Часовая бомба в зоне отчуждения, или Чем опасен пункт захоронения радиоактивных отходов «Подлесный»

Речь пойдет об актуальных и по сей день последствиях аварии на Чернобыльской АЭС в 1986 году.

Над 4-м энергоблоком надвинули «арку», или «Новый безопасный конфайнмент. 1-я очередь» (далее — НБК). Пафосно «надвинули». К заданной дате, несмотря на то, что плановые работы внутри «арки» не были завершены, и потом персонал был вынужден продолжать работы уже в непосредственной близости с 4-м энергоблоком, под дозовыми нагрузками. Но к тому времени сроки выполнения работ выросли в разы, как и их стоимость, а также «усталость» международных доноров. И хотя общественность «арка» успокоила, поводы для тревог, по крайней мере в экспертной среде, остались.

На момент аварии в 4-м энергоблоке полная масса загруженного в активную зону ядерного топлива составляла 190,2 тонны, большая часть которого представляла собой кассеты первой загрузки с выгоранием 11–15 МВт∙сут/кг урана. Масса урана в каждой кассете составляет 0,1147 тонны.

Сейчас топливо в объекте «Укрытие» находится в виде следующих модификаций:

• фрагменты активной зоны, большая часть которых, как предполагают, выброшена при взрыве на верхние этажи блока;
• застывшие лавообразные топливосодержащие материалы (ЛТСМ), которые образовались во время активной стадии аварии (26 апреля — 6 мая 1986 года) при высокотемпературном взаимодействии топлива с конструкциями блока и распространились по подреакторным помещениям;
• в 1990 году было обнаружено, что в воде, находящейся в ряде нижних помещений объекта, содержатся растворенные формы урана, плутония, америция.

По крайне консервативной оценке экспертов, в настоящее время в помещениях объекта «Укрытие» обнаружено не более 125 тонн топлива из разрушенного реактора, 5,5 тонн свежего и около 15 тонн облученного. Как видим, значительное количество топлива еще не обнаружено.

В течение всей активной стадии Чернобыльской аварии основная часть радионуклидов выбрасывалась из активной зоны разрушенного реактора в составе частиц, содержащих диспергированное топливо.

В установившемся процессе образования лавы (Т около 2000°С) летучие вещества — галогены, щелочные металлы, группа теллура — могли выходить из топлива независимо.

По другим данным, количество высокоактивного материала, который солдатики-смертники собирали лопатами на крыше машинного зала и сбрасывали вниз, имело весьма значительный объем. Не секрет, что дистанционно управляемые роботы, копии которых сегодня можно увидеть в музее в Чернобыле, а оригиналы, которые невозможно дезактивировать, — на пункте захоронения радиоактивных отходов (ПЗРО) «Буряковка», выходили из строя от запредельного уровня радиации. И это было не внутри взорвавшегося реактора, а на прилегающих крышах и территории.

Вблизи 4-го энергоблока было организовано несколько могильников. Могильник с самыми радиоактивными веществами занимал площадь в 5,4 га, назывался «Северный» и в дальнейшем не мог там оставаться. Было принято решение о строительстве ПЗРО «Подлесный» (поверхностного типа) и ПЗРО «Буряковка» (траншейного типа). Ни о каких защищенных капитальных объектах речь тогда не шла. Работы выполнялись силами личного состава в/ч 61753. Вблизи ЧАЭС могильник «Северный» был ликвидирован, а его содержимое перевезено на ПЗРО «Подлесный» (см. рис.) и ПЗРО «Буряковка».

По ПЗРО «Подлесный» (см. документ 1) остаются актуальными на сегодняшний день следующие проблемы:

• проект хранилища не соответствует международным требованиям и рекомендациям по долговременному хранению таких отходов;
• согласно имеющимся данным, в модуль А-1 было загружено 2650 куб. м твердых высокоактивных отходов, в модуль Б-1 — около 1310 куб. м (частично в контейнерах). Кроме того, в каждый модуль поверх бетона было залито около 650 куб. м «грязной» смеси песка и гравия при почасовой дозе около 100 мкЗв/ч;
• с учетом смеси бетона, песка и гравия, а также покрытых радиоактивных отходов общий объем радиоактивного материала ПЗРО «Подлесный» составляет почти 11 000 куб. м;
• данные о радиационных характеристиках отходов в ПЗРО «Подлесный» являются неопределенными, поскольку отсутствуют какие-либо детальные сведения о методах, использовавшихся для получения оценок. Самая реалистичная оценка, основанная на результатах исследования, указывает на 2,6·10¹⁵ Бк;
• отсутствует полная информация о состоянии радиоактивных отходов и конструкции хранилища;
• не приняты решения о дальнейших работах по обеспечению безопасности хранения таких отходов;
• фактически отсутствует активное и пассивное оборудование системы физической защиты объекта, которое числится по документам.

В рамках оказания так называемой международной технической помощи зарубежными специалистами уже проводились работы по поиску остатков послеаварийного ядерного топлива. В отчетах черным по белому написано, что в ПЗРО «Подлесный» находятся лавообразные материалы, аналогичные тем, что остались внутри 4-го энергоблока в результате аварии. И для определения их количества и состояния (наличия или отсутствия реакций деления ядерных материалов, температуры и т.д.) необходимо проводить инвазивные исследования.

Ни один проект «международной технической помощи» в области радиоактивных отходов в Украине иностранцы сами не осуществляют. Иностранные компании получают средства от Еврокомиссии, и после этого они нанимают исполнителей, в том числе и среди сотрудников предприятий в зоне отчуждения. И двоих таких сотрудников, проводивших исследование «Подлесного», мне удалось установить. Позже они стали главными идеологами и исполнителями при проведении инвазивного обследования. На волонтерских началах была собрана группа специалистов из разных предприятий зоны отчуждения, в том числе от ЧАЭС — бригада бурильщиков, выполнявшая работы на объекте «Укрытие», если проще, сверлившая бетон, чтобы получить доступ внутрь помещений 4-го энергоблока. Это были специалисты с опытом во многие десятилетия, которые, увидев искренний энтузиазм в вопросе поиска послеаварийного ядерного топлива за пределами ЧАЭС, стали моими преданными союзниками. Они разработали Программу исследований, подписали огромную кучу регламентирующих инструкций и прочих документов. Мы даже нашли небюджетные деньги на покрытие расходов на материалы (буры и т.д.). Но Госинспекция ядерного регулирования наотрез отказывалась даже рассматривать наш пакет документов. Не буду перечислять, сколько раз обивал пороги этого ведомства. И однажды как-то привел там такое сравнение: представьте, что у вас на заднем дворе дома свалили нечистоты и прочую отраву. И прикрыли газетками да присыпали песочком…

И в этот раз помогли специалисты из МАГАТЭ. Во время одного из формальных визитов я попросил о встрече с функционерами МАГАТЭ, курирующими Чернобыльскую зону отчуждения (ЧЗО), без протокола. На встрече были представлены как исторические документы, так и результаты исследований за средства Еврокомиссии, а также наши предложения по технологии дальнейшего обследования «Подлесного». Все эти аргументы, настойчивость и энтузиазм нашей стороны дали положительный результат. Мы получили гарантию поддержки со стороны сильного и авторитетного партнера. Да, особенно чувствительным был вопрос выполнения Украиной обязательств по учету ядерных материалов. Мы обсудили и это. Наш аргумент: именно для выполнения этой нормы мы проводим эти исследования. Мне задали еще два вопроса. Во-первых, почему ранее никто из Украины не поднимал эту тему? Во-вторых, что мы будем делать после получения результатов обследования? Я ушел от прямого ответа на первый вопрос, пусть это останется за тем столом переговоров в Вене, а вот ответ на второй вопрос заслуживает внимания. По тону разговора после изучения всех материалов, а на встрече были как административные руководители, так и технические эксперты МАГАТЭ, было понятно, что в подтверждении наличия ядерных материалов в «Подлесном» никто не сомневается. И всех интересовали ответы на вопрос, сколько их там, каковы их масса, состав, активность.

