковороду нашим современникам.

Свой славный юбилей Владимир Яковлевич отметил лучшим подарком - новой книгой "Учитель жизни. Сковорода как лозунг времени".

Что можно пожелать носителю такого солидного возраста? Помню, во время очередного приступа болезни Владимир Яковлевич показал друзьям распечатку стихотворения чешского поэта Франтишека Грубина. Нам тогда легли на душу строки:

Я безліч планів переллю

На завтра - їм те не запізно.

Труна моя шумить в гаю

І вітами гойдає гнізда.

Пусть же это ваше дерево, уважаемый юбиляр, воспитает еще много поколений птенцов!