Первый тур президентских выборов во Франции шокировал своими результатами не только французов, но и весь мыслящий мир. Нынешний президент Жак Ширак набрал всего 19,88 процента голосов, на второе место вышел лидер ультраправых Жан-Мари Ле Пен с 16,86%. Премьер-министр Лионель Жоспен, которому социологические опросы уверенно прочили если не президентство, то участие во втором туре, выбыл из соревнования, набрав всего 16,18%.
Ощущение полного шока, растерянности, недоумения, горечи… Всплеск эмоций, врывающихся с экранов телевизоров и радиостанций в казалось бы упорядоченную французскую жизнь, свидетельствовал, что Франция была не готова узнать о себе правду.
Ту правду, что каждый пятый, проголосовавший за ультраправых в первом туре президентских выборов, либо склонен к ксенофобии, либо насмерть перепуган всякого рода реальными и преувеличенными угрозами. Ту правду, что политические лидеры так называемых традиционных правых и левых партий на самом деле совсем не знают свой народ, иначе бы избирательные кампании были построены совсем на других лозунгах.
«В первом туре мы выбираем, а во втором — отсекаем наименее приятного для нас кандидата», — эта фраза очень часто звучала во время избирательной кампании. Слишком часто, как оказалось. Рекордное количество кандидатов — 16 претендентов на президентское кресло — растащили между собой голоса левого и правого умеренного электората, играя на оттенках и нюансах программ.
Шесть ультралевых, два эколога, социалисты, правые республиканцы, три центриста, два либерала… Франция уверовала в иллюзию, что у нее есть возможность выбирать по зову сердца. Однако отрезвляющая правда избирательной стратегии всегда одна: если хочешь не проиграть, голосовать стоит за того кандидата, который выбьет наименее приемлемого для вас кандидата.
«Мы должны выиграть третий тур»
Лидер Партии зеленых, бывший журналист Ноель Мамер, уже через час после объявления результатов первого тура призвал «все политически здоровые силы Франции объединиться и не пустить к власти Ле Пена — кандидата, который предлагает ксенофобию как единственную перспективу для страны». Коммунисты оказались вынужденными агитировать за Ширака, социалисты оказались вынужденными агитировать за Ширака — послевоенная Франция ни разу не видела подобных политических комбинаций. «Мы должны выиграть третий тур», — заявил тот же Ноель Мамер, имея в виду парламентские выборы, которые состоятся 6 июня сего года.
«Ширак, я ненавижу тебя, но я за тебя проголосую», — с такими плакатами вышли на улицы Парижа студенты и рабочая молодежь. В чем-то атмосфера напоминает российские выборы, когда даже Алла Пугачева публично призывала поддержать Бориса Ельцина, голосуя против коммуниста Геннадия Зюганова. Впрочем, зачем далеко ходить? Второй тур украинских президентских выборов 1999 года тоже был воспринят многими как необходимость выбрать между холерой и чумой.
Левые мобилизуются, обсуждают возможность выдвижения единого кандидата в округах на парламентских выборах. Группа поддержки Ширака со своей стороны призывает правых объединиться в более крупную партию с президентом во главе…
Демонстрации протеста проходят в крупных городах каждый день. В основном в них участвует молодежь, часто — ученики лицеев и колледжей, которые еще не имеют права голосовать. На 1 Мая запланировано сразу две массовые демонстрации. Те, кто против Ле Пена, надеются собрать на улицах несколько миллионов под знаменами Дня защиты демократии, сам Ле Пен, в память о Жанне д’Арк, собирает сторонников «независимой от Евросоюза Франции».
Ультралевые рвутся на баррикады, ультраправые продумывают контрнаступление, правые в лице бывшего премьер-министра Эдуара Балладюра призывают к мудрости и взвешенности.
Жак Ширак, похоже, обречен на победу. Но на какую победу? Результаты первого тура показали, что 80% французов либо не поддерживают нынешнего президента, либо не настолько в нем уверены, чтобы посчитать необходимым потратить пару часов солнечного воскресного дня, чтобы опустить за него бюллетень в урну.
Лионель Жоспен красиво ушел в отставку. «Я полностью беру на себя ответственность за это поражение», — заявил он, уходя. В самом деле, еще ни разу с послевоенных времен социалисты не имели такого низкого рейтинга по результатам первого тура.
И тут действительно есть о чем задуматься, ибо экономические результаты пребывания Лионеля Жоспена на посту премьера явно позитивны. Переход на 35-часовую рабочую неделю, снижение безработицы, оживление сектора среднего бизнеса, а также реформа семьи, упрощение налоговой системы — все эти результаты явно облегчили жизнь многим французам. Но…
Внешний стиль оказался важнее результата. «Его речь слишком технократична, слишком суха, — признаются французы в многочисленных «уличных» интервью. — Его есть за что уважать, но он не вызывает чисто человеческой симпатии». Тем не менее, за несколько дней после выборов социалистическая партия Франции пополнилась сотнями новых членов — в основном за счет студентов.