В Европе захоронение ядерных материалов допускается только в глубоких геологических формациях в специальных геологических хранилищах. Но таких в Европе нет ни одного. И все страны вынуждены долгосрочно хранить ядерные материалы в специальных условиях в специальных хранилищах. О том, как чиновники в Украине вяло создают видимость того, что занимаются будущим проектом такого хранилища, — тема отдельной статьи. Но, по моему убеждению, такого объекта в Украине не будет никогда. Чтобы понять масштабы и необходимый бюджет, достаточно один раз побывать в экспериментальной лаборатории такого геологического хранилища во Франции, которая дальше всех продвинулась в этом вопросе. И понятно, почему: все-таки 56 действующих энергоблоков…

На переговорах такого уровня, как в МАГАТЭ, приходится особенно тщательно подбирать слова и взвешивать каждую мысль. Но я решился и сказал буквально следующее: всем миром, в том числе и деньгами Украины, строили Новый безопасный конфайнмент (по-простому, арку), потратили более 2 млрд евро, чтобы накрыть скрытые под многометровым слоем бетона расплавленные графит и ядерное топливо 4-го энергоблока. И решили: если всем и везде повторять, что большая часть топлива никуда не делась, а находится внутри взорвавшегося реактора, то это топливо каким-то чудом само там материализуется. Вначале нужно максимально точно узнать, в каком количестве и какой активности ядерные материалы находятся в «Подлесном», затем мы должны обеспечить физическую защиту объекта (там нет даже целого ограждения, скважины наблюдения за грунтовыми водами требуют реконструкции, а до реки Припять мене 300 метров) в соответствии с требованиями как к ядерной установке, и ввести охрану объекта силами Нацгвардии, как это сделано на ЧАЭС. И затем со всеми полученными материалами и выводами провести встречу в МАГАТЭ, где совместно принять решение о дальнейшем обращении с этим объектом.

После этой встречи в МАГАТЭ Госинспекция ядерного регулирования согласовала Программу исследований (не сразу, конечно, а с десятками замечаний). Но нам разрешили работать только с блоком А-1. По историческим данным, туда свозили сыпучие, то есть не контейнированные отходы с могильника «Северный» (см. документы 2, 3), а вот сами контейнеры с высокоактивным содержимым (25 из них, судя по данным в историческом документе, имели активность от 300 до 500 Р/ч, 16 — от 500 до 800 Р/ч и 8 контейнеров — более 800 Р/ч) — в модуль Б-1, к которому нам запретили даже подходить.

Не буду утомлять подробностями, как проходили исследования и сколько это заняло времени, поскольку люди работали по так называемым дозиметрическим нарядам, то есть в условиях возможного получения повышенной дозы радиоактивного облучения. Были соблюдены все нормы радиационной безопасности, использованы средства индивидуальной защиты, сеансы работы были тщательно рассчитаны, контролировался аэрозоль над местом проведения работ, керны размещались на хранение в отдельном от персонала помещении и т.д. Для желающих ознакомиться со всеми деталями исследований как наших коллег из-за рубежа, так и сводной команды ЧЗО, я готов предоставить копии отчетов. Там есть и фотографии актуального состояния объекта, и керны, и лавообразный материал, и датчики нейтронов, и расчеты. Все это наталкивает на одну метафору: нечистоты, накрытые газеткой и присыпанные песочком… Отчет с предложениями мы направили в Госинспекцию ядерного регулирования Украины, Госагентство по управлению зоной отчуждения, Минприроды, МАГАТЭ и СБУ. Это было три года назад. С тех пор к объекту никто не прикасался.

Так что же все-таки не так с проводимой уже третий год государственной экологической политикой? Может, это мы, обычные граждане Украины, слишком много хотим, например, чистой воды из крана, организованного обращения с бытовыми отходами, эффективных мероприятий по уменьшению выбросов СО₂ в атмосферу, гарантий безопасности со стороны Чернобыльской зоны отчуждения, и чтобы «мирный атом» так и оставался мирным? Думаю, дело в другом.

Больше статей Андрея Бургомистренко читайте по ссылке.