Правда, и Национальный фронт после невиданного успеха — выхода во второй тур впервые за всю свою историю — бодро пополняет свои ряды. Политическая ситуация поляризируется. Франция нервно всматривается в себя, пытаясь понять: что в ней происходит?
Народ против системы?
Вот уже двадцать лет кряду Жан-Мари Ле Пен уверенно наращивает свой рейтинг. Медленно, но верно: по парочке процентов к новым национальным или местным выборам.
Этот фактор явно недооценили так называемые традиционные партии. И левые, и правые предпочли принципиально бойкотировать ультранационалиста, не пытаясь понять, почему все больше французов — и каких именно французов — вливаются в его ряды.
Теперь все дружно обвиняют социологов. И что не работали как следует в глубинке, а упростили себе задачу, ограничась опросами в больших городах. Что убаюкали народ заверениями, что во второй тур «безальтернативно» выйдут правый президент и левый премьер-министр. Вот народ и расслабился — 28% проигнорировали плебисцит.
На самом деле, не стоит приуменьшать роль очевидной истины: тогда как политический класс при власти разбирался со своими внутренними личностными и организационными проблемами, делил портфели и уличал противников в мздоимстве, эмиссары Ле Пена методично работали с людьми. И левые, и правые ограничились дьяволизацией опасного противника, не уделив должного времени реальному анализу его методов.
«Я обращаюсь ко всем неудачникам, ко всем разорившимся из-за глобализации экономики мелким коммерсантам, ко всем рабочим, не сводящим в конце месяца концы с концами, ко всем уволенным и безработным, к маленьким людям…» — так начал свою речь Ле Пен, узнав, что вышел во второй тур.
Известно, что за лидера Национального фронта проголосовало 30% всех безработных Франции. Это — классический электорат коммунистов, который французская Компартия не сумела сохранить.
Кстати, как показали выборы, Компартия потеряла больше всех. Впервые за всю послевоенную историю она не набрала и пяти процентов голосов, необходимых для возвращения избирательных затрат. «Пребывая при власти вместе с социалистами, мы слишком растворились в них», — считает генеральный секретарь КПФ Робер Ю. Но существует и другой аспект проблемы: явное отчуждение политических лидеров от тех слоев населения, которые они вроде бы представляют.
Французы боятся. Боятся разрастающегося конфликта между западной и исламской цивилизациями, символом которой стали события 11 сентября в Америке: ислам является второй по распространенности религией в этой стране. Боятся войны на Ближнем Востоке, ибо пять миллионов французов арабского происхождения и 600 000 — европейского. Боятся агрессивных безработных, которые ютятся в пригородах больших городов: безусловно, проблема молодежной преступности существует в Нью-Йорке и Днепропетровске, в Токио и Аддис-Абебе. Но от осознания глобального размаха проблемы не становится легче жить.
Французская глубинка оказалась не готовой так быстро стать прежде всего европейцами, а уже потом только — французами. Сторонники национальной идеи, культуры, даже валюты, которая больше не существует, видят в Ле Пене защитника общих с ними ценностей — это уже подтвердили социологи, наконец отправившиеся в забытые Богом села.
Ле Пен никогда не был при власти, и ему проще, чем кому бы то ни было комментировать чужие результаты. Его идеи просты до примитивизма и не реализуемы в принципе. Но, оказалось, не так много людей способны это понять.
Будучи убежденным противником Евросоюза, Жан-Мари Ле Пен прекрасно владеет европейской лексикой, блестяще жонглирует словами, которые у всех на слуху, ловко манипулирует чужими цитатами. «Я — сын народа и готов возглавить народ в борьбе против системы, потерявшей всякий человеческий облик», — заявляет он сейчас, накануне второго тура. Ле Пен богат, высокомерен до абсолютной степени снобизма, брезглив ко всем, кто отличается от него цветом кожи или ощущением Родины. Но народ действительно устал от «системы». То количество голосов, которое было отдано новым кандидатам, «ни правым, ни левым», как Жан Сен-Жос, лидер движения «Рыбалка, охота, природа», говорит о том, что классическая французская политика себя во многом исчерпала. Нужны свежая кровь, новые идеи.
Правда, Ле Пен вот уже два десятка лет не сообщает ничего нового: источник проблем с преступностью — иммиграция, нужно упразднить помощь многодетным нефранцузским семьям и закрыть границы… Программа стара, но он чутко уловил назревшую потребность в «третьем пути». «Я в социальных вопросах согласен с левыми, в экономических — с правыми, а в национальных вопросах я с французами» — этот лозунг стал лейтмотивом его избирательной кампании.
В общеевропейском контексте популярность Ле Пена выглядит подтверждением тенденции на фоне успеха Влаамс Блока в Бельгии, Берлускони в Италии, ультраправых в Германии и Португалии. Но все же Франция оказалась явно обескураженной собственными политическими симпатиями. Насколько «эффект электрошока» отрезвил противников французских ультраправых, покажут уже не президентские, а парламентские выборы в июне 2002 года